Последний рассвет одиночества - Людмила Ситникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что за шум, а драки нет?
Увидев Виктора, Марина взвизгнула и пулей бросилась обратно в спальню.
— Предупреждать надо, что в доме посторонние, — закричала она, — ненавижу, когда меня видят в пижаме.
Людмила обратилась к матери:
— Мам, идите спать, завтра обо всем поговорим. Папуль, где раскладушка?
— Э-э… на балконе, сейчас принесу.
Проводив Виктора в маленькую комнату, Алимова запричитала:
— Мне конец! Это из-за тебя. Если бы ты не валял дурака, а поехал домой, мне бы удалось избежать множества ненужных вопросов.
— А в чем проблема, Мил? Ну подумаешь, пустили на ночлег человека, я же не преступник.
Михаил Иванович прошел в комнату и, сгорая от смущения, прислонил к стене раскладушку.
— Гм… вот, принес. Мать сказала, постельное белье в шкафу. Спокойной ночи.
Как только он вышел, Людмила закатила глаза:
— Папа в шоке. Давненько я не видела его таким растерянным.
— Все путем, Милка, не паникуй. Ой, как спать хочется, глаза слипаются.
* * *Утром Людмила открыла глаза и посмотрела на настенные часы. Девять утра.
В следующую секунду она вспомнила вчерашнюю презентацию. Дрожь прошла по телу.
— Виктор!
Вскочив с кровати, она накинула на плечи халат и выбежала из спальни.
В коридоре Алимова остановилась. Из кухни доносились радостные возгласы матери и бас Леонтьева.
Ожидая самого худшего, Люда, глубоко вздохнув, приготовилась к пламенной — скорее всего гневной — речи Валентины Федоровны.
Виктор сделал маленький глоток из фарфоровой чашки, кивнул:
— А вот и Милка. С добрым утром!
Валентина Федоровна сияла. Михаил Иванович, сидевший за столом по непонятным причинам в любимом костюме, погрозил дочери пальцем. А Маринка, откусив кусочек шоколадной вафли, подмигнула сестре:
— Людок, на нашем празднике жизни не хватает только тебя. Присоединяйся.
Алимова переводила взгляд с Виктора на родителей.
— Я думала, ты уже уехал, — выдавила она.
— Людка, имей совесть. — Валентина положила руку на плечо Леонтьеву. — Витя не мог уехать, не дождавшись твоего пробуждения.
— Мы славно побеседовали, — поддакнул Михаил Иванович.
— Я бы сказала, продуктивно, — веселилась Марина.
— Не понимаю, о чем, интересно, вы беседовали?
Валентина встала:
— Я, конечно, не могу на тебя сердиться, как-никак ты моя дочь, но пожурить просто обязана. Людка, с каких пор ты сделалась конспираторшей?
— И как конспирировалась, — усмехнулся отец.
— Не говори. Настоящий Штирлиц в юбке.
— Да о чем вы? — Люда начала потихоньку раздражаться.
— Виктор нам все рассказал, можешь не отрицать, вы рассекретились.
Леонтьев поспешил вставить слово:
— Я, как и полагается, попросил у твоих родителей руки их старшей дочери.
Люда практически упала на уголок:
— Виктор! Ты… ты что, серьезно?
— Господи, вы посмотрите на нее, она продолжает ломать комедию. Людка, прекращай игру. Мы в курсе. — Валентина Федоровна обняла супруга. — Мы с папой вас благословляем.
Перед глазами Алимовой замелькали черные круги. На мгновение Людмиле показалось, что у нее обморочное состояние без потери чувств.
Виктор коснулся ее локтя, с его губ слетели заветные слова:
— Милка, ты согласна стать моей женой?
Темная пелена накрыла Людмилу с головой. Она все-таки лишилась чувств.
В себя Люда пришла от противного запаха нашатырного спирта.
Валентина Федоровна, сидя на кровати, не переставала причитать:
— Кому рассказать, не поверят. Ну прям как в мексиканском сериале: герой делает героине предложение, а она падает в обморок. Маринка, принеси стакан воды.
— Где Виктор? — прошептала Люда.
— Я здесь. — Леонтьев склонился над Алимовой и, взяв ее ладонь в свою, слегка сжал. — Как ты?
— Голова кружится.
— Пройдет. Но ты так и не ответила на мое предложение.
Людмила прошелестела:
— Если ты не шутишь, я согласна. Согласна стать твоей женой.
Леонтьев поцеловал Люду в щеку:
— Милка, ты станешь самой счастливой женщиной на свете.
И Людмила опять провалилась в забытье.
Глава 12
Виктор зашел в комнату дочери с заискивающей улыбкой на губах.
— Папка! — Оксана бросилась к отцу. — Я тебя ждала, хочу кое о чем попросить.
— И у меня к тебе разговор. Кто начнет первым?
— Давай я. — Ксюша усадила отца на кровать и, косясь на дверь, будто боясь, что та в любой момент откроется и в спальне появится разгневанная бабушка, зашептала: — Пап, мы с бабушкой были сегодня в магазине. Она накупила себе несколько кофт, а мне… — девочка сморщила нос, — страшное платье.
— Показывай.
— Фу! — Оксана кивнула в сторону кресла. — Вон оно, смотреть не на что. Я ее просила купить другое, но она начала кричать, что в таких нарядах мне ходить рано. Папка, а то платье было такое клевое. Совсем как у Инги. Ну почему ей родители разрешают ходить в красивых вещах, а я должна одеваться в шмотки, которые мне выбирает бабка?
Отрешенно глядя на раскрасневшееся лицо дочери, Леонтьев пообещал:
— Намек понят. Завтра Олег отвезет вас с Милой в магазин, купишь все, что пожелаешь.
Ксюша дотронулась до мочки уха.
— Почему обязательно ехать с Милой? Меня может отвезти Олег, а выбирать вещи я буду самостоятельно.
— Нет, такой вариант меня не устраивает.
— Ну, папка…
Виктор прервал дочь вопросом:
— Ксюш, тебе нравится Мила?
— Не очень. Скорее нет, чем да.
— На то есть веская причина?
— Не знаю, она странная и хочет всем угодить.
— Разве это плохо?
— Почему ты про нее спросил?
Виктор лег на спину.
— Мы уже давно живем одни… без мамы. Ты у меня взрослая, значит, я могу говорить с тобой откровенно. Дочь, вы с Ниной два самых дорогих для меня человечка.
— А бабушка?
— Она тоже. Но жизнь так устроена, что мужчине необходимо присутствие женщины. Ты меня понимаешь?
— Понимаю, папка. — У Ксюши расширились зрачки.
Сжавшись в комок, она искренне желала, чтобы отец как можно скорее завершил начатый разговор и ушел. Она боялась, боялась слов, которые неминуемо слетят с губ родителя.
— Мне кажется, — продолжал Леонтьев, — вернее, я в этом уверен: на моем пути появилась подходящая женщина.
— Кто? Кто она? — Оксана начала задыхаться. — Ты говоришь про няньку? Нянька — та женщина?
— Да. Мы с Милой любим друг друга и в скором времени собираемся пожениться.
В спальне воцарилась тишина. Виктор пристально смотрел, как Оксана заламывает пальцы. По ее лицу было трудно догадаться, какого рода мысли витают в ее головке.