Драгун, на Кавказ! - Андрей Владимирович Булычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну что, орёлики, до орлов-то вам, пожалуй, ещё далеко, – подкручивая длинный завитой ус, проговорил фельдфебель. – Их благородие, он, конечно, человек добрый, а вот я совсем не такой. Чтобы у меня порядок тут в роте был, а то глядите, рука-то тяжёлая, лично с провинившимися с глаза на глаз беседовать буду! – и он показал здоровенный, как кувалда, кулак. – А ну, братцы, подходи сюда ближе! – крикнул он стоящим неподалёку кучкой солдат и унтеров. – На начальствование я вас сейчас расставлять буду.
Командиром отделения стерлитамакских рекрутов выпал ефрейтор Иконников Матвей Иванович, а на взводного поставили унтер-офицера Ветлужного. Каждый новобранец получил по шесть сухарей от квартирмейстера, и не успели они их догрызть, как подтянулись подводы из города.
– На погрузку! – скомандовал капитан, и по длинным мосткам-сходням на баржи потянулись людские ручейки с мешками провианта, амуниции и со всяким другим войсковым имуществом. После полудня запыхавшиеся солдатские команды разобрали свои ружья из пирамид на берегу и, наконец, прошли на суда.
– Первый, второй взвод на эту, на переднюю баржу заходи! – махнул рукой фельдфебель. – Так, теперяча третий и четвёртый, а вам, стало быть, на заднюю надлежит идти.
Тяжёлые, неуклюжие суда медленно отходили от бревенчатых причалов. Антип и ещё несколько рекрутов, глядя с тоской на берег, перекрестились на далёкие купола церквушки.
– Да не кручинься ты, Антипушка, можа, оно-то и лучше, что ты вот отседова, из Уфы ушёл, – сказал негромко товарищу Захар. – Замучили бы здесь унтера, коли уж они за тебя так взялись. Ещё бы палочек заработал, али так по всякой мелочи затюкали.
– Семья ведь у меня неподалёку, детки без отца остаются, – ответил тот, горестно вздыхая. – Чую, что никогда уже не увижу я их. Сгину там, в энтих самых горах.
– Но-но, ты это, ты брось-ка себя заживо хоронить! – нахмурился Захар. – Говорили же мы с тобой, три года беспорочно отслужим и опосля того будем семьи просить у начальства к себе выписать. У меня самого как-никак трое тут осталось. Мы с батюшкой и братьями сговорились, что помогут они моим пока, приглядят, не дадут им с голоду в деревне помереть, а потом и с отправкой в полк тоже подсобят. Мальцы, коли они при воинском гарнизоне жить будут, грамоте там в школе обучатся и опосля перейдут в сословие солдатских государевых людей, вовсе даже от помещичьей крепости освобождённых. Коли захотят служить, так в унтерских чинах будут, а можа, и в господа офицеры даже выбьются. Ну а нет, так податными мещанами, глядишь, станут. Всё не горбатиться им, как вот нам, с утра и до ночи на барина у сохи. Сам же слышал, что их благородия про это рассказывали?
– А я бы уж лучше на барина погорбатился, – прошептал Антип, – и пусть даже в крепостных. Меня мой крестьянский уклад ещё как устраивал.
Тимоха провожал взглядом застроенные серыми домишками уфимские предместья. Здесь, в этом городе остался тот прежний Калинин Димка из XXI века, в Астрахань уплывал уже Гончаров Тимофей, рекрут из заводских крепостных крестьян. И всё прошлое лучше было бы ему теперь крепко забыть!
Трюмы огромных барж, перевозивших раньше соль, накрыли сверху парусиной, и теперь дождь служивым был не страшен. Весь световой день по согласованию с капитаном Одиноковым кормчие старались использовать для сплава.
– Ибо с октября месяца на Каме ветра сильно худые задувают, легко могут и на берег выбросить али к мелководью прибить, – объясняли они их благородию. – Дальше-то, уже как на Волгу выйдем, так за Симбирском али за Самарой оно полегче идти будет.
Суда проплыли мимо села Покровского, будущего Кушнаренково, мимо города Бирска и в начале октября зашли в Каму. Опытные речники «как в воду глядели», всю неделю, пока караван шёл по этой большой реке, его преследовали порывистые ветра и дожди. Кормчие правили неуклюжими баржами с большой опаской, стараясь прикрыться берегом с подветренной его стороны. Тугие струи дождя хлестали по верхнему пологу, волны били в высокие борта, завывал порывистый ветер со стороны Вятки.
– Ох и страшно! – дрожащим голосом пробормотал Лёнька и, истово перекрестившись, принялся шептать молитву.
Край полога развязался, и людей, сидящих в трюме, окатило потоками холодной воды.
– Аа! Тонем! – раздался истерический крик, и в темноте началась дикая сутолока.
Бам! В замкнутом пространстве оглушительно грохнул выстрел.
– Отставить панику! – разнёсся крик капитана. – Всем оставаться на месте! Сидеть! Сидеть, я сказал, всем! Пристрелю! Командирам, успокоить своих людей!
Унтера и бывалые солдаты раздали тумаки новобранцам, суета понемногу улеглась, и через несколько минут крепко завязанный полог опять прикрыл людей сверху.
– Страшное это дело паника, ребятки, – рассказывал молодым рекрутам умудрённый жизнью унтер. – Вот вроде как боевитое воинское подразделение на врага наступает, штыком его храбро колет, пулей точно бьёт. Все в нём здесь при деле, никто труса не празднует. И вдруг неожиданно неприятель сбоку ударит, клич свой воинственный оглушительно крикнет. Один солдат испугается того страшного ворога и назад сдаст, а за ним второй и третий свои ружья на землю бросят да побегут. А там, глядь, и цельный десяток уже назад рванул, а за ним второй, третий несётся. И всё, и нет уже более того храброго подразделения, которое только вот недавно наступало, все солдаты его, обуянные паникой, врассыпную бросились. И сечёт саблями их головы и спины вражеская конница, вяжут арканами их шеи и руки. Было такое, я сам пару раз на Яицкой линии это видел. Страшное дело паника, потому и пресекать её нужно решительно. Правильно их благородие пристрелить паникёров пообещал, лучше уж за одного грех на свою душу взять, зато всех остальных в живых сохранить. Не успокоились бы тут, так передавили бы друг друга в давке, а ещё ведь и судно перевернуть могли, и сами утопнуть. Так что держите голову всегда холодной, робяты, – подвёл он итог беседы. – Прежде чем сгоряча чего-нибудь сделать, вы лучше уж трижды подумайте и всё взвесьте. Мой вам добрый совет.
Через неделю сплава по Каме небольшой караван, наконец, вышел на волжские просторы. Погода наладилась, и суда теперь шли по спокойной воде. Кормчие речную дорогу знали хорошо и к берегу на ночь приставали в удобном месте, как правило, это было возле какого-нибудь городка или деревеньки. Народ в этих
