Венера Челлини - Наталья Солнцева

– Вас никто не видел у дома?

– Никто. Во-первых, там все дома вокруг пустые, а во-вторых, такие заросли, что и захочешь – не увидишь.

– Собаки лаяли?

– Черт его знает, не помню. Может, и лаяли… Хотя… нет. Они очень хитро обучены, если посетитель им знаком, зря лаять не станут. Матвеев их сам дрессировал. Собаки были его страстью.

– А еще были у него какие-нибудь увлечения? – спросил Слава.

Иван Николаевич потирал лоб, вспоминая. По его лицу пробегали тени минувших событий, пережитых волнений.

– Самой большой его страстью была жизнь. Только относился он к ней как-то странно… Он не жил, а как будто выходил на сцену, и тогда наступал его звездный час. Большой был любитель эффектов! Чужие тайны любил, хорошие вещи, деньги, красивых женщин… Люди для него были чем-то вроде предмета развлечения. Все, пожалуй…

– Больше ничего не вспомните?

Иван Николаевич задумался. Прошло минут десять; Смирнов уже собирался поблагодарить хозяина и удалиться, как тот поднял голову и улыбнулся.

– Кажется, я кое-что вспомнил! Если бы вы меня не спросили… Рядом с трупом валялась бронзовая статуэтка и… часы. Наверное, Матвеев боролся за свою жизнь, вот часы и свалились…

– А как они выглядели?

– Часы? Обычно. Небольшие, с позолоченным браслетом. А может, и золотые… И знаете, с зелеными камешками. Я вспомнил! Если бы камешек не сверкнул, я бы этих часов просто не заметил. Я и так про них забыл! Думаю, они упали у Дениса Аркадьевича с руки – либо когда он боролся с убийцей, либо когда падал.

Больше Наумов, как ни напрягался, ничего добавить к сказанному не смог.

– Спасибо вам, Иван Николаевич. Можете не опасаться, вам во вред я ничего из сказанного использовать не буду. Трость вашу нашли на месте убийства, но никто не знает, что она принадлежит вам. Как я об этом узнал, не скажу. Пока вы можете быть спокойны. Думаю, вам ничего не грозит, – и Смирнов распрощался.

По дороге домой Славка вспомнил, что на руке убитого Матвеева были часы, только не позолоченные, а швейцарские, механические, с корпусом стального цвета. Так, во всяком случае, следовало из протокола осмотра места происшествия, с которым Славке удалось ознакомиться за определенную плату. Никаких других часов рядом обнаружено не было. Так что… можно считать Наумова лжецом? Но Смирнов почему-то склонялся к мысли, что часы, о которых говорил Наумов, на месте убийства были. А потом исчезли. Куда? Когда именно? И как? Хотелось бы получить ответы на эти вопросы. Но пока это не представлялось возможным.

Славка был доволен результатом своих усилий. Огорчало его только то, что он ни на йоту не приблизился к дневникам. Где же они? Это по-прежнему оставалось загадкой.

Глава 12

Виктор осторожно встал, стараясь не разбудить жену, прошел в ванную и включил горячий душ. Он любил думать, стоя под струями воды, словно эта водяная завеса отделяла его на время от окружающего мира, который отвлекал и требовал внимания. Здесь же, за прозрачной шторкой, в тумане пара и шуме капель, он был один на один с собой, даже без одежды, которая стесняла и накладывала определенную манеру поведения, а в своем первозданном виде – как в первый день от сотворения Адама…

Это потом, когда он побреется, наденет отлично сшитый костюм, рубашку и галстук, кожаные туфли, побрызгается французским одеколоном и уложит волосы при помощи геля – на его лице появится официальная маска делового человека, расчетливого коммерсанта, преуспевающего бизнесмена, корректного, вежливого, прекрасно воспитанного, который известен в этом мире как Виктор Михайлович Дунаев, надежный партнер, верный супруг, вызывающий зависть обладатель красавицы-жены…

Боже! Как много всего скрывается под этой его бесстрастной, искусственной маской – целый огненный вулкан, клокочущее нутро которого вот-вот выплеснется на поверхность! Там, в темных и жарких глубинах его, кипят болезненные страсти, ревность, сожаление и бешенство, ненависть и боль, обида и раненая гордость, жажда понимания и любви, неутоленная нежность, нереализованные стремления, недостигнутые цели.

Виктор тяжело вздохнул и опустил голову. Горячая струя приятно обрушивалась на шею, плечи, как маленький ручной водопад. Говорят, что невозможно покорить стихию… Виктор давно понял, что самая неукротимая стихия – это люди! Какое блаженство быть любимым ими, и какая мука – вечно тосковать и желать этого блаженства, осознавая невозможность обладания им. Как бы ни прекрасна была окружающая природа, как бы ни радовала глаз сказочными красотами пейзажа: морской гладью, горными вершинами, цветущими садами; сколько бы ни было в наличии денег, машин и домов, сколько бы ни создавалось произведений искусства, товаров и развлечений, человеку нужен человек , чтобы идти рука об руку, вместе радоваться созданному, любоваться красотой, делиться впечатлениями, обмениваться нежностью и любовью. Эта старая истина лежит на поверхности, но никто ее не видит.

Люди страдают и не видят причины своих страданий. Люди ищут и не видят предмет своих поисков. Виктору понадобилось много времени, чтобы убедиться в том, как необходим ему человек рядом: не кто-нибудь, а женщина; не какая-нибудь, а его жена, Аглая. А что он сделал для того, чтобы обладать ею? Не телом, нет… это примитивно и не дает всей полноты блаженства. Ему нужна была она вся – и то, что она жила с ним в одной квартире и спала в одной постели, не сделало его счастливым. Потому что он чувствовал в ней ее отдельный мир, который она как бы приносила и уносила с собой и в котором ему не было места. То есть она давала ему что-то, как дают ребенку кусочек коржа от торта, чтобы он не плакал, – а сам торт приберегают для праздничного стола, чтобы угощать им других.

Виктор не интересовался ее миром – он хотел, чтобы интересовались им, мужчиной, его ценностями и его желаниями. Он хотел от жены внимания, огорчался, что его так мало, и обвинял. Он был несчастен и не мог понять, почему. Вероятно, ему больше подошла бы женщина «попроще», которая слушалась бы его, выполняла его указания и делала бы то, что он хотел. Одно время Виктор именно о такой спутнице жизни и мечтал. Он много раз прокручивал в уме ситуацию, когда рядом с ним – женщина, у которой нет своего мира, которую не нужно завоевывать, для которой не нужно стараться быть интересным, соответствовать и вообще прилагать усилия, чтобы привлечь ее внимание. Вначале это казалось заманчивым. «Райская жизнь», которая ожидала Виктора, виделась островком блаженства, на котором он вместе со своей непритязательной подругой вкушает плоды земные. А завтра? А через неделю? Все то же… И через месяц, и через год…

Виктор задумался и пересмотрел систему ценностей. Через год, а возможно, и раньше, при такой жизни он начал бы умирать от скуки, а потом… отправился бы искать женщину, подобную Аглае, и совершать все мыслимые и немыслимые подвиги, чтобы завоевать ее сердце. Такой вывод оказался неожиданным и пугающим.

«Что я делаю не так? И как надо?» – вот два вопроса, которые Виктор задал себе впервые за годы поисков ответа на предыдущие вопросы: «Почему она такая? И как ее исправить?»

«Она» – это, конечно же, супруга, которую он одновременно хотел – и которая его не устраивала. Эта двойственность, которой Виктор не мог найти объяснения, лишала его сил. Что еще хуже, у него не было какого-либо способа разрешить это мучительное раздвоение. Но жизнь, как водится, вносит свои поправки. Когда ситуация достигает апогея, а человек не может с ней справиться, жизнь сама вмешивается в этот процесс.

Виктор стоял под душем и пытался понять, что изменилось в его отношениях с женой. Сегодня ночью он ощутил что-то новое, какой-то неизвестный еще ему оттенок чувственности, какое-то мимолетное желание получить от него больше, чем обычно, что Аглае было вовсе не свойственно. Он вообще считал, что к его ласкам она относится не то чтобы равнодушно, а просто привычно, без радости, – отбывает , стараясь при этом сократить время близости. Очевидно, что это бывало ей в тягость, но она не подавала вида. Так было всегда. И вот этой ночью… вдруг появилось нечто другое. Он не знал, не мог объяснить – что. Это оказалось удивительно приятно.

– Может, это потому, что я вчера подарил ей набор французского белья? – гадал Виктор.

Ему захотелось доставить жене удовольствие, и он сделал то, что в их семье было не принято: купил Аглае набор белья на свой вкус, невзирая на цену. Обычно она покупала себе все сама, а частенько пополняла и его гардероб. Виктор приобретал себе одежду очень редко, а Аглае – почти никогда. Может, это маленькое изменение в его поведении и вызвало у жены едва уловимую нежность, необычные ласки? Дело не в подарке – он понимал это (у Аглаи было полно тряпок), – а в его внимании, в том, что он думал о ней, что-то выбирал для нее, хотел ее порадовать… По дороге домой он купил ей цветов, а на ужин – вино и торт. Все эти мелочи, о которых он не думал и которые, женившись, перестал делать через пару месяцев, оказались совсем не мелочами.