Фармацевт - 2 - Александр Юрьевич Санфиров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мда, а я даже не подозревал, что у тебя такая травма в анамнезе. Ну, судя по моему опыту, тебя, скорее всего, признают негодным к военной службе в мирное время. А диагноз умственной отсталости, конечно, снимут. Над Кацманом и так все коллеги смеются. Так, то он неплохой доктор. Но любит подросткам диагнозы легкой дебильности ставить. Подозреваю, комплексы у него. Видимо, в детстве поколачивали его в школе. Вот он, таким образом, мстит за прошлые обиды.
Глава 10
Следующим днем я путешествовал на автобусе через весь город, приближаясь к берегу озера. Наконец, автобус притормозил у нужной остановки, улица Еремеева, о чём неразборчиво прохрипел водитель в динамик.
Кто такой Еремеев я не знал в прошлой жизни, не удосужился узнать и в этой. Единственно знал точно, неподалеку от этой остановки вдоль Онежского озера тянется другая улица, Военная, на которой расположены здания психиатрической больницы. Куда я и направил свои стопы. Вроде бы это должен быть центр города, но казалось, что я попал на век назад. Куда-то пропали обычные городские пятиэтажки. Кривые покосившиеся домишкигромоздились вдоль речки Неглинки, перемежаясь деревянными зданиями покрепче. Мороз для начала марта стоял приличный и сейчас из многочисленных кирпичных труб поднимался темный дым, на морозе моментально приобретающий белый цвет. Людей на улице практически не было видно.
Около огромного штабеля осиновых бревен два мужичка в больничной одежде и телогрейках пилили на козлах дрова на чурбаки.
Рядом с ними покуривал санитар, которого можно было отличить лишь по грязно-белому халату под телогрейкой и потому, что он стоял без дела. Вернее караулил больных, чтобы те не сбежали.
Подойдя к ним, я спросил, как пройти к приемному покою.
— От военкомата направили? — поинтересовался санитар, дыхнув перегаром.
— От него, — вздохнул я и потопал к указанному зданию.
Когда подошел к приемному покою, туда же подъехала скорая помощь. Из нее выскочили два амбалистых фельдшера и на руках вынесли извивающееся в смирительной рубашке, тело.
Связанный больной в это время не молчал, а громко орал, обещая мужикам всяческие кары: оторвать яйца, выколоть глаза и намотать кишки на шею. Видимо, на всякий случай пообещал и мне при встрече выбить зубы. Я же, рассеянно глядя на него, размышлял и пытался вспомнить, когда же у нас должны запретить смирительные рубашки, и этим запретом очень усложнить работу персонала. Но сейчас такие рубашки еще использовали во всю ивановскую, не боясь обвинений в карательной психиатрии.
Зайдя вовнутрь здания и скромно посидев в уголке кабинета, дождался, когда буйного товарища уколют аминазином и слегка затихшего унесут в отделение.
После этого подсел к дежурной медсестре и протянул ей свои документы.
-Ёшкин кот! Людка, к нам еще одного солдатика прислали. Все шлют и шлют, как будто у нас больница резиновая, — ворчала старуха, записывая мои данные.
-Небось, тоже будешь девок на кухне драть? — добродушно спросила она. — Как призывное время наступает, наших дурочек только успеваем на аборты отправлять. Смотри, будешь плохо себя вести, мигом сульфазин в задницу получишь. — строгим голосом добавила она.
По-моему в голосе медсестры звучала легкая зависть. Причина для меня была неясна, то ли она завидовала девицам дорвавшимся до парней, то ли хотела засадить мне в ягодицу шприц с сульфазином. Моего ответа она не ждала и продолжила свою писанину. Заполнив историю, она хотела отправить меня в душ, но удалось, отговорится тем, что я буквально сегодня утром мылся дома.
Перешерстив авоську и не найдя там ничего криминального, кроме учебника по органической химии, медсестра вызвала санитара первого мужского отделения, чтобы тот проводил меня на койку.
-Куришь, — первым делом спросил санитар. Я отрицательно мотнул головой.
Мужик явно расстроился, видимо, рассчитывал выклянчить на шару у меня пачку папирос.
Дальше мы шли молча. В принципе мне было интересно. В прошлой жизни, будучи психиатром, я работал уже в новой больнице, а об этой слышал только рассказы. Зато сейчас появился шанс увидеть старую больницу и побывать в шкуре пациента.
Мы снова вышли на улицу и направились к ближайшему бараку.
Старое деревянное здание было построено еще при царе, когда за качеством еще следили,поэтому еще не рухнуло под натиском времени. Внутри было достаточно уютно, и даже тепло. От только что протопленных круглых печей пыхало жаром.
В большой палате, где стояло пятнадцать кроватей, тоже было тепло. Весеннее мартовское солнце ярко светило в окна, создавая праздничное настроение. И даже металлические решетки на окнах его не портили.
Вот только народ в палате радостным не выглядел. Двое больных привязанные к кроватям сладко храпели под аминазином. Еще четверо играли в карты. Мое появление особого оживления не вызвало. Только трое парней призывного возраста радостно заулыбались и направились в мою сторону. Я в это время убирал в тумбочку содержимое авоськи.
— Эй, ты чо жратву прячешь? У нас так не принято, давай, выкладывай обратно, — заявил рослый парень с татушками на пальцах.
Я огляделся. Санитар, приведший меня, уже вышел из палаты. Картежники не обращали на нас никакого внимания. Лишь один дедок с трясущейся головой сидел на кровати напротив меня и наблюдал за ситуацией.
Ничего, не говоря, я продолжил свое занятие, не обращая внимания на троицу.
Потоптавшись около меня, перейти к более серьезным методам воздействия ребята не решились и от расстройства ушли покурить.
Ну, а если они решат в мое отсутствие проверить тумбочку, то их ждет большое разочарование. Кроме мыла, зубной пасты и учебников они ничего не обнаружат.
Только я закончил с тумбочкой и хотел прилечь, как нарисовался знакомый санитар и повел меня к врачу. Увы, без санитара уйти было невозможно, все двери были на замках.
В небольшой ординаторской было прохладно, из открытой форточки прилично задувало. Но даже этот поток свежего воздуха не мог выветрить запах перегара распространяемый докторами. Их было всего двое, и обоих я прекрасно знал.
Оказывается, заведующий отделением Николай Григорьевич Капустин и ординатор Лева Голиков уже в это время изрядно квасили. Но сейчас они еще не были похожи на тех хронических алкоголиков, какими я увидел их десятью годами позже, придя на работу в больницу.
— Молодой человек, присаживайтесь ко мне, — предложил Голиков.
В следующие полчаса он дотошно выяснял подробности моей биографии, затем начал проверять психический статус.
Капустин, тем временем, интенсивно заполнял гору историй болезни, лежащих перед ним.
На нас он обратил внимание, когда