Прыг-скок-кувырок, или Мысли о свадьбе - Тара Сивик

Я‑то всамделе ни в какую религию не верю, но у меня хватает ума время от времени посещать службы – на тот случай, если кто-то это отмечает. Сейчас сижу себе, как и положено, в первом ряду, рядом с другой подружкой невесты (не католичкой), и мы наблюдаем за процессией, улыбаясь проходящим мимо. Вытянув шею, радостно смотрю, как Картер, держа Гэвина за руку, становится перед священником и получает маленькую облатку тела Христова. И тут в тихой строгости происходящего, когда тишину нарушают только чарующие звуки органа, сквозь умиротворенность прорывается голос Гэвина:

– Что тебе в рот сунули?

Прикусываю губу и ежусь оттого, с какой легкостью разносится голос Гэвина по всей церкви. Картер наклоняется и что-то шепчет Гэвину, когда они поворачиваются и направляются на свои места в первом ряду на противоположной от меня стороне церкви.

– ДАЙ МНЕ ТО, ЧТО У ТЕБЯ ВО РТУ!

Прикрываю глаза рукой, но все ж успеваю заметить, как Гэвин своей ручкой лезет Картеру в рот. Картер отмахивается от его руки и, когда они усаживаются, достает из кармана брюк свой сотовый телефон и вручает его Гэвину. У того аж лицо счастьем светится, когда он выхватывает мобильник из руки отца, потом Гэвин тихонько сидит рядом. Картер явно быстро усваивает родительскую истину: ничто не срабатывает так здорово, как подкуп. Несколько секунд – и первые такты шлягера «Сердитые птички» пробиваются сквозь мягкий гуд органной музыки. Картер тут же отбирает у Гэвина телефон, чтобы отключить мелодию, а тот вопит, возражая: «Э‑э‑э‑эй! Я же слушал это!»

Наконец церемония завершается, и следующую пару часов мы проводим, позируя фотографу. Я оглянуться не успела, как праздничный обед подошел к концу. Сидим, ожидаем, когда уберут со стола. Всякий раз забавно сидеть лицом к лицу с толпой из двухсот незнакомцев, давая им возможность поглазеть на то, как ты ешь.

Картер, по-быстрому сбегав в туалет, садится рядом со мной, и я замечаю, что он потирает плечо от боли.

– Что стряслось?

– На обратном пути из туалета встретил Дженни и Дрю. Ей захотелось узнать, в восторге ли я от набальзамированной курицы, которую нам подавали за обедом, – пояснил Картер, подняв одну бровь.

– Как я понимаю, ты сказал ей, что блюдо называется «цыпленок под бальзамическим соусом»?

– Нет. Я спросил ее, не новое ли это блюдо придумали в «Макдоналдсе», чтоб подавать вместе с макрибом?[48] Дрю и саданул меня.

Я оглядываюсь и натыкаюсь взглядом на отца, который подымается из-за стола. Он сообщает, что отваливает пораньше, и предлагает взять Гэвина к себе домой. Бросаю взгляд на стул рядом с собой, на котором в данный момент спит Гэвин – лежа на животе и свесив голову и руки-ноги до пола.

– Нет-нет, я не била его дубинкой, как тюленят на охоте, – успокаиваю я отца, когда тот, упершись руками в стол, склоняется, чтобы рассмотреть внука.

– Твоя мать начинает нахваливать народу Урочный Час. Думаю, это сигнал для меня убираться подобру-поздорову, – говорит мне отец. Я встаю, Картер берет Гэвина со стула на руки и передает его Папане.

– Что еще за Урочный Час? – спрашивает Картер, пока мы провожаем взглядами Гэвина, который, вздохнув, зарывается лицом деду в плечо, бормоча что-то про моргающий свет и ослиные лягания.

Мой отец зло щерится на Картера, потом смотрит на меня:

– Я вас оставляю. Обсудите вдвоем традицию Урочного Часа, введенную Рэйчел Морган.

Мы прощаемся с Папаней, и, когда дверь зала закрывается за ним и Гэвином, раздается голос моей мамули, усиленный микрофоном:

– УРОЧНЫЙ ЧАС! НАСТАЛ УРОЧНЫЙ ЧАС! Через пять минут все встречаемся у бара.

Закрываю глаза и вздыхаю, услышав, как Джим издает возбужденный вопль и вскакивает со своего места.

Когда я открываю глаза, Картер провожает взглядом толпу человек в двадцать, которые под предводительством Джима шагают к бару.

– Что происходит?

– Картер! Теперь, когда ты стал членом семьи, пора узнать про грандиозную традицию, какой является Урочный Час, – восклицает моя мать, прокладывая себе путь меж нами, подхватывая нас обоих под руки и увлекая за собой к бару. – Это вековой ритуал, которого моя семья придерживается на каждой свадьбе, ратуя за долгую счастливую совместную жизнь новобрачных и за то, чтобы все их взлеты и падения происходили только в спальне.

Джим становится возле бара, от волнения пританцовывая на мысочках, пока мы идем к нему.

– Миссис Морган! – восклицает он с широкой улыбкой. – Каков первый пункт повестки дня на этом сборище Урочного Часа?

– Я так просто уверена, что сегодня вечером первое в повестке дня – виски, мой красавец-мужчина, – отвечает мамуля, шлепая Джима по заднице, и тут же призывно машет рукой кому-то за другим столиком.

– Постойте, хоть секундочку подождите, – орет мать Лиз, бегом догоняя нас. – Надо торт разрезать, и вы еще первый танец не станцевали, и фотографу еще нужно…

Моя мамуля заступает Мэри дорогу и взмахивает рукой, не давая приблизиться к Джиму:

– Мэри, милочка, вы, похоже, в большом напряге. Вы когда в последний раз пользовались пулей, которую я вам в прошлом году на день рождения подарила, вы испытали хорошенький, полный оргазм?

Мамуля, достаточно много лет имея дело с Мэри Гэйтс, в точности знает, как отвлечь ее внимание на что-то другое. Это как раз тот случай, когда приятно наблюдать, как она берет на мушку половую жизнь кого-то другого. Мэри фырчит, брызжет слюной, не находя слов, а мамуле только того и надо: сверка соответствия хода свадьбы предначертанному порядку забыта.

– Должен признаться, меня малость удивляет то, что ты была девственницей в ночь, когда мы встретились. Как такое возможно, чтоб твоя мама ни разу не преподнесла тебе мужика-целколома в подарок ко дню рождения? – спрашивает Картер.

Джим издает радостный вопль, видя, как его теща, почитай, бегом бежит от бара и орет бармену, чтоб налил двадцать порций виски для всех.

– По правде, Урочный Час – это всего лишь лишний повод надраться в хлам на свадьбе? – спросил Картер.

– Верное понимание, – отвечаю я, принимая стаканчик, наполненный янтарной жидкостью, который передают мне. – Назвать это Часом Глупостей было бы слишком явно.

– Полагаю, поскольку ты пьешь, значит, этот роскошный жеребец все еще не обрюхатил тебя еще раз, – делится своими мыслями мамуля, сама припадая к стопке.

– МАМ! – вспыхиваю я.

– А что? Ты можешь укорить меня в желании иметь еще одного внука или внучку? У вас двоих получаются дивные крошки. У этого мужчины определенно суперская сперма. И, как показывают твои ночные свидания на кухне, он все еще знает, куда ее внедрять.

Смирение, пиршество на одного, столик для тебя уже накрыт.

– Я когда-нибудь рассказывала про своего хахаля в колледже, который думал, что оральный секс способен привести к беременности? Это позор, если честно. Я могу теннисный мячик втянуть через бредовую соломинку, а вот он промахнулся.

Ну, разве не должно быть что-то типа закона насчет того, что люди узнают о своей родительнице ТАКОЕ?

Наконец мамуля умолкает: Джим собрал вокруг себя толпу и предложил тост, который заключается в том, что все поднимают свои стопки и скандируют: «У‑роч-ный Час, У‑роч-ный Час, У‑роч-ный Час!» – перед тем как выпить виски.

Картер быстро постигает тонкости Урочного Часа. Обыкновенно ответственное лицо (моя мамуля) забирает у диджея микрофон и объявляет Урочный Час. Поначалу это делается каждые двадцать минут. После нескольких первых возлияний все быстро забывают, какой промежуток времени должен разделять Урочный Час. В конце концов доходит до каждых десяти, потом – каждых пяти минут, а потом находится кто-то, кого тошнит прямо посреди танцпола, и бармен выбывает из строя, потому как число участников Урочного Часа быстро подскакивает с двадцати до семидесяти восьми и всех их валом несет на бар, чтоб им поскорее налили.

На всех до единой свадьбах, на которых я побывала с трехлетнего возраста, был Урочный Час. И откровенно: даже некоторые похороны переняли ту же самую традицию, поскольку почтить усопшего можно было не иначе, как усесться всем взрослым кружком у гроба и, плохо сдерживая смех, громко рассуждать, мол, им только что показалось, что они увидели, как пошевелилось тело.

Спустя два часа после первого Урочного Часа я плюхнулась задницей на стул за одним из столиков, стащила с себя туфли на шпильках и положила ноги на стул, чтоб можно было любоваться попытками Картера, Джима и Дрю изобразить брейк-данс под какую-то залихватскую песенку. Дрю давным-давно скинул смокинг и белую парадную сорочку, всамделе-то не беря в голову, кто увидит надетую под ней тишотку с надписью: «Я не жених, но дам тебе надеть колечко», – под которой изображен окольцованный член. Любуюсь тем, как Картер силится выдать нечто в стиле «вдоль по улице бегом», и никак не могу согнать с лица расплывающуюся до ушей улыбку.