Душекрад - Александр Зимовец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При виде его дама лишь коротко кивнула и продолжила чтение какого-то циркуляра, который, судя по всему, взяла прямо со стола Трезорцева, ничуть не смущаясь тем, что там могут быть конфиденциальные сведения. Герман, хотел, было, сделать ей замечание, но сдержался. Все-таки, кого попало в управление не пустят. Может быть, это жена или дочь кого-нибудь из сотрудников? А то и из начальства? Ему очень захотелось выяснить, кто же она. Тут сыграло и то, что была она чудо как хороша, в особенности ее крупная грудь и пухлые губы, и в то же время взгляд серых глаз был холодный и цепкий. Очень волнующее сочетание.
— Мадам, я могу быть вам чем-нибудь… — начал он, слегка наклонившись к ней.
— Мадемуазель, — отрезала она, не отрываясь от циркуляра. Надо же, этакая хорошенькая — и не замужем.
— Оставьте эти скучные материи, мадемуазель, — развязно произнес он и попытался, потянув за верхний край бумажной стопки, вытащить ее из рук красавицы. — Если такой красивой девушке нечем себя развлечь в ожидании господина Трезорцева, я весь в вашем распоряжении. Вот, к примеру, вы читали последний сборник экстатистов? Там есть удивительные строки. Вот хотя бы это:
'Когда я шелковой подвязки
Снимаю узел роковой…'
Он прочел еще несколько четверостиший и почти уж было дошел до момента, когда «И вот она уже нагая…». По его опыту в этом месте деве полагалось сомлеть — от его бархатного голоса, пикантных строк и вообще от интереса, проявленного блистательным кавалером. Однако он осекся, заметив, что девушка смотрит на него с плохо скрываемой иронией.
— Что же вы? Продолжайте, — произнесла она с улыбкой, откинувшись на спинку стула и сложив бумаги на коленях. Герман же стал думать, как бы ему сменить тактику. Девушка, кажется, не легкомысленная. Вот, даже в циркуляре о повышении бдительности ее что-то заинтересовало. Может быть, впечатлится рассказами о его служебных подвигах?
— Впрочем, все эти глупости, может быть, вас не занимают, — произнес он и пододвинул поближе к ней второй стул. — Вы позволите присесть?
Она с аристократической небрежностью кивнула. Герман сел, положил ногу на ногу и начал рассказывать о том, как ему с риском для жизни удалось обнаружить логово опасных революционеров, выдумав при этом множество красочных подробностей, которые должны были представить его — ну и, так и быть, Трезорцева с Рождествиным тоже — в героическом свете, хотя действительности совершенно не соответствовали. И вот он уже почти дошел до момента, когда он один, вооруженный всего лишь револьвером, отбивался от четверых матерых бунтовщиков с винтовками, как вдруг дверь скрипнула и в кабинете появился Трезорцев, тоже в мундире, да еще и с орденом святого Иосафа в петлице. Орден этот был учрежден некогда специально для выслужившихся инородцев, штабс-отмистр его отчего-то стеснялся и обычно не носил.
Вошел он тоже как-то странно: только появившись из дверей, тут же вытянулся во фрунт. Девушка при его появлении тоже приподнялась со своего места и с достоинством кивнула ротмистру.
— С вашего позволения, явился передать дела, ваше высокоблагородие, — отчеканил Трезорцев, а Герман едва рот не открыл. В первую секунду он отчего-то подумал, что ротмистр отчитывается перед ним самим, но какое же он высокоблагородие? Затем решил, что тот обращается к кому-то еще, кого он до сих пор не замечал в комнате. И только после этого до Германа дошло самое очевидное объяснение поведению ротмистра. Он перевел взгляд на девушку и увидел, как она слегка улыбается, явно наслаждаясь его замешательством.
— А мы тут с вашим сотрудником болтаем, Христофор Викентьич, — произнесла она. — Вы, кстати, молодой человек, так ведь и не представились.
— Это корнет Брагинский, — поспешно произнес Трезорцев, все еще стоявший навытяжку. — Ценный сотрудник, сейчас занимается тем самым делом, о котором вы телеграфировали.
— Да, я уже имела удовольствие услышать занимательную историю о том, как он им занимается, — произнесла она, поморщившись. — Жаль, что эта история сильно расходится с вашим рапортом, но, может быть, это вы в рапорте что-то напутали?
Трезорцев слегка разинул рот и даже язык высунул от удивления. Герману же резко захотелось провалиться сквозь землю. Он снова вскочил со стула и тоже встал навытяжку.
— Позвольте же и мне представиться, — произнесла она, подойдя к столу Трезорцева и усевшись за него. — Майор Ермолова, Татьяна Владимировна. С сегодняшнего дня исполняю должность начальника отделения внешних воздействий в Департаменте контроля магии.
«Вот тебе, бабушка, и Юрьев день,» — произнес Внутренний Дворецкий, и Герман ничего к этому не смог бы прибавить. Он так привык к мысли, что его начальник — Трезорцев, что совершенно забыл о том, что тот вообще-то лишь исполняющий обязанности, и что новый начальник отделения должен вскоре появиться. И уж конечно, ему бы и в голову не пришло, что женщина… да еще такая молодая…
Нет, фамилия, конечно, многое объясняет. После первой битвы при Маныче генерал Алексей Петрович Ермолов, командовавший артиллерией и лично не ушедший с батареи, на которую надвигался гигантский, размером с гору, щитомордень, получил княжеский титул, каковой по сей день носили и все его потомки. Стало быть, новая начальница — природная княжна.
Допускать до государственной службы дам и девиц титулованных родов стали еще десять лет назад, после выхода Высочайшего Манифеста о женской службе. Однако желающих было не так уж много. В основном, из захудалых родов, где юношей не уродилось, а терять вкусные места в госаппарате их главы не хотели. Вот и пошли отучившиеся на Высших женских курсах высокородные девицы: кто по судебной части, кто по финансовой, кто чиновницами особых поручений при губернаторах. Но чтобы в Корпусе жандармов…
Да и Ермоловы захудалым родом вовсе не были, наоборот, это был один из столпов империи, разветвленный род, особенно крепко державший бразды правления в армии. Не то что Вяземские, которые хоть и князья, а значит — допущены к высшей магии, но значение свое давно уж утратили.
Ермоловы — это вся артиллерия, важныеместа в интендантской службе, это Тверской губернатор, но, опять же, причем здесь жандармерия?
— Позволите доложить состояние дел? — почтительно осведомился ротмистр.
— Я уже в курсе ваших дел, — отрезала Ермолова. — И состояние ваших дел — отвратное. Дело о кабардинских оборотнях висит третий месяц, продвижения нет никакого.
— Но ведь разбежались все, ваше высокоблагородие, — развел руками Трезорцев. — Мы гнездо-то накрыли, было, да они утекли все, кроме одного. Теперь поди остальные давно на Кавказе, как их выкуришь оттуда? Мы запрос-то послали в Отдельный кавказский корпус, но вы сами знаете…
— Знаю, — жестко сказала начальница. — Следовало арестовывать сразу всех, не допуская до этого. Понятно, что на Кавказе их не сыщешь, но вы-то куда смотрели? Впрочем, это ладно еще. А что с алхимической лавкой в Никулине? До сих пор же мостовые исписаны: «Хочешь заработать на настоях, оставляй заявку в руинах усадьбы Нарышкиных». Вы бы хоть сами оставили!
— Оставляли, ваше высокоблагородие, — вздохнул ротмистр. — Поручик Никитин этим занимался, пытался внедриться, но вычислили его. Где-то утечка есть. Да и из Департамента охраны порядка предупредили нас, чтоб мы не особенно лезли туда и ненароком их агентуру там не рассекретили.
— Никитина ко мне, я с ним лично поговорю, — она побарабанила пальцами по столу, — и в охранку тоже наведаюсь. Посмотрим, что у них за агентура. Вы, небось, толком не узнали, а они, может быть, просто покрывают незаконную лабораторию. Жандармы покрывают! Это же неслыханный скандал, я им устрою… Впрочем, и это еще не все. А что с делом Вяземского?
— С делом Вяземского как раз есть существенные подвижки, — Трезорцев как будто даже немного просиял, вдохновленный тем, что может хоть что-то хорошее сообщить новому начальству. — Найден выход на конспиративную квартиру, которую посещают в том числе и члены «Черного предела». По оперативным сведениям, один из них, вампир неизвестного происхождения, является непосредственным убийцей князя. Мотивы пока неизвестны, однако местонахождение указанное персоны будет установлено в самое…
— И какие улики? — спросила Ермолова, скептически сузив глаза.
— Вот, корнет Брагинский может опознать голос данного субъекта, — произнес ротмистр. — Кроме того, его могут опознать известная нам представительница «Последней воли» — ее мы тоже скоро поймаем — и купец Пудовский, а также…
— Опознать в чем? — спросила майор, пристально уставившись на него. — Все
