Королева в ракушке. Книга вторая. Восход и закат. Часть первая - Ципора Кохави-Рейни

– свинья в человеческом облике, и вместе с ним потеряли голос разума и голос совести социалисты и сталинисты. Он скорбит по Троцкому, который, по его мнению, предвидел трагедию будущего. Он говорит Наоми, что настанет день, и человечество поймет, кого оно потеряло, и вспомнит, как Троцкий защищал свою теорию “перманентной революции”, то есть, ее распространения по всем странам, в противовес теории Сталина о “ революции в одной отдельно взятой стране”.

“Факты говорят сами за себя, – возражали Израилю, – Россия победила нацистскую Германию. Статус-кво с капитализмом позволяет Советскому союзу превратиться в промышленную державу. Коммунистический режим дает гражданам бесплатное здравоохранение и образование”.

Сталин заставил мировое коммунистическое движение неустанно провозглашать Россию солнцем народов мира. И каждый революционер в мире должен вставать на защиту СССР. Как верный последователь Троцкого Израиль уверен, что “социализм недолговечен и в отдельно взятой стране”. И капитализм будет бороться с социализмом до тех пор, пока одолеет его, и советский режим рано или поздно должен будет окаменеть и рухнуть. И если социализм распространится в другие страны, “окаменеет и превратится в диктатуру”.

Противники Израиля – Яков Эйтан и Куба Рифтин – борющиеся с ним, как говорится, не на жизнь, а на смерть, твердят, что при бескомпромиссной борьбе сталкивающихся противоречий требуется диалектическое мышление. Борьба эта жестока, и победитель уничтожает противника, который выбрасывается в мусорную корзину Истории.

Куба Рифтин, авторитетный член кибуца Эйн-Шемер, любимец женщин, пытается изменить мировоззрение Израиля, убедить в том, что мир склоняется влево, и, в конце концов, придет к коммунизму! В такую эпоху просто невозможно, чтобы такой интеллектуал, как Израиль, не отдал своего голоса советской власти на Ближнем Востоке. Израиль отвечает: “Ты и твои товарищи приведут к уничтожению самого прекрасного, что возникло в стране Израиля. Кибуц может быть адом или венцом еврейского поселенчества, но вы превратите его в ад”.

Со смертью Сталина Израиль размечтался. Наоми же сомневается в его прогнозах. Так ли это, что со смертью диктатора, произойдет коренное изменение в советском руководстве? Престанут ли сейчас Советы воевать с евреями, как с нацией?

“Я не думаю, что в России произойдут глубокие изменения”, – говорит она Израилю. А он взволнованно машет рукой: “Смотри, исторические изменения произошли. Теперь будут искоренены мелкобуржуазные проявления советской власти, которым поклонялись левые в кибуце”.

Антисемитский дух, царивший в клике Сталина, по мнению Израиля, будет оставлен. Политика нового советского руководства стремится к миру. Отсюда Израиль делает вывод, что Советский союз изменит свое отношение к сионизму. Во всяком случае, признает национальные интересы еврейского народа.

От внешних дел их беседа переходит к делам внутренним. Израиль говорит о консолидации политических сил в Бейт Альфа и в других кибуцах “Ашомер Ацаир”, она же довольна тем, что большинство лидеров кибуца Зореа – вне политики, не считая отдельных социалистов, таких, как Герман Герсон. Ведь большинство кибуцников выросло в Германии, воспитываясь в духе умеренных сионистов. Цель их была – изменить мир трудом. Наоми обжилась в атмосфере этого кибуца, в обществе, где большинство любит читать книги и слушает классическую музыку.

Долгие часы, которые она проводит в Бейт Альфа, открывают ей мир своего друга. Он черпает душевные силы от поколения своих учеников. До сих пор они собираются вокруг него, получая поддержку от его нестандартного подхода к окостеневшим идеям, его сопротивления конформизму, господствующему в кибуцах. В их мышлении проявляются первые признаки раскованности мысли, отметающей запрет на собственное мнение и право их выражать публично, на право – быть интеллектуально свободным в поисках истины.

Огорчает Израиля то, что его поколение не в силах отказаться от устаревших ценностей, замкнуто, нетерпеливо. Оно не подпускает молодежь к принятию решений.

“Прислушивайтесь к собственному сердцу, боритесь за неотъемлемое право на образование и приобретении профессии”, – говорит он им, и они чувствуют правоту его слов.

Здравствуй, Наоми,

Я продолжал нашу беседу и после твоего отъезда. Ты воистину мой душевный собеседник. Думаю, ничего в этом плохого, что я беседую с тобой в твое отсутствие.

Я размышлял над сложностями, которые возникли у тебя в работе над большим твоим повествованием. Ты сказала: “Получился у меня философский трактат вместо описания любви”.

Не знаю, что ты написала, но истина в том, что всякая проблема любви в литературе и есть социологическая и философская проблема.

Тема любви вечна. Тяга двух людей к единению души и тела сексуально заложена во все живое. И в то же время – в человеческом обществе – с момента возникновения семьи – любовь стала основой этой простейшей ячейки, на которой и основано это общество. Два человека со своими потомками – и есть эта первоначальная ячейка.

Поэтому в любовной лирике и рассказах о любви, в переживаниях, с которыми сталкиваются влюбленные друг в друга мужчина и женщина в своих попытках наладить связь, в препятствиях, возникающих на этом пути – как в зеркале, отражаются отношения в обществе. Потому тема любви возвращается из поколения в поколение, в поэзии и прозе, в связи с новыми понятиями в новых общественных условиях. Это никогда не стареет, ибо по-новому воспринимается в сменяющих друг друга общественных формациях. И это можно увидеть на примере твоего повествования.

Дилемма Беллы, Эдит и доктора Ласкера – это не только проблема любви, но и общественно идеологическая проблема.

Двадцатые и тридцатые годы двадцатого века создали новый подход к проблемам любви. Отсутствие жилья, финансовое положение, ведущее к нищете, бесконечные кризисы, которые не давали возможности создать прочную семью, защищенную от повторяющихся кризисов и обладающую возможностью продолжения рода – всё это вместе породило идеологию нужды в любовном удовлетворении, подобном преодолению голода и жажды, удовлетворении мимолетном, без всякой ответственности перед будущим. Это – фон.

Но тоска по цельности и гармонии осталась в сердце человека. Отсюда – непрекращающаяся жажда души по стихам, посвященным чистой любви к женщине, к матери, верности, тайнам души. Это постоянные мотивы поэзии из поколения в поколение, наряду с животными страстями. В данном случае я имею в виду отдельного индивида.

Но есть еще фон общественный. Из него и проистекает проблема твоего героя, доктора Ласкера, в его отношениях с двумя женщинами. Он – человек небогатый, добившийся общественного и экономического статуса благодаря поддержке богатого и щедрого человека. Дочь его для доктора Ласкера символ высшего общества, куда он стремится. Кто знает, как он бы повел себя, добившись не только академической степени, но и богатства и общественного статуса, который мечтал заполучить? Не забыл бы он тогда о сионизме и желании репатриироваться?

Белла