Королева в ракушке. Книга вторая. Восход и закат. Часть первая - Ципора Кохави-Рейни

оставляло чувство, что все обречены на смерть. Разбросали по гетто листовки: “Евреи, уходите в леса! Сражайтесь за свою жизнь!” Но мало было тех, кто ушел в леса и присоединился к партизанам.

Наоми собирает деталь к детали, чтобы увидеть всю картину.

Люди в гетто думали о том, чтобы выжить. Беспокоились о пище, школе для детей, о ежедневном существовании общины. Людей, занимавшихся общественной деятельностью, вообще не интересовал героизм, сопротивление. Только активисты молодежного движения думали о вооруженном сопротивлении, отставили в сторону идеологические разногласия и создали “Объединенную организацию партизан”. Возглавлявший коммунистическую ячейку в гетто Витенберг, был избран командиром организации, хотя, в отличие от его товарищей, не обладал воинским опытом.

Бойцы организации мобилизовали остальных членов на поиски правдивой информации о войне через нелегальное радио и поиски связей с группами, борющимися с немцами вне гетто. На брата Абы Ковнера – Михаила, Ружку и еще одного человека возложена была задача – искать материал об изготовлении мин в библиотеках Вильно. Городом управлял Альфред Розенберг, приближенный Гитлера, главный идеолог рейха, автор “теории высшей расы”. Среди обширного материала в руки Ковнера попала брошюра: руководство по изготовлению мин и взрывчатых веществ, с рисунками и чертежами, в переводе с финского на русский язык. С помощью этого руководства Ковнер изготовил бомбу из деталей оружия, тайно внесенного в гетто.

Ружка вместе с несколькими бойцами подложила бомбу под рельсы железнодорожного полотна. После того, как немецкий военный эшелон был пущен под откос, они проскочили в гетто вместе с теми, кто возвращался с работы. В газетах подполья было напечатано, что поезд пустили под откос литовцы или поляки.

Никто даже представить себе не мог, что еврейская девушка с товарищами это сделала.

Рассказы партизан о том, как им удалось остаться в живых, потрясают. Через канализационные проходы они бежали из гетто в леса. Рисковали жизнью, пронося в гетто гранаты, автоматы, изготавливая кустарным способом оружие. С сознанием того, что все узники гетто обречены на смерть, они, рискуя жизнью, не раз стояли перед трагической нечеловеческой дилеммой – или погибнуть, сопротивляясь, или покориться судьбе.

Ковнер поведал о том, как оказался командиром “Объединенной организации партизан”. Слушали, затаив дыхание. Гестапо считало, что коммунист Витенберг владеет важной информацией, и ультимативно потребовало от главы еврейской полиции в гетто Якова Ганса передать Витенберга в их руки. В противном случае, поплатится всё гетто. По сути, речь шла об одном человеке в обмен на двадцать тысяч жертв. Было решено передать Витенберга в руки эсэсовцев. Он и вручил Ковнеру пистолет, сообщив, что командование переходит к нему, как его преемнику. Также решено было, что половина подпольщиков остается в гетто, а половина уходит в леса и вливается в отряды русских, литовских и польских партизан.

В начале сентября 1943 немцы начали массовые расстрелы евреев.

Глава еврейской полиции гетто Яков Ганс был расстрелян, так как в его услугах нацисты больше не нуждались. Восставшие сражались, отстреливаясь с веранд и балконов, имея в руках лишь несколько автоматов, винтовок и мин. Немцы отступили с территории гетто. Выяснилось, что они не намеревались приступить к окончательному истреблению узников гетто в расстрельных рвах в Понарах.

4 сентября оставшиеся узники начали интенсивно готовиться к уходу группами в леса. 23 сентября немцы вошли в гетто. Мать Ковнера пришла к нему на баррикады, спросила: “Что мне делать?” Не было у него, руководителя гетто, никакого ответа. Нацисты поймали ее и расстреляли.

Рассказы о человеческих и нечеловеческих поступках шли вперемежку. Настоятельница монастыря дала им убежище. Из монастыря, в котором находились пятнадцать евреев и девять монахинь, Аба Ковнер, переодевшись монахиней, выходил в сад каждое утро. Партизаны переходили из села в село, пытаясь убедить местных крестьян вступить в отряды сопротивления.

Еврейское подразделение росло на глазах. Вначале оно насчитывало пятьдесят бойцов, затем выросло в лесу до сотен еврейских партизан. В Рудницких лесах, на юге Литвы, партизаны были организованы, по национальному признаку, в отряды под командованием советских военных. Были и еврейские командиры, отдававшие приказы на идише. Песни у костра также пелись на идиш.

Ковнер рассказал о событии, лишившим его звания командира. Он не мог арестовать одного из бойцов, убившего гестаповца.

Полагалось привести его на суд командиров, которые должны были приговорить гестаповца к расстрелу. Боец, еврейский парень, всю семью которого нацисты убили, впал в истерику. Прикладом начал избивать гестаповца, с каждым ударом приговаривая: “ Это за отца, это за мать, это за сестру”.

В дни страшного голода и ежеминутной угрозы смерти, партизаны совершали чудеса героизма.

Аба Ковнер, Ружка и их товарищи часто посещают Израиля. Им тяжело видеть то, что творится в кибуцах. Не только то, что люди талантливые оттесняются на обочину, а то, что диктатура посредственностей растет и процветает.

Приспособленцы провозглашаются вождями и становятся, только подумать, образцами для подражания. Ковнер и Ружка с отвращением говорят о поисках Меиром Яари духовного убежища в преступной системе власти Сталина. Всю свою мудрость Яари вкладывает в укреплении идейной связи кибуцев с со сталинской Россией.

“Необходимо освободиться от руководства движения “Ашомер Ацаир”, следует мобилизовать партизан в руководство”.

На собраниях Израиль говорит на высоких тонах о смелости и честности партизан, но голос его – глас вопиющего в пустыне.

Общество с высокомерием относится к еврейству диаспоры и ее культуре, и, конечно же, к тем, кто спасся от Катастрофы. Ковнер в диаспоре был левым сионистом в движении “Молодая смена”, но после войны отбросил свою левизну, и за это был выведен из руководства. Израиль Розенцвайг огорчен. Движение отвергает такого умного, значительного человека, как Аба Ковнер, несмотря на то, что он проявил силу духа, талант руководителя в борьбе против нацизма. Явно Меир Яари видит в нем угрозу своему руководству, и оттесняет его на обочину. Огорчает Израиля, как литературного критика, что друг его грешит писанием стихов и, главное, публикует их, не имея особого таланта в этой области.

Израиль ходит с опущенной головой. Прошли недели с момента смерти советского диктатора, а в кибуцах все еще флаги полуспущены, и портреты Сталина не сняты со стен Движения. Израиль же напоминает товарищам, что Сталин – один из самых страшных убийц Двадцатого века. Руки его обагрены кровью миллионов людей, среди которых и еврейские писатели, но слова его повисают в воздухе. Он замыкается в своем доме вместе с Наоми, говорит, что когда облик этого палача разоблачен, он вспоминает убийство Троцкого в Мексике в 1942.

Израиля вызывают на заседание руководства кибуцев, чтобы выяснить, сказал ли он действительно, что Сталин