У тихой Серебрянки - Михаил Дмитриев

Белых и Будников послали ко мне на ночь Ларькова. И только в полночь, когда хватились, что нет Лесневского, я вынужден был направиться в партизанский лагерь, чтобы выяснить, как поступать дальше.

Утром события уже приняли опасный поворот. Комендант вызвал к себе старосту Ковалева и его сестру Груню. Они подтвердили показания Лесневского и, более того, передали списки семей серебрянских коммунистов.

23 ноября гитлеровцы схватили коммунистов Власа Леонтьевича Прохорова, Петра Фроловича Михеенко, беспартийных Николая Тереховича Сафронова и Спиридона Герасимовича Бакова. Одновременно в Журавичах арестовали заместителя начальника полиции Павла Григорьевича Ларькова. Их всех увезли в Чериков.

Об этом проговорилась Груня Ковалева, директор школы в Серебрянке. Она хвасталась, что сам комендант приглашает ее поехать в Чериков на очную ставку с коммунистами.

- Так что пусть еще с недельку поживут в Серебрянке другие, невыявленные коммунисты, - смеясь, сказала она, бросив прищуренный взгляд в мою сторону.

Слушая эти разглагольствования, думал, как убрать Груню Ковалеву. Конечно, труда особого нет, но нужно так сделать, чтобы никто не пострадал за эту гадину. Даже вот сейчас можно. Но я помнил приказ партизан: "Ковалева нам нужна живая!"

Я мучился оттого, что не имею права убить ее, что из-за нее прольется кровь честных людей, патриотов. Вот завтра она поедет с комендантом в Чериков... Нет, сегодня, только сегодня ее убрать!

- Что вы задумались, господин Дмитриев, - долетает до меня голос Груни, и лишь теперь замечаю, что не в тетрадь смотрю, а в окно на лес за околицей.

- Приглашен вечером на именины. Кстати, и вы, кажется, тоже приглашены... Вот ломаю голову, какой преподнести подарок. У Михаила Никодимовича Лукашкова будут только члены семьи да коллеги по работе. Выпьем немного, повеселимся. Не все же делами заниматься. Правильно? Вы пойдете?

Ее стали приглашать учительницы, все наши подпольщицы - Нина Левенкова, Нелли Кильчевская, Нина Язикова, Евдокия Комарова.

- Да что вы меня зовете? - кокетливо заупрямилась Груня. - Именинник-то не приглашал...

Перебивая друг друга, мы начали доказывать, как Лукашков закрутился-завертелся с подготовкой стола, к тому же ее, директора, не было в школе, когда он всех приглашал. Даже наказывал вот так коллективно просить.

- Не отказывайтесь, - сказал я, когда все замолчали.

Наконец Ковалева сдалась:

- Хорошо, я приду. Но схожу предупрежу брата, что сегодня задержусь и приду несколько позже

Ковалевы, боясь партизан, по-прежнему уходили на ночь в гарнизон на рекотянский мост.

Мне, Левенковой и Язиковой домой идти вместе, и мы вышли на заснеженную улицу.

- Что ты задумал? - спросила Язикова, и голубые глаза ее засветились в предчувствии чего-то особого. Она любила необычное и опасное.

- Миша даже не знает о своих "именинах", - озабоченно говорю я. - А нужно, чтобы были эти именины.

- Что надо сделать? - Коли коснулись дела, для Нины Игнатьевны Левенковой главное четкость, точность. Она рисковать не любила, хотя никогда не трусила.

- Сейчас около трех дня, значит, остается чистого времени только пять часов. Я подготовлю семью Михаила Лукашкова, предупрежу, что у них, мол, сегодня праздник. А вы, девушки, побеспокойтесь насчет стола. Все должно походить на настоящие именины: подарки, выпивка, закуска, тосты, поздравления, карты и, конечно, музыка.

- Все будет, - сказала Язикова. - Ты делай главное: чтобы знали они, она кивнула в сторону леса.

Нашему подпольщику комсомольцу Михаилу Лукашкову долго объяснять план не требовалось.

- Будет все сделано! - словно отрапортовал он.

Михаил пообещал поговорить с матерью, а братишке Николаю и сестренке Нине рассказать, как надо вести себя на "именинах".

От него я тотчас же пошел к Михаилу и Броне Прохоровым. Они все еще жили на берегу Серебрянки, в колхозной бане, скрытой от деревни густым ольшаником Чем не самое лучшее место для встречи партизан, когда те пойдут к нам? Прохоровы должны их встретить.

Под предлогом, что для именин нужна водка, я на подводе отправился по шоссе в сторону Довска, а через километр свернул на санную дорогу в Юдичи, оттуда - в Хвощ.

Вот и партизанский лагерь. Просторная штабная землянка, посередине стол из наскоро сколоченных досок. И Белых, и Дикан, и Будников как раз на месте. Подробно информирую их, излагаю свой план. Они одобряют его. С тех пор как назначили Будникова начальником особого отдела, его задания стали для меня обязательными.

2

"Именины" шли как по сценарию. Полина Архиповна, мать Лукашкова, умела угостить, создать непринужденную обстановку, чудесно рассказывала разные забавные истории, которые всегда были к месту, вызывали веселье. Чуть охмелев, мы принялись петь песни, конечно, народные. Какие же еще?

Потом танцевали под музыку надтреснутых, охрипших пластинок. А партизан все нет и нет. Я уже опасался: а вдруг что случилось по дороге? Но вот раздался громкий стук в дверь. Тишина моментально воцарилась за столом.

Дверь протяжно скрипнула, впустила клубы морозного воздуха и показался... полицейский Яков Янченко. Уж действительно принесла его нечистая сила!

А Ковалева обрадовалась. Она тут же взяла инициативу в свои руки. Запела "Последний нонешний денечек", потом пошла танцевать "барыню" и "сербиянку", даже принялась гадать на картах.

- Вот черт, второй раз пришел туз пиковый и такая же десятка с шестеркой! - жаловалась она, а я боялся, что вдруг испугают ее карты и Груня уйдет.

- Да вы же сами - пиковая дама, вот и приходят все одной масти, стараюсь убедить Ковалеву.

Она еще раз бросила - трефовая масть осталась на столе.

- Никого не боюсь! - капризно заорала она, уже изрядно охмелев. - А кого мне бояться?!

Будто в ответ на ее слова, раздался стук в окно. Все смолкли, насторожились. Я взглянул на ходики: было одиннадцать часов вечера. Поздненько же, однако...

Еще резче, требовательнее повторился стук. Из-за стола поднялась хозяйка дома, а за ней полицейский Янченко. Я увязался за ними. В коридоре посоветовал Янченко лезть на чердак: мол, не бойся, не выдадим. Тут еще и хозяйка подтолкнула к лестнице полицая, и он покарабкался наверх.

Вдвоем с Полиной Архиповной вышли во двор. У стены стояли Семен Скобелев, Иван Герасимов и Аркадий Ковалев.

- Слушайте меня, - прошептал я. - Двое - с нами в дом, один - в охранение. Для вида надавайте всем подзатыльников. У двери не жалейте пинков. Да еще пригрозите, чтобы не веселились, когда вокруг люди плачут. А Груню Ковалеву поблагодарите, что изъявила желание добровольно пойти в партизаны. Да еще вот что: на чердаке сидит полицейский Янченко, его не трогать. Он будет невольным свидетелем.