Бесконечное лето: Эксперимент (СИ) - Александр Руджа

— Здрасьте, — улыбнулся на автомате я. Наверное, улыбка получилась какая-то неправильная, потому что вожатая нахмурилась и поглядела на меня внимательно.

Наверно, и впрямь зрелище не очень понятное: тянущий улыбку бледный подросток с широко раскрытыми, налитыми кровью глазами. С черными кругами под ними. И следами зубов на сжатых кулаках.

Пауза затягивалась.

— Что-то случилось, Саша? — удивленно сказала Ольга Дмитриевна.

Я убрал улыбку с лица и решительно покачал головой.

— Да нет, все нормально… товарищ — лейтенант?

Немая сцена.

— Что ты сказал? — очень спокойно говорит «вожатая».

— Ну, мне просто не очень удобно обращаться по имени-отчеству к целому офицеру государственной безопасности, поэтому и интересуюсь вашим званием, если это не совершенно секретная информация, конечно.

Наглый я стал в последнее время — страх. «Вожатая» с этим, кстати, согласна.

— Ну ты хам… — тянет она ошеломленно. — Зайди-ка внутрь. Будешь рассказывать.

А отчего бы и не рассказать, верно? Мне нужен выход из ситуации, и им тоже. Захожу, усаживаюсь.

— Лагерь у вас хороший, — начинаю я. — Скорее всего, настоящий пионерский. А вот исполнение, извините, корявое. С первого дня буквально начиная. Сначала, понимаете, «добро пожаловать, мы тебя ждали», а потом «свободных домиков нет, будешь жить тут». Это же для наблюдения и контроля, верно?

— Верно, — говорит «Ольга Дмитриевна» с застывшим лицом. — Дальше.

— Дальше — словечки, — с удовольствием продолжаю я. — «Расконсервированные домики», «каптерка». Я же филолог, такие слова замечаю. Военный сленг — откуда он у юной вожатой пионерлагеря?

«Юная вожатая» молчит. Только желваки на скулах ходят. Влетит ей, думаю, потом от начальства.

— Ну и, конечно, на дворе никакой не восемьдесят четвертый, — заканчиваю я. — Анахронизмов немного, и в глаза они не бросаются, но есть. Пластиковые бутыли с водой на складе, упоминание Аллана Чумака не вызывает вопросов, но главное — охрана под землей одета в цифровую форму, а руки нам связали пластиковыми наручниками. Это однозначно начало двухтысячных. Но, кстати, и вы лично тоже местами налажали, когда решили в нашем первом разговоре упомянуть о потере памяти «как в индийских фильмах». В индийских фильмах память не теряют, это вы с мексиканскими сериалами перепутали. Но откуда в Союзе восьмидесятых годов мексиканские сериалы?

«Ольга» закатывает глаза в немом возмущении.

— Да и «Легенда о любви» вышла в прокат в восемьдесят четвертом, тут вы правы. Но — в ноябре. Некачественно готовитесь, товарищ офицер.

Вожатая вздыхает.

— Старший лейтенант, — говорит она наконец. — Старший лейтенант Тихонова. Идем к Виоле думать, что с тобой делать дальше, она все-таки целый капитан, пускай у нее теперь от тебя голова болит.

«Капитан!.. У нас на флоте тоже капитаны есть. Но это, наверное, другие капитаны».

***

В медпункте я уже практически как родной. Обтесался за истекшие три с половиной дня. Опережаю график, иду на рекорд, похоже. Приятно улыбаюсь закутанной в халат Виоле, присаживаюсь на застеленный клеенкой топчан. «Медсестра», кстати, совершенно спокойна, в отличие от явно нервничающей Ольги.

— Информация засекречена, сам понимаешь, — сообщает мне Виола. То есть капитан Толкунова, конечно. — Но ты у нас теперь не подпадаешь ни под какие подписки. Нулевой доступ. Так что приготовься услышать множество интересных вещей. Только сначала один вопрос: сам-то как думаешь, что это вокруг тебя — да и всех нас — такое?

Беру секунду на формулировку.

— Сейчас 2014 год, возможно, позднее, — выкладываю я свою версию. — Вокруг — виртуальная реальность крайне высокого уровня исполнения, очень качественная компьютерная симуляция. Поэтому в лагере идеальный порядок и дисциплина, прекрасный климат и погода. Но, как любая виртуальность, локация не свободна от багов и глюков. Отсюда анахронизмы, сбои памяти персонажей и прочие странности. В реальности же мы лежим в подземных капсулах под воздействием неизвестного препарата.

Виола качает головой. Непонятно, что это: «Да, примерно, так и есть» или «Хорошая версия, но не угадал, сынок».

— Цель описанного тобой проекта? — деловито интересуется она.

— Понятия не имею, — отвечаю честно. — По моим прикидкам, даже чисто техническая часть обходится в какие-то совершенно безумные деньги, именно поддержание функционирования базы. Сколько стоило проектирование и разработка, боюсь представить. Что тут должно происходить, чтобы отбивать такие затраты — не берусь даже предполагать.

Виола, усмехаясь смотрит на Ольгу.

— Умный? — интересуется она. Вопрос риторический, понятно. — А как описанная тобой компьютерная симуляция объясняет непонятные скачки температуры вокруг лагеря и вечно мерзнущую охрану в зимней форме?

Тут она меня, конечно, уела.

— А как твоя версия объясняет неожиданно проснувшиеся у тебя таланты к пению, игре на гитаре и плаванию кролем? — методично продолжает долбить Виола.

Оп-па. А я-то думал, это моя козырная карта в рукаве. А оказывается, это в их рукаве козырная карта.

— Не додумал, — выносит вердикт «медсестра». Обидно, но правда — элементы информации сочетаются плохо. Развожу руками.

— Интеллектом своим ты меня не поразил, нет, — сообщает Виола. — Но выступаешь все равно намного лучше, чем предыдущие ключи. Так что слушай… умник. И запоминай.

***

То, что мне рассказали, было немыслимым. Невероятным. Небывалым. Но немыслимое и невероятное ведь не означают «невозможное». А небывалое даже наоборот — подбадривает и дает стимул стремиться к чему-то, расти над собой. Вперед и выше. Примерно как в описываемой ситуации.

Вся наша жизнь — это столкновение воображаемого мира с комплексом объективных, материальных факторов, называемых реальностью. Все конфликты, депрессии, обиды и революции — они именно от этого, от несовпадения фантастической реальности у нас из головы с тем некрасивым и недружелюбным миром, что поджидает снаружи. Одни с этим мирятся и приспосабливаются, другие пытаются побороть и изменить. Есть и третьи — они распространяют свою реальность на окружающих, трансформируя внешний мир по своему собственному усмотрению.

Конечно, для этого нужны специальные способности, достаточно редкие. Но в начале восьмидесятых годов двадцатого века американские ученые открыли и синтезировали вещество, способное многократно усиливать природные способности к манипуляции реальностью. Вещество это называлось кортексифан.

Почти сразу доступ к кортексифану получили и советские ученые — наша промышленная разведка оказалась на высоте. Эксперименты с новым веществом, однако, почти сразу пошли двумя параллельными путями. В Джексонвилле, штат Огайо, принялись работать в основном над возможностью с помощью кортексифана пробивать проходы в параллельные миры. В Советском Союзе было решено не экспериментировать с параллельными реальностями, а модифицировать свою.

Примерно одновременно обе исследующие стороны обнаружили, что чем моложе подопытные, тем лучшие результаты показывает кортексифан. Куратор американского проекта, Уильям Белл, использовал пяти-семилетних детей, у нас же эксперименты проводились преимущественно на подростках.

Опыты показали, что при регулярном введении кортексифана подопытные приобретали способности менять базовую реальность в достаточно широких пределах. Речь не шла, конечно, о гашении сверхновых или изменении свойств времени. Но одним из первых достижений советских исследователей было установление равномерно теплого климата на всей территории экспериментального лагеря. Вскоре после этого проект получил официальное наименование «Лето».