Месть старухи - Константин Юрьевич Волошин

звучал приветливо, с радостными интонациями. — Проходи, садись. Мы с Хуаном как раз смотрим, сколько тебе удалось награбить. Принесите моему гостю вина. Вижу, он страдает от жажды. — Кловис с улыбкой смотрел, как Жуарес жадно пил из огромного кубка вино, полагая, что тот после голодухи быстро опьянеет.

— Кловис, ты негодяй! — отдуваясь заговорил Жуарес, с усилием сдерживая себя от рвущегося возмущения. — Что я тебе плохого сделал?

— Если б ты не чувствовал своей вины, то не пустился в бега со всеми своими сокровищами. Погляди, всё забрал. А куда дел своих куколок? Продал?

— О чём ты говоришь? Кому они нужны, чтобы о них вспоминать! Что ты собираешься со мной сделать?

— Ты же умный человек, Жуарес. Разве сам не догадываешься? Ты изменил мне, и я, ты знаешь, такого не прощаю.

— Чёрт с тобой, раб чистогана! Забирай всё, только отпусти. И я вечно у тебя буду должником.

— Хм! Ты ещё так говоришь? Брось, Жуарес! Тебя оставить на свободе я не имею права. Ты ведь не так прост, и совести у нас с тобой меньше чем у шакала. И ты это знаешь. Это с Хуаном можно так говорить. Он юноша честный и на предательство трудно пойдёт. Так что не видать больше тебе свободы! Будешь рабом у моего друга. Ты его должен знать, но пока я умолчу о нём.

— Кловис! Ты же знаешь, что я лучше удавлюсь, чем стану рабом!

— Такие трусы, как ты, не удавятся. Для этого необходима смелость, решимость, а ты такими качествами не обладаешь. Будешь работать, и мечтать об освобождении. Этим и будешь поддерживать свою жизнь.

— Подлец ты, Кловис! Воспользовался моим промахом! Но тебе это зачтётся!

— Буду нетерпеливо ждать, мой Жуарес. Эй, Козёл! Отведи его в яму. То у него будет временный дворец.

Когда купца увели, Кловис утомлённо отвалился на подушки, закрыл глаза. Не открывая их, он прошептал:

— Уходи! И позови Гнома. Пусть приготовит мне настой. Я сильно устал.

Хуан тихо вышел. В голове вихрились думы, навеянные только что услышанными откровениями.

На душе было сумрачно. Настроение не поднялось даже после возвращения его ценных перстней и остального. Захотелось побыстрее покинуть этот островок. Ему было страшновато с этими людьми.

Он нашёл Гнома. Передал поручение Кловиса и заторопился удалиться и в одиночестве подумать и отдохнуть.

У него была крохотная хижина в три шага длиной и столько же шириной. Хуан растянулся на топчане. Закинув руки за голову, он с удовольствием вслушивался в щебет птиц и далёкий шум прибоя у рифа. Было тихо, мирно. Мысли постепенно смешивались, перепутывались. Он не заметил, как заснул.

Его разбудил шум голосов. Было темно. Отблески багрового света плясали в щелях тонких стен хижины.

На берегу океана горел огромный костёр. Вокруг сидели, стояли и приплясывали местные мужчины, среди них можно было заметить матросов с галер. Люди явно веселились, возбуждённые и разгорячённые вином. Несколько разодетых женщин плясали то с одним, то с другим из мужчин, набивая себе цену.

Хуан вспомнил Луизу, или как там её. Захотелось опять ощутить, прочувствовать её ласки. Пережить восторг и наслаждение, испить до краёв из чаши, столь восхитительной, что у него чуть закружилась голова.

Встряхнул головой, словно отгоняя наваждение. Попытался вспомнить Габриэлу. И понял, что по сравнению с нею Луиза выглядела этакой… такой… — он никак не мог найти нужное слово. Потом вдруг вспомнил: «Этакой восхитительной бестией». Столь блаженной, что Габриэла показалась ему жалкой ничтожной вздорной воображалой, ничего не умеющей и не могущей доставить мужчине истинного наслаждения.

Горько усмехнувшись, переключил свой мысли на Эсмеральду. Тут он ничего не чувствовал. Лишь слабое чувство долга, уважения и тёплой симпатии. И больше ничего! Совершенно! Он даже обиделся на себя. Стало жаль девчонку.

Хуан бездумно побродил по берегу и неожиданно наткнулся на Гнома. Тот сидел на обломке ракушечника и смотрел на пустынное море. Тучи всё ещё заволакивали небо. Было душно, влажно и лишь лёгкий ветерок несколько охлаждал влажную кожу тела.

— Что ты тут делаешь, Гном? — Хуан обрадовался этому одинокому человечку.

Тот поднял голову. Его небольшое лицо с чёрной бородой без единого седого волоска доходила ему до середины груди. Лысая голова блестела в отблесках костра. Большие чёрные глаза смотрели пристально, вдумчиво, изучающе.

— Думаю, сахиб. В одиночестве это легче делается.

Хуан кивнул, молча присел рядом. Они не говорили, пока Гном не спросил, не поднимая головы:

— Молодой сахиб смущён? Он на распутье?

Хуан повернул голову. С напряжением в глазах неожиданно для себя спросил:

— Почему ты так сказал? И… откуда знаешь?

— Это легко, сахиб. Вы человек открытый для такого человека, как я.

— Что это значит, Гном? Чего ты добиваешься?

— Ничего не значит, сахиб. И я ничего не добиваюсь. Просто захотелось с вами поговорить. Может, немного помочь?

— Что, я нуждаюсь в помощи?

— Может быть, сахиб. Все нуждаются в какой-то помощи, сахиб.

Они помолчали. Хуан же всё пытался уяснить, что имел в виду этот человек?

— Знаешь, Гном, ты, возможно прав. Мне здесь на самом деле не очень нравится. Даже больше. Хочу побыстрее уехать.

— Сахиба ждёт дева. Очень молодая, сахиб. Она вас очень любит, тоскует и сильно беспокоится. К ней вы стремитесь?

Хуан не удивился его словам. Он уже знал способности Гнома. Кловис немного говорил о Гноме. Он уже несколько раз сравнивал его с доньей Корнелией. Казалось, что Корнелия намного слабее этого человечка.

— Всё может быть, — наконец ответил Хуан. — Я к ней и хочу уехать. Она нуждается в моей помощи. Она совсем юная девчонка. И у неё нет никого, кто ей захочет помочь и поддержать.

— Это понятно. Вы, ференги, европейцы, слишком много уделяете внимания женщинам. Но и у нас имеются такие мужчины. Намного меньше, но есть.

— Что за причины, связывающие тебя с доном Кловисом?

Гном пожал плечами, помолчал немного.

— Это грязное дело. Кловис, как вы его называете, очень опасный и подлый человек. Я всё это знаю, но связан клятвой и обещанием.

Хуан вопросительно посмотрел на Гнома. Тот не поднял глаз. Продолжать разговор, казалось, он не собирался.

Они ещё долго молча сидели, созерцая ночное море. В воздухе ощущалась приближающаяся гроза. Влажный воздух не испарял пот, и тело было липким, противным. Хотелось искупаться. Но члены с трудом двигались. Они словно окаменели.

Хуан тронул Гнома за плечо. Встал и, не сказав ни единого слова, ушёл в хижину. Мысли не покидали его голову. Они перескакивали с одного на другое. Часто останавливались на Мире. И он посчитал время.

— Ого! Уже прошло