Семейные реликвии - Кэндис Кэмп
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— На здоровье, — улыбнулась Джульетта. Она понимала, что нельзя так явно радоваться лишь потому, что Эймос удостоил ее неким подобием комплимента, но в такой миг не могла сдержать свои чувства.
Морган снова посмотрел на Джульетту и на миг ей показалось, что он собирается еще что-то сказать, но вместо этого он резко повернулся и направился к двери.
— Пошли, Итан. Теряем время.
При этих словах отца Итан вскочил и улыбнулся Джульетте.
— Иду, па. Спасибо, мисс Дрейк, тетушка Франсэз.
Франсэз и Джульетта убрали со стола и вымыли посуду. Затем Франсэз начала учить Джульетту домашнему хозяйству. Она показала девушке, как отделять сливки от молока, как сбивать масло и формовать его. Потом Франсэз посвятила Джульетту во все тонкости хлебопечения — приготовления смеси для теста, замешивания теста до нужного состояния перед тем, как поставить его подниматься, и далее — как надо мять и комкать тесто, как давать ему снова подняться перед тем, как начинать печь хлеб.
К концу дня Джульетта была измотана до потери сил. Она не знала, наступит ли такой день, когда она будет знать все о своих обязанностях, перестанет так смертельно уставать к вечеру и руки ее не будут больше болеть.
Когда Джульетта накрывала стол к ужину, отворилась задняя дверь и, тяжело ступая, вошел Эймос. На подошвах его ботинок налипла грязь и девушка в ужасе увидела, как Морган идет, оставляя грязные следы на полу, который вчера она так старательно отчищала!
— Что вы делаете? — закричала Джульетта.
Эймос замер, удивленно глядя на нее, словно она внезапно потеряла рассудок.
— В чем дело?
— Ваши ботинки! — Джульетта протянула руку к ногам мужчины. — Вы разносите грязь по чистому полу. Сейчас же выйдите и снимите эти башмаки!
Эймос заморгал глазами, явно ошеломленный дерзостью, с которой экономка приказывала, что ему делать. Тем не менее, он покорно кивнул, соглашаясь, и пошел обратно к двери.
— И на будущее, я вас попрошу снимать обувь за дверью, прежде чем вы будете заходить в дом. Все утро я мыла и скребла этот пол и вовсе не хочу, чтобы вы тут все испортили своей невнимательностью.
Эймос насмешливо глянул на нее, усаживаясь на порог, и стал снимать башмаки, затем аккуратно поставил их на небольшую полочку.
— Я смотрю, вы не стесняетесь открыто высказывать свое мнение, не так ли?
Джульетта внезапно почувствовала себя неловко. Так, как она говорила с Эймосом, нельзя было говорить с хозяином. Просто она крайне возмутилась грязью на свежевымытом полу. Но все-таки Джульетта решила, что не будет лебезить перед всяким мелким тираном только потому, что он привык к этому.
— Не вижу ничего плохого в том, чтобы высказывать то, что я думаю, — сухо ответила Джульетта. — Вам, видно, непривычно, чтобы кто-то осмеливался к вам обращаться с такими просьбами?
— Просьба? Вы это так называете? — на губах Эймоса снова заиграла странная полуулыбка. Джульетта обратила внимание, насколько привлекательнее он становится, когда улыбается. — А я бы сказал, что вы мне устроили настоящий разнос.
Джульетта промолчала. Девушка совсем не знала, что ответить. Очевидно, у нее просто нет привычки выступать в роли служанки. Она выросла, как равная среди равных, а ее отец постоянно приучал своих дочерей к свободе мысли и слова. Такая жизненная позиция, как Джульетта теперь понимала, была совершенно неуместной для кухарки или прислуги в доме.
— Да. Я не должна была говорить с вами так резко, — промолвила она вежливо, глядя в сторону.
— Нет, — Морган протянул к ней руку. — Не беспокойтесь. Вы были правы. Я… в общем, все нормально. Я только обратил внимание, что вы не боитесь говорить со мной. А то некоторые боятся.
Джульетта улыбнулась с облегчением.
— Мне не следовало вас дразнить, — продолжал Эймос.
Услышав такие слова, Джульетта с удивлением посмотрела на своего хозяина. Для Эймоса Моргана даже произнести слово «дразнить» уже было очень легкомысленным поступком. Да и на лице его тут же появилось несколько озадаченное выражение, как будто он сам удивился несвойственному ему поведению. Но очень быстро лицо Эймоса вновь обрело привычное выражение и он отвернулся. Некоторое время Джульетта стояла в растерянности, гадая, почему прервалась тонкая нить какого-то нового отношения, протянувшаяся между ними на короткое время. Затем, пожав плечами, она вернулась к своей работе. Бесполезно пытаться понять Эймоса.
После того первого утра Джульетта стала все завтраки готовить сама. У нее теперь увереннее получалось собирать яйца, но все же девушка с недоверием и опаской посматривала на петуха, который имел обыкновение подскакивать к ней невесть откуда с резким клекотом и кудахтаньем. По совету Франсэз она носила с собой посудное полотенце, которым хлестала петуха, когда его притворные атаки на нее казались слишком угрожающими. Постепенно Джульетта научилась отличать одну курицу от другой и часто с ними разговаривала, даже называла их по именам, насыпая им корм вечером или собирая яйца по утрам. Много времени, потраченного Франсэз на обучение Джульетты, ушло на кухонные дела и разные вопросы приготовления пищи. После обеда Франсэз обычно сидела и писала рецепты, которые знала наизусть еще от своей матери. Работая вместе с Джульеттой, она всегда беседовала с девушкой. Франсэз очень интересовали рассказы Джульетты о ее жизни в театрах и в разных городах. Хотя своя собственная жизнь казалась Франсэз скучной. В сравнении с этими рассказами, Джульетта, в свою очередь, с интересом слушала разные истории о жизни на ферме. Ее все больше интересовала семья Морганов, их молчаливая и упорная сила, а их образ жизни казался ей каким-то совсем новым миром. Девушке было интересно слушать рассказы Франсэз, которая говорила обычно в своеобразной спокойной и шутливой манере. С каждым днем Франсэз все больше нравилась Джульетте.
Джульетта часто пела во время работы, от этого дела делались как-то легче. Однажды утром она пела, моя посуду после завтрака, и случайно глянула в сторону Франсэз, сидевшей за столом. Франсэз откинулась назад на стуле, закрыла глаза и на лице ее было написано блаженство.
Почувствовав взгляд Джульетты, Франсэз открыла глаза и улыбнулась, слегка недовольная тем, что ее занятие было замечено.
— Ваш голос очень хорош. Я бы могла часами слушать вас. Наша мать тоже пела иногда. Но она не умела петь так, как вы — голос у нее был заурядный. Мама любила музыку. У нее была музыкальная шкатулка, подаренная ее отцом, и когда поднимали крышку этой шкатулки, начинала играть прекрасная мелодия, очень приятная и изысканная. Я обычно представляла, что это звучат маленькие серебряные капельки. — Франсэз вздохнула. — Сейчас эта шкатулка у меня наверху, в нижнем ящике. Я спрятала ее подальше. Стало слишком печально ее слушать.