Частная жизнь вождей - Ленин, Сталин, Троцкий - К Енко

В своем посмертном "Завещании" Ленин высказал, что вместо Сталина Генсеком может быть другой человек. 24 декабря 1922 года он писал: "Тов. Сталин. сделавшись Генсеком, сосредоточил в своих руках необычайную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью...".

В новом году через 10 дней, 4 января 1923 г., Ленин решил в "Завещании" дополнить свою характеристику Сталина и продиктовал следующее: "Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности Генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека...".

Ленин ошибся в своем "Завещании" - поезд уже ушел: расстановка сил в руководстве партии была такова, что большинство членов ЦК считала приемлемой фигурой на пост Генсека Сталина, а не кого-либо другого. Возможно, Ленин из-за своей болезни этого не знал или не считался с этой расстановкой сил в ЦК, полагаясь на свой авторитет вождя партии, либо увлекся эмоциональной стороной характеристики качеств Сталина в общении с людьми.

Как бы там ни было, но при формировании руководящих органов партии после XIII съезда (май 1924 г.) Сталин занял принципиальную позицию и, ссылаясь на "Завещание", отказался от поста Генсека. Однако большинство членов ЦК, в их числе были Зиновьев и Каменев, убедили Сталина взять свою отставку обратно. Сталин обещал учесть замечания Ленина в свой адрес. В этот период Сталин считался с мнением других членов ЦК, и никто ещё не мог упрекнуть его, выступавшего за "коллективное руководство", в личной диктатуре. К тому же он обвинял Троцкого в желании стать единоличным руководителем. В тех условиях вопрос о грубости Сталина, активно боровшегося против Троцкого и его многочисленных сторонников, как-то не показался членам ЦК вопросом, достойным пристального внимания.

Отношение Сталина к женщине, к супруге Ленина, повлияло на самого Ленина, так что он перенес это влияние на политику, - по вопросам партийного строительства и предложил заменить Сталина на посту генерального секретаря другим партийным деятелем.

Сталин, по свидетельству Троцкого, назвал ленинское "Завещание" запиской больного человека, находящегося под влиянием "баб".

Сталин имел в виду двух "баб" - Н. К. Крупскую и сестру Ленина М. И. Ульянову.

* * *

О болезни Ленина свидетельствует его лечащий врач Владимир Розанов:

"Владимир Ильич в это время жил в маленьком домике наверху; большой дом ещё отделывался. Раньше нас из Химок приехал уже Ф. А. Гетье и осмотрел Владимира Ильича; сначала, по словам окружающих, можно было подумать, что заболевание просто гастрическое, хотели связать его с рыбой, якобы не совсем свежей, которую Владимир Ильич съел накануне, хотя все другие ели, но ни с кем ничего не случилось. Ночью Владимир Ильич спал плохо, долго сидел в саду, гулял. Ф. А. Гетье передал, что у Владимира Ильича рвота уже кончилась, болит голова, но скверно то, что у него имеются явления пареза правых конечностей и некоторые непорядки со стороны органа речи. Было назначено соответствующее лечение, главным образом покой. Решено было вызвать на консультацию невропатолога, насколько помню, профессора В. В. Крамера. И так в этот день грозный призрак тяжкой болезни впервые выявился, впервые смерть определенно погрозила своим пальцем. Все это, конечно, поняли; близкие почувствовали, а мы, врачи, осознали. Одно дело разобраться в точной диагностике, поставить топическую диагностику, определить природу, причину страдания, другое дело - сразу схватить, что дело грозное и вряд ли одолимое, - это всегда тяжело врачу. Я не невропатолог, но опыт в мозговой хирургии большой; невольно мысль заработала в определенном, хирургическом направлении, все-таки порой наиболее верном при терапии некоторых мозговых страданий. Но какие диагностики я ни прикидывал, хирургии не было места для вмешательства... Болезнь могла длиться недели, дни, годы, но грядущее рисовалось далеко не радостное. Конечно, могло быть что-либо наследственное или перенесенное незаметно, но это было маловероятно.

10 марта 1923 года, вечером, ко мне позвонил В. А. Обух и сказал, что меня просят принять участие в постоянных дежурствах у Владимира Ильича, которому плохо; на другой день мне о том же позвонил тов. Сталин и сказал, что он и его товарищи, зная, что Владимир Ильич ко мне относится очень хорошо, просят, чтобы я уделял этому дежурству возможно больше времени.

Я увидел Владимира Ильича 11-го числа и нашел его в очень тяжелом состоянии: высокая температура, полный паралич правых конечностей, афазия. Несмотря на затемненное сознание, Владимир Ильич узнал меня, он не только несколько раз пожал мне руку своей здоровой рукой, но, видно довольный моим приходом, стал гладить мою руку. Начался длительный, трудный уход за тяжелым больным.

Свежий воздух, уход, хорошее питание делали свое дело, и Владимир Ильич постепенно поправлялся, полнел. Явилась возможность учиться речи. Гуляли, пользовались каждым днем, когда можно было поехать в сад, в парк. Сознание полное. Владимир Ильич усмехался на шутки. Искали грибы, что Владимир Ильич делал с большим удовольствием, много смеялся над моим неумением искать грибы, подтрунивал надо мной, когда я проходил мимо грибов, которые он сам видел далеко издали".

Со слов художника Юрия Анненкова:

"В декабре 1923 года Лев Борисович Каменев... предложил мне поехать в местечко Горки, куда ввиду болезни укрылся Ленин со своей женой. Я вижу, как сейчас, уютнейший барский, а не рабоче-крестьянский, желтоватый особнячок. Каменев хотел, чтобы я сделал последний набросок с Ленина. Нас встретила Крупская. Она сказала, что о портрете и думать нельзя. Действительно, полулежавший в шезлонге, укутанный одеялом и смотревший мимо нас с беспомощной искривленной младенческой улыбкой человека, впавшего в детство, Ленин мог служить только моделью для иллюстрации его страшной болезни, но не для портрета Ленина".

О последнем дне жизни Ленина 21 января 1924 года рассказывает врач В. П. Осипов: "...состояние вялости продолжалось, больной оставался в постели около четырех часов, мы с профессором Ферстером (немецкий профессор из Бреславля, который был приглашен ещё в марте 1922 года) пошли к Владимиру Ильичу посмотреть, в каком он состоянии. Мы навещали его утром, днем и вечером, по мере надобности. Выяснилось, что у больного появился аппетит, он захотел поесть; разрешено было дать ему бульон. В шесть часов недомогание усилилось, утратилось сознание, и появились судорожные движения в руках и ногах, особенно в правой стороне. Правые конечности были напряжены до того, что нельзя было согнуть ногу в коленке, судороги были также и в левой стороне тела. Этот припадок сопровождался резким учащением дыхания и сердечной деятельности. Число дыханий поднялось до 36, а число сердечных сокращений достигло 120 - 130 в минуту, и появился один очень угрожающий симптом, который заключается в нарушении правильности дыхательного ритма (тип чейн-стокса), это мозговой тип дыхания, очень опасный, почти всегда указывающий на приближение рокового конца. Конечно, морфий, камфара и все, что могло понадобиться, было приготовлено. Через некоторое время дыхание выровнялось, число дыханий понизилось до 26, а пульс до 90 и был хорошего наполнения. В это время мы измерили температуру - термометр показал 42,3 градуса, непрерывное судорожное состояние привело к такому резкому повышению температуры; ртуть поднялась настолько, что дальше в термометре не было места.

Судорожное состояние начало ослабевать, и мы уже начали питать некоторую надежду, что припадок закончится благополучно, но ровно в 6 час. 50 мин. вдруг наступил резкий прилив крови к лицу, лицо покраснело до багрового цвета, затем последовал глубокий вздох и моментальная смерть. Было применено искусственное дыхание, которое продолжалось 25 минут, но оно ни к каким положительным результатам не привело. Смерть наступила от паралича дыхания и сердца, центры которых находятся в продолговатом мозгу".

Произведенное вскрытие обнаружило сильнейший атеросклероз сосудов мозга. В пожилом возрасте это бывает в легкой степени, сильный склероз развивается в старческие годы, а Ленину было лишь пятьдесят три года, поэтому склероз у него был преждевременным. Почему у человека пятидесяти трех лет, который вел умеренный образ жизни, не пил и не курил, стал возможным такой процесс? На этот вопрос ответил В. П. Осипов: "Ответ на этот вопрос мы находим в наследственности Владимира Ильича. Его отец умер как раз пятидесяти трех лет и тоже от склероза мозговых сосудов. Мать умерла значительно позже, под семьдесят лет, но умерла тоже от склероза, однако в этом возрасте склероз неудивителен. Наследственное предрасположение отразилось на сыне, у которого развился преждевременный склероз. В связи с этой предрасполагающей причиной целый ряд моментов, которые были в жизни покойного, обострили его болезненное расположение и способствовали развитию склероза; сюда относится усиленная и напряженная мозговая деятельность. А если вы вспомните различного рода потрясения и жизнь Владимира Ильича в сибирской ссылке, тяжелую революцию, во главе которой он стоял и которую вынес на своих плечах, то вы легко представите себе, сколько потрясающих моментов было у этого человека; сколько было чрезмерной, напряженной работы, которая способствовала усилению наследственного склероза".