Неприкосновенный запас - Юрий Яковлев

Не сразил я «малиновые уши».

— Где ключи? — спокойно спросил он. — Где заводная ручка?

— Никаких ключей, — взорвался я. — Никакой ручки! И вообще машина не продается.

Покупатель тоже рассердился, нацелил на меня острый нос и выпалил:

— Твоя машина? Не твоя! И помалкивай в тряпочку! Я возьму ее, если сойдемся в цене. Передай хозяину, пусть на многое не рассчитывает.

И, оставив меня в полной растерянности, он пошел прочь.

В это мгновение я со всей ясностью ощутил, как мне дорог этот старенький «Иван-виллис». Словно мы с ним бок о бок прожили всю жизнь. И те переживания, которые выпали на его долю, были и моими переживаниями.

Нет! Нет! Нет! Не отдам тебя никому!

Впервые в жизни я почувствовал, что есть вещи, которые не продаются. Никогда не продаются! Потому что они дороже денег. Они — как дружба. И я, мальчишка, тут же захотел объяснить это взрослому человеку. Я кинулся следом за покупателем. Добежал до перекрестка. «Малиновых ушей» нигде не было — покупатель как сквозь землю провалился.

Я вернулся к «Ивану-виллису» и осторожно провел рукой по шершавому от ржавчины крылу. Я жалел его, как старого коня или собаку.

Вечером, когда дядя Аполлон вернулся, я поджидал его на крыльце.

— Тут приходил один, — заговорил я, стараясь держаться как можно спокойнее, — хочет купить нашу машину. Так мы ему и продадим! Нашел дураков.

Я думал, что дядя Аполлон воскликнет свое обычное «Ба!» и отругает наглеца, который осмелился посягнуть на нашего друга. Но дядя Аполлон вздохнул и сказал тихо, так тихо, словно не хотел, чтоб я услышал его слова:

— Придется расстаться с «Иваном-виллисом».

— Как? — Кровь ударила мне в лицо.

— Нужны деньги, понимаешь? Позарез нужны, — все так же тихо говорил дядя Аполлон.

— Зачем вам столько денег?

В этот момент я не думал, что дядя Аполлон вовсе не обязан объяснять свои взрослые поступки. Я говорил с ним как равный, требовал от него ответа.

И тут я почувствовал, как дядя Аполлон мучался: хотел что-то рассказать мне и не решался. Однако закон дружбы требовал объяснения.

— Понимаешь, — наконец выдавил он из себя, — мой Командир вернулся… Не помогло лечение… У него отнимаются ноги…

Я не признался дяде Аполлону, что видел его Командира и догадался о его страданиях. Только сказал:

— У нас в городе две больницы.

— Две больницы, — согласился дядя Аполлон. — Но что могут сделать эти две больницы! Он в Ленинград ездил. В Москве лежал в госпиталях. Никаких результатов… Я слышал, в Сибири есть один доктор… он помогает… Хочу съездить, познакомиться, поговорить. Может быть, он согласится приехать… Но для этого нужны деньги, много денег… Иначе разве бы решился продать…

— А Командир?

— Слышать об этом не хочет. Разуверился, говорит, во всей медицине! И деньги у него какие? Пенсия! Я все равно поеду. Надо спасать человека!

Дядя Аполлон долгим взглядом посмотрел на старую машину, словно прощался с ней, потом отвернулся.

Он, видимо, понимал, как горько я расстроен, и, чтобы отвлечь меня от тяжелых мыслей, выдавил из себя улыбку и воскликнул:

— Ба! Ты не знаешь главного! Я тебе не рассказал, как в Венгрии судьба свела меня с «Иваном-виллисом»! Нет? Тогда ты не знаешь главного.

Не знал я про Венгрию. Откуда мне было знать! А дядя Аполлон потер руки и сказал:

— Так вот, Валера, стоял ясный, солнечный день. Я возвращался из госпиталя на 3-й Украинский, в родную часть. Я был симулянтом наоборот: настоящие симулянты здоровы, а прикидываются больными, я же с незажившей раной прикинулся здоровым… Кутаясь в старую шинель, я трясся на попутной машине по венгерской земле… На придорожных указательных стрелках было написано: «Будапешт». Нас обгоняли танки. Пахло жухлой травой — впервые за войну я почувствовал запах осени. И вдруг на обочине дороги я увидел своего командира полка. Он стоял в куртке без погон и о чем-то горячо разговаривал с незнакомым майором. Я подумал, что лучше не попадаться ему на глаза, и нырнул за спину рыжего солдатика. Ба! Увидел! Смотрел вроде в другую сторону, а меня увидел. И сразу — стоп машина!

«Старшина Голуб! Ко мне!»

Попался, ничего не попишешь! Я осторожно вылез из кузова, одернул шинель и, изо всех сил стараясь не хромать, подошел к командиру.

«Товарищ майор, старшина Голуб…»

Но он не дал мне доложить по форме.

«Что так рано вернулись с излечения?»

«Зажило, — отвечаю, — кость не задело… организм крепкий».

«Организм у тебя крепкий», — соглашается Командир, достает из кармана папиросы, а сам смотрит на дорогу.

Я смотрю туда же и вижу на обочине новенький автомобиль. «Виллис» не «виллис» — не поймешь что, но для войны годится: пушку прицепить можно, ветровое стекло откидывается, пулемет крепится… Майор перехватывает мой взгляд и говорит: «Что скажешь?»

А я, как ты, Валера, спрашиваю:

«Что это за марка?»

«Наш советский «виллис», — отвечает. — «Иван-виллис». За руль сесть можешь?»

«Так точно, товарищ майор!» — не раздумывая, выдохнул я.

Но мой Командир покачал головой — все понимал он, все чувствовал.

«Врачей ты обмануть можешь, — говорит, — но рану не обманешь. Откроется — хана. Вот что, Голуб, садись на мое место, а я за руль. Поработаю у тебя шофером до полной поправки».

И он засмеялся удачной шутке.

И неделю крутил баранку, а я ездил пассажиром на командирском месте…

Дядя Аполлон раскраснелся, в его глазах появилось так много озорства и лукавства, что он сразу помолодел лет на двадцать. От возбуждения он ходил взад-вперед и мычал под нос мотив своей любимой песни про медаль за город Будапешт. И вдруг остановился и внимательно посмотрел мне в глаза.

— Как ты думаешь, могу я бросить своего Командира в беде?

— Конечно, нет! — вырвалось у меня. — Но ведь, кроме вас, целый полк!

— Где он, полк! — вздохнул бывший старшина. — Один батальон остался… не более.

Он вдруг помрачнел, а глаза спрятались глубоко в щелки.

— Я никогда так не рассуждал и тебе не советую, — строго сказал дядя Аполлон. — Мелкие людишки так рассуждают. Белиберда всякая…

Он долго не мог успокоиться, но потом почувствовал себя виноватым передо мной за излишнюю резкость и положил мне на плечо свою тяжелую руку.

— Идем на озеро!

— Зачем?

— Идем, идем, узнаешь!

И мы зашагали рядом мимо редких вязов, по тропинке, которая пробиралась в зарослях ежевики.

У самой воды он остановился, взглянул на меня весело и даже подмигнул мне.

— Если не возражаешь, я тебе сделаю подарок.

— Мне? За что?

— А ни за что! За то, что ты есть, Валерка — мой друг! За то, что честный парень, что немаловажно… Да ты не подумай, что я подарю тебе что-то дорогое. Я подарю тебе свисток… вернее, научу тебя свистеть… по-особенному.

— Так я умею, — сказал я, запустив четыре пальца в рот.

— Вынь изо рта грязные пальцы, — строго сказал дядя Аполлон. — Я научу тебя свистеть без рук, как свистят фронтовые разведчики. У них руки всегда заняты.

И тут он свистнул. И его резкий пронзительный свист протянулся над озером невидимой дугой. И повторился на другом берегу.

Потом он стал объяснять и показывать мне, как это делается. Как выгибать нёбо, как держать язык. Он краснел от натуги, строил гримасы, чтобы мне было яснее. А я, как обезьяна, подражал ему, но вместо бьющего по ушам свиста из меня вырывалось шипение.

Целый вечер бился со мной бывший старшина. Наконец у меня получилось. Правда, еще не очень звонко, но получилось.

— Спасибо за подарок, — сказал я и свистнул так, что жильцы нашего дома выбежали на улицу.

— Другого у меня ничего нет, — как бы извиняясь, ответил дядя Аполлон.

И мы пошли по домам.

Нет, не удалось дяде Аполлону успокоить меня. Он улыбался, а я чувствовал, что он страдает и ему тяжело расставаться с «Иваном-виллисом». И сам я ни за что не хотел смириться с мыслью, что старого автомобиля у нас больше не будет и что на нем станут разъезжать «малиновые уши».

Надо спасать «Ивана-виллиса»! И я понял, что сделать это может только Командир. На другой день я очутился у белого дома с зеленой крышей. Я увидел Командира в открытом окне. Он стоял неподвижно, как на картине, и рассеянно смотрел на прохожих, видимо, был сосредоточен на важной мысли. А может быть, молча переживал боль.

Я остановился в нескольких шагах, думая, что Командир не замечает меня. Но как рассказывал дядя Аполлон, Командир обладал удивительным свойством видеть, глядя в другую сторону.

— Ты кто такой? — неожиданно спросил он. Его голос прозвучал резко, и мне захотелось сорваться с места и убежать.

Но я остался и ответил:

— Валера. Друг дяди Аполлона.

— Аполлона? Голуба? — заинтересованно спросил Командир. — Ты знаешь Аполлона Голуба?

— Знаю, — отозвался я и тут же выпалил все, что хотел сказать, ради чего пришел к дому с зеленой крышей. — Он хочет продать «Ивана-виллиса»!