Рассказы. Повести. Эссе. Книга первая. Однажды прожитая жизнь - Владимир Гамаюн

На самоходке занимаю каюту по левому борту, она хоть и двухместная, но жить придётся одному. Это для меня не столь важно, потому что торчать в каюте я не собираюсь. В машинном отделении, на палубе, на мостике в рубке столько интересного, что я боюсь что-то пропустить, чего-то не увидеть. Всё же здорово на судне: спешить никуда не нужно, тебя и разбудят вовремя, и накормят, десяток шагов по трапу вниз – и ты в машинном отделении, два десятка ступенек вверх – и ты на ходовом мостике, где вахтенный начальник скажет тебе, что нужно делать, а чего нельзя и вовсе делать. Он же и «фитиля» вставит, ежели что, может иногда и похвалить, но это маловероятно.

Завтра с утра у нас ходовые испытания, и команда уже ночует на судне, мне было велено затопить судовой котёл и вскоре в каютах стало тепло как в Ташкенте, хотя я там никогда не бывал. Набегавшись за день, я прилёг в своей каюте на минутку, а проснулся только утром, парни не стали меня будить ночью, сами подбросили уголька в топку, и до утра тепла хватило.

Поутру не успели мы чайку глотнуть, пришёл РБТ, это рейдовый буксирный теплоход ледокольного типа, он обкалывает корпус, ото льда освобождая, от ледяной чаши. Винты и рули свободны, их ещё зимой выморозили, освободили ото льда. Пока буксир тянет нас к выходу из затона, мы прогреваем дизеля, проворачиваем валовую линию, потом подрабатывая винтами, проверяем рули, после чего отдаём буксир и даём свой ход. Прощай затон до осени, а мы сейчас пробежимся на полном ходу, ещё раз всё проверим и пойдём в грузовой порт.

Навигация. Первый рейс

В порту швартуемся у «стенки», связываемся по рации с диспетчером и получаем указания: кэп выйдя из радиорубки, объявляет, что грузиться будем ПГС (песчано-гравийная смесь), потом идём вниз, до Тобольска и ниже, до впадения Иртыша в Обь. Потом по Оби идём в Обскую губу, к Салехарду, где нас и выгрузят. На обратном пути в Тобольске грузимся по самый клотик лесом и опять идём вверх по Иртышу до Павлодара. Я был в восторге от такой перспективы, такого везения. В первом же рейсе, такой маршрут, это не то, что мои прошлые командировки по казахским степям.

Краном сбрасываем крышки трюмов на берег и становимся под погрузку ПГС. Загрузились, что называется, под завязку: самоходка просела в воде по самую палубу, и только комингс трюмов не давал воде хлынуть вовнутрь; так грузиться даже на речном флоте нельзя, не говоря уж о морском. Крановые перестарались, а мы прошляпили. Вечером все, кроме вахтенных, штурмана и моториста, разъехались по домам прощаться с родными перед недолгой, но разлукой. Я тоже рванул домой похвалится своей удачей, а приехав, небрежно поведал своим, что идём на севера и что есть все шансы и вовсе не вернуться домой, настолько это опасно. Услышав охи-ахи и тяжёлые вздохи мамы, я понял, что достиг желаемого, и в их глазах я стал героем. Жаль, конечно, их всех, но такая уж у меня работа. В общем, взбудоражил и родных, и себя, воображение у меня разыгралось, и заснул я лишь под утро.

На следующий день, как только собралась вся команда, мы отдали швартовы, подняли якорь и пошли вниз с этим же плавкраном под бортом. Его нужно было доставить на Обь, где он должен был выгружать другие самоходки, которые придут после нас. Вниз по течению мы шли довольно шустро, хотя плавкран и грёб воду, толкая вал перед собой и замедляя ход. Я постоянно находился на мостике или в рубке, даже если не был на вахте; вокруг была такая красота, и всё было для меня ново и интересно. Прошли Омск, Тару, Тевриз, Усть-Ишим, дальше был Тобольск, но мы проходили его ночью, и я мало что увидел. Мы шли по местам, где когда-то «гулял» Ермак со своею дружиной, покоряя Сибирь. При впадении Иртыша в Обь, чётко видна граница двух рек: весенняя, но уже чистая вода Иртыша долго не смешивается с мутной, глинистой водой Оби. Была ещё большая вода, отсюда и цвет от размываемых берегов Оби. За Ханты-Мансийском развело волну как на море: плавкран, несмотря на кранцы из покрышек, било о наш корпус, он буровил воду, не желая лезть на волну. Волна стала захлёстывать нас в открытые трюмы, что ничего хорошего нам не сулило, – это я понял по побелевшему лицу кэпа.

Во время очередного «типка», когда мы с краном оказались на разных волнах, носовой швартов лопнул как нитка, и кран заломило нам за корму. Чтоб опять поставить его под борт, нам пришлось стать бортом к волне, но вода через комингс стала хлестать нам в трюмы, а взять кран на буксир мы тоже не могли. Испугаться мы не успели – некогда было. Мотаясь со стальными швартовыми по мокрой палубе, нам, промокшим как швабры, было не до страха. Спасибо команде плавкрана, они тоже авралили, как и мы. Нужно было спасать кран и самоходку – это наш долг, да и жить охота. Когда уже всё закончилось и мы малым ходом пошли дальше, в рулевой рубке кэп объяснил нам, «неразумным», чем это могло кончиться: «Не справься мы с ситуацией… А впрочем, вы – молодцы, салаги!»

Нам же, «неразумным», хотелось сказать кэпу, но другое: «Смотреть нужно, когда идёт погрузка, но разумно промолчали – икра краба не учит. Дошли до места назначения где-то уже в Обской губе, уже без приключений, кран «притёрли» к берегу, и он сразу приступил к разгрузке. Грейфер крана мотался, как маятник, только крановые, уставая от монотонности работы, иногда менялись. Вскоре мы, оставив кран, отдали концы, и пошли вверх по Оби, а потом и по Иртышу до Тобольска.

Конец ознакомительного фрагмента.