Черный Лотос - Лора Роулэнд

— Я попытаюсь. — Хирата записал имя женщины, адрес, имя и возраст сына. Потом он встал и обратился к толпе, разъяснив суть объявления и дав описание жертв. — Все, кто ищет людей с другими приметами, должны прийти позже и заявить о пропавших в полицию.

По толпе пробежал разочарованный ропот, но никто не покинул очереди. На возвышение поднялся мужчина с грубоватой наружностью человека, занятого тяжелым трудом.

— Моя дочь пропала, — сказал он.

— Сколько ей было лет? — спросил Хирата.

Не успел тот ответить, как его отпихнул самурай плотной комплекции и заявил:

— Больше я ждать не намерен! Я требую, чтобы меня выслушали немедленно!

— Вернитесь на место, — приструнил его Хирата. — И дождитесь своей очереди.

— Мой трехлетний сын исчез этой весной. — Самурай, чью одежду украшали гербы с цветочным орнаментом — признак верности дому Канэ, не двинулся с места. — Моя жена пошла с ним за покупками в Нихомбаси и потеряла в толпе. Лавочники видели, как три священника Черного Лотоса сажали мальчика в паланкин. Они похитили моего сына!

— И мою дочь тоже! — воскликнул рабочий. — Она играла на улице. Бонзы и монахини постоянно там крутятся, зазывают людей вступить в секту, раздают детям сладости. В тот день они, уходя, забрали с собой мою девочку.

— Вы это видели? — спросил Хирата, заинтригованный смелостью обвинений.

— Не только у нас пропадали дети после появления членов секты. Всем известно, что Черный Лотос ворует детей, — ответил рабочий.

Из очереди раздались выкрики:

— Они и нашего ребенка похитили!

— И моего тоже!

— И моего!

Хирата потрясенно застыл. Едва ли было возможно, чтобы секта оказалась замешана в стольких исчезновениях. Неужели все эти люди стали жертвой массового помешательства?

— Когда я отправился в храм на поиски сына, служители вышвырнули меня вон, — продолжал самурай. — Я и в полиции был. Мне сказали, что дело ведется, а оно так и осталось лежать. Я пришел сюда, надеясь на вашу помощь.

Хирате стало жаль самурая, чей сын, судя по заключению доктора Ито, был одного возраста с погибшим мальчиком. Он записал имя отца и прочие сведения, а потом повернулся к Утиде.

— Похоже, я здесь застрял навечно. Вы мне не поможете?

— Помогу, разумеется.

Тогда Хирата объявил:

— Все, у кого пропали дети и кто обвиняет в этом Черный Лотос, встаньте в новую очередь.

Толпа разделилась на две почти равные части. Хирата припомнил историю, которую Сано рассказал ему утром, — историю о монахе, обвинившем Черный Лотос в захвате и заточении людей. Он решил, что Сано будет интересно узнать, какое развитие она получила.

Следующие несколько часов Хирата и Утида опрашивали пришедших. Многие заявляли об исчезнувших родственниках, не имеющих вообще ничего общего с жертвами, — просто затем, чтобы подать жалобу на секту Черного Лотоса.

— Почему же в таком случае полиция не занялась этим раньше? — спросил Хирата Утиду.

— Может, они не знали о сложившемся положении, — ответил секретарь. — Я и то слышу об этом впервые, а ведь думал, что в городе от меня ничего не скроется.

Расспрашивая горожан, Хирата выяснил, что большая их часть докладывала об исчезновениях патрульным досинам, не приходя в полицейское управление. Возможно, высшие чины еще не читали отчетов и не смогли оценить масштаба проблемы или увидеть связь между происшествиями. Сам же Хирата, зная о процветании мздоимства в полицейской среде, заподозрил простую утайку сведений.

К обеду Утида составил список из сорока пропавших мальчиков. Что касалось молодых женщин, заявлений было не счесть. Однако никто так и не опознал найденный на теле жертвы нефритовый амулет. Очереди, казалось, не будет конца — едва люди выходили наружу, как со двора подтягивались новые. Тяжело вздохнув, Хирата поприветствовал следующего горожанина. Это был плотник лет тридцати с небольшим. Ящик с инструментом он принес с собой. Глаза и углы рта мужчины были опущены, придавая лицу скорбное выражение, в стриженых волосах кое-где застряли стружки. Едва взглянув на амулет, он заплакал.

— Его носила моя жена. Он достался ей от деда — резчика по нефриту. — Плотник вытер глаза заскорузлой ладонью. — Тиэ обычно держала его на шнурке, повязанном вокруг талии, говорила — на удачу…

Хирата обрадовался бы, если бы не сострадание к мужу женщины.

— Примите мои соболезнования, — сказал он, сходя с помоста. — Прошу вас, пройдемте со мной.

Оставляя недовольную толпу, он провел плотника в маленький незанятый кабинет об одном зарешеченном окошке с видом на конюшню. Там Хирата предложил плотнику сесть, подал чаю и мягко попросил:

— Расскажите о своей жене.

Плотник сжал чашку в ладонях и осушил ее залпом, словно черпая силы из горячей жидкости. Затем он заговорил с тоской, весь во власти воспоминаний:

— Мы с Тиэ были женаты двенадцать лет. У нас росли два сына. Мое ремесло приносило хороший доход. От матери Тиэ переняла искусство врачевания и зарабатывала, ухаживая за больными соседями. Мы были очень счастливы вместе. Перемена произошла четыре года назад. — Его лицо исказил гнев. Хирата подлил еще чаю, и плотник, выпив, продолжил: — К нам на улицу пришли монахини из Черного Лотоса. Они сказали, что их первосвященник может указать нам путь к просветлению, и пригласили нас к себе в храм. Я в тот день был очень занят, а Тиэ пошла. Когда вернулась, ее будто подменили. Потом она и вовсе зачастила туда. Дома же только и делала, что часами твердила сутры. Тиэ запустила хозяйство, забыла о детях, не давала к себе притронуться. Я умолял ее объяснить, почему она так себя ведет, но не услышал ни слова. В конце концов я обругал ее, повелел исполнять долг жены и матери, запретил выходить из дому. Но однажды ночью она сбежала, забрав все наши деньги. Я знал, что она отправилась в храм Черного Лотоса. — Плотник печально объяснил: — В других семьях такое уже случалось, видите ли. Наложит их первосвященник какое-то заклятие, и люди забывают обо всем ради него. Так он похищает их души и собственность.

— И вы так просто позволили ей уйти? Неужели не предприняли ничего за эти четыре года? — поразился Хирата.

— Я делал все, что мог, чтобы вернуть ее! — Плотник, явно испытывая потребность оправдаться, принялся взахлеб объяснять: — Ходил к старосте, обращался в полицию, но там сказали, что ничем помочь не могут. Потом пошел в храм, умолял Тиэ вернуться — она отказалась. Священники велели мне держаться от нее подальше, но на другой день я опять пришел, уже с детьми. Тиэ на них даже не взглянула, и бонзы вытолкали нас за ворота. Я поклялся, что никогда не сдамся, но потом…

Воодушевление плотника иссякло, сменившись унынием.

— Потом стало твориться недоброе. Мой брат упал с крыши, которую мы ремонтировали, и сломал ногу. Через некоторое время меня сильно избили какие-то громилы, а вскоре в одежной лавке, где я занимался починкой, случился пожар. Весь товар сгорел, и я был вынужден возместить убытки, из-за чего оказался в долгах. Потом ко мне в дом пришел бонза из Черного Лотоса. Он сказал, что мое невезение вызвано заклятием, которое первосвященник налагает на врагов секты. Если я не перестану досаждать им, меня постигнут еще худшие беды, говорил он. Я уже слышал, что случается с теми, кто пытался вызволить оттуда своих родственников. Я не решился поставить под угрозу жизнь и безопасность родных. Вот так, — он прерывисто вздохнул, — я отказался от своей Тиэ. Я надеялся, что ее рассудок прояснится и секта потеряет над ней власть. Но теперь все мои надежды рухнули. Я лишился ее навсегда.

Хирата размышлял над услышанным. Если считать рассказ плотника правдой, то как увязать его с тройным убийством? Какой-то частью души Хирата верил в заклятия, но его сыщицкий ум подсказывал, что неприятности плотника — дело человеческих рук. Черный Лотос мог через своих подопечных запугивать тех, кто вставал у него на пути. Оружием их были огонь и насилие. Возможно, они задушили Тиэ и попытались сжечь ее тело. Но если так, то с какой целью?

Плотник ответил на этот вопрос так:

— Я не знаю. Моя Тиэ была доброй, хорошей женщиной; любила помогать людям и ни разу никого не обидела. Хотя эти четыре года в храме могли ее изменить. Наверное, у нее появились враги.

«Не было ли среди них, случаем, сироты по имени Хару?» — спросил себя Хирата. Вспомнив о двух других жертвах, он поинтересовался:

— Знала ли ваша жена начальника полиции Ояму, чье тело обнаружили на месте пожара?

— На моей памяти — нет, потому что я впервые о нем слышу. Возможно, они познакомились в храме.

— Нет ли у вас каких-нибудь догадок насчет погибшего ребенка? Вы говорили, у вас было два сына…

— Их обоих Тиэ оставила дома. Так что этот ребенок не наш. Чей он — даже не знаю. — Плотник склонил голову над пустой чашкой. — Простите, что от меня так мало толку.