Записки prostitutki Ket - Екатерина Безымянная

– Кто они? – мне не хотелось ему отвечать, но разговор надо было поддерживать.

Он, кажется, и не заметил вопроса.

– Знаешь, Кэтрин, как легко влюбить в себя бабу? Очень просто. Вас можно брать где угодно и как угодно. Надо только знать. Вы, женщины, думаете, что вы суки, но вас можно брать. Почему ты не пьешь?

У меня вдруг возникло ощущение, что он на какую-то минуту забыл обо мне и вот вспомнил.

– Пью, – безразлично сказала я.

– Майку сними. Медленно. Что там у тебя под ней? И это тоже, – он показал пальцем на лифчик.

Я подумала, что уходить поздно. Я не смогу вот так встать, вызвонить Сережу, чтобы он привез обратно деньги, и ждать его в этой квартире. Я была уверена – он не даст мне это сделать.

Я сняла.

– Нормально, – снисходительно сказал он, – ты знаешь, как они потом мне звонят? А я просто не беру трубку. А когда мне надоедает, я заношу ее в черный список. Все, она меня никогда не найдет. Здесь не было ни одной. Вы идиотки, вы думаете, что вы мне нужны. А я вас просто е*у. Последняя, знаешь, какая хорошенькая была? Она влюбилась уже на второй встрече, я сразу это понимаю, когда вы влюбляетесь. А я ее только на пятой трахнул, тянул, смотрел. Знаешь, как интересно смотреть, как баба в тряпку превращается? Смотрит, влюбленная, думает, что я с ней насовсем… Я с ней был очень нежным, представляешь? – он выдавил смешок. – Цветы, номер, романтично так (странный передразнивающий голос), поцеловал наутро, отвез и всее… И пропал Ник (он заговорил о себе в третьем лице).

(«Пожалуйста, только бы это закончилось скорее…» – про себя молилась я непонятно кому.)

– Юбку тоже сними. Обувь оставь, – сказал он резко и снова, как будто меня нет, – а до нее была… Модель. Эти думают, что красивой мордой можно получить любого. Эту я трахнул дважды. Ей одного раза было мало. Она тоже звонила.

Они все потом мне звонят… Я трахаю их пачками. Они все ведутся на романтику, все. Они все потом звонят… Им нужен Ник. Вы мне не-нуж-ны! – отчеканил он зло. – Иди сюда.

И указал рукой на пол.

Мне было страшно.

Я села перед креслом, начала рукой, потом дотянулась до сумочки, вскрыла презерватив.

– Зачем? – начал он недовольно, потом вдруг, – ладно, дело твое.

Сказал безразлично, как будто ему было абсолютно все равно.

Минет я делала недолго. В какой-то момент я подняла голову, он спокойно и изучающе посмотрел на меня, потом взял за волосы:

– Пошли в кровать.

Я боялась ему что-то говорить. Он навалился сверху, сделал пару движений, схватил мои запястья и зафиксировал одной своей рукой над моей головой. Хват был настолько сильный, что у меня потемнело в глазах.

Это был эмоциональный ад.

Он провел пальцами по моей щеке и вдруг сказал:

– Скажи мне: «Ник, пожалуйста, не бей меня». В глаза смотри! Скажи мне: «Ник, не бей меня!» Говори!

Меня парализовало. Я смотрела на него снизу и понимала, что я ничего не могу сделать со своим лицом. Я поняла, что здесь изображать страсть – бесполезно.

Здесь эта страсть никому не нужна.

– Ну? – он замахнулся чуть медленнее, чем обычно замахиваются, – ну? Говори!

«Это все», – обреченно подумала я за какие-то полсекунды.

– Ник, пожалуйста… – просипела я каким-то странным полушепотом.

– Громче! – приказал он, не опуская руки.

– Ник, пожалуйста, не бей меня.

– В глаза. В глаза мне смотри. Еще. Говори, сука!

В какой-то момент мне показалось, что все, живой я не выйду. И самое странное – я поняла, что убежать не смогу.

Страх бывает разный. Я проходила много видов страха. Бывает страх, который заставляет защищаться. Бывает страх, который заставляет уговаривать. Бывает страх, который заставляет делать хоть что-то.

Это был совсем другой страх. Странный, безвольный страх, я почему-то не могла даже думать.

Я поняла вдруг, почему иногда жертвы не сопротивляются.

– Ник, пожалуйста. Пожалуйста, не бей меня… – это был чужой голос и чужая я.

– Хорошо, мама, – глядя мне в глаза, вдруг улыбнулся он надо мной и опустил руку, – хорошо, мама, я не буду тебя бить. Я не буууду. Тебя. Бить. Нравится, мама?

Я молчала и смотрела на него.

– Мама, тебе нравится? – угрожающе спросил он.

– Да, Ник, – зашептала я. Эту игру надо было принимать. Это была совсем не игра.

Он держал мои запястья и смотрел мне в глаза.

– Теперь я сильнее, мама… Теперь я сильнее!

На самом деле это все было очень долго. Или мне казалось, что долго.

Я плохо помню, как он кончил.

– Ты хорошая, – ровно сказал он через пару секунд после этого, замахнулся (я успела зажмуриться), перед самым лицом остановил руку (я почувствовала бьющий воздух) и потрепал меня по щеке; я открыла глаза, – ты хорошая…

Скатился и так же ровно сказал:

– Пошла отсюда.

Меня не нужно было просить дважды. Я молилась, чтобы он не передумал. Я встала очень быстро, только натянула майку и юбку, быстро запихнула белье в сумочку и метнулась в коридор. Он лежал на кровати лицом вниз.

– Дверь закрой! – крикнул вслед. Он не встал.

Я вышла.

Я вызвонила Сережу. У меня дрожали ноги.

Чистоплюй

Нет, я не о девиациях.

Да что о них говорить? Ну, подумаешь, любит боком и с подскоком, ну, подумаешь, палец ему нужен в труднодоступных местах.

Мелочи, ей-богу!

Бывают экземпляры, вполне нормальные такие экземпляры, которые выносят мозг похлеще остальных.

Этот долго узнавал по телефону, есть ли у меня горячая вода и насколько чисты мои полотенца.

Я красила глаз и лениво отвечала, что с водой все нормально, а полотенца – не вопрос вообще – ему дам даже новое.

Конечно же, нет у меня совсем уж новых полотенец. А если бы и были, я б их сама опробовала (новое бельишко – это так приятно!)

Но я и не думала, что он придет.

А он пришел, зараза. Ну, то есть, конечно, он не зараза, и очень даже наоборот, считает, что зараза – это у меня.

Так вот, пришел, я встретила, поднялись, зашли в мой коридор, стоит, ботиночки снимает. И вот пока он, стоя, носочком задник у ботинка поддевал, его качнуло. А потерявший равновесие человек делает что? Ну да, хватается за стену. Он и схватился. Ну как схватился – пальцами на миг дотронулся.

И я смотрю и понимаю: вот что-то не так. Ну с чего бы ему собственные пальцы, до стены дотронувшиеся, еще полминуты испуганно тереть о брюки?

А он стоит и вытирает. И проблеск паники в глазах.

Тапки он, конечно, не надел. Хотя тапки для клиентов у меня почти стерильны. Они, как в саунах, резиновые. И я их мою каждый раз. Чтоб ни малейшего запаха!

– Ты в душ пойдешь? – спросил он меня, как только мы вошли в комнату.

– Милый, – сказала я, – я только пять минут назад оттуда вышла.

Чистая правда. Душ перед каждым клиентом. А уж после!..

Он подозрительно посмотрел на меня.

– Послушай, – вздохнула я, – мне, конечно, совсем не сложно, но я только оттуда. Вот, смотри, еще кончики волос чуть мокрые, не успела досушить.

Хоть волосы и были совсем сухие, видимо, мои честные глаза его убедили.

– Лучше ты сходи, – сказала я. И достала ему чистенькое полотенце.

– Ты их как обрабатываешь? Вывариваешь? – вдруг спросил он.

Я поперхнулась и уставилась на него.

– Ну, ты с ними что делаешь? Оно точно чистое?

– Милый, – вкрадчиво сказала я, – там у меня стоит стиралка, иди посмотри, стираю на 90 градусах после каждого клиента. После тебя тоже простирну.

– А проглаживаешь? – засопел он.

– Конечно! – бодро отрапортовала я. – Вон, смотри, утюг стоит.

(Хрена с два я буду гладить полотенца!)

Видимо, это его успокоило, и он пошел в душ. Но… на полдороге к ванной обернулся и позвал меня с собой.

– Зайчик, лучше на кровати, – не поняла я.

– Я не для этого, – засопел он, – иди, ванну мне сполосни.

«Невседомовский», – решила я, но покорно пошла за ним. В ванной мне пришлось взять губку и порошком протереть и без того чистую ванну и ручки кранов.

Только после этого он встал в ванну ногами и ополоснулся под душем.

Я дожидалась его в комнате.

– Надо постель поменять, – сказал он, как только прошлепал в комнату.

– Она чистая. Специально для тебя постелила.

(Нет, ну в самом деле! Мои деньги – это, в том числе, и чистота белья. Для клиента постель должна быть свежей.)

– Поменяй, пожалуйста, – твердо сказал он, – чтоб я видел.

Я вскипела, но сдержалась. И поменяла чистое белье на чистое.

Только после этого он лег. Глупо было думать, что после всего этого он не устроит цирк в постели. И он устроил.

Во-первых, презерватив он открывал и натягивал исключительно сам.

Во-вторых – это было явно – он старался как можно меньше прикасаться ко мне руками.

А в-третьих, меня никогда в жизни не трахали с таким брезгливо сморщенным лицом.

Кончил он быстро. Видимо, от перепуга за собственное здоровьишко ему хотелось побыстрей сбежать.