Джон Р. Р. Толкин. Биография - Хамфри Карпентер

И Эдит поступила так, как он хотел. Она сообщила Джессопам, что намерена перейти в католичество. «Дядя» среагировал именно так, как она опасалась: он приказал девушке убираться из его дома, как только она найдет себе другое жилье. В этих обстоятельствах Эдит решила поселиться вместе со своей старшей кузиной, Дженни Гроув, миниатюрной решительной женщиной, страдавшей искривлением позвоночника. Они принялись вместе подыскивать себе квартиру. Вроде бы высказывалось предположение, что они поселятся в Оксфорде, так чтобы Эдит могла чаще видеться с Рональдом, но, похоже, она не особенно к этому стремилась. Быть может, ей не понравилось давление, которое он оказывал на нее в вопросе перехода в католичество. Как бы то ни было, до брака она стремилась остаться независимой. Они с Дженни выбрали Уорик. Уорик находился неподалеку от их родного Бирмингема, но был куда привлекательнее. Поискав, они сумели найти временную квартиру, а в июне 1913–го к ним приехал Рональд.

Уорик, с его вековыми деревьями и замком на холме, поразил Толкина своей красотой. Стояла жара, и они с Эдит ходили кататься на плоскодонке по Эйвону. Они вместе присутствовали на бенедикции в католической церкви «и ушли счастливые и умиротворенные, — писал Толкин, — потому что это был первый раз, когда мы смогли спокойно сходить в церковь вместе, рука об руку». Однако предстояло еще подыскать жилье для Эдит с Дженни, а когда подходящий дом нашелся, пришлось улаживать еще множество всяких дел. Рональд обнаружил, что часы, ухлопанные на домашние заботы, порядком раздражают. Вообще, они с Эдит далеко не всегда бывали счастливы вместе. Они успели стать достаточно чужими людьми: ведь три года, проведенные ими в разлуке, прошли в совершенно разной среде. Его среда была чисто мужской, шумливой, академической, ее — разнополой, безмятежной, домашней. Оба выросли и повзрослели, но росли они в разные стороны. Отныне каждый из них должен был идти на уступки ради того, чтобы достичь подлинного понимания. Рональду приходилось мириться с тем, что Эдит поглощена сиюминутными мелочами жизни, несмотря на то что ему самому они казались не заслуживающими внимания. Ей было необходимо приложить все усилия, чтобы понять, что Рональд действительно с головой погружен в свои книги и языки, хотя ей это могло казаться эгоцентричным. Увы, ни ему, ни ей не удалось полностью преуспеть в этом. Их переписка была полна нежных чувств — но временами и взаимного раздражения. Рональд привык обращаться к Эдит «малышка» (ему нравилось так ее называть) и с любовью говорить о ее «маленьком домике», но на самом–то деле она была вполне взрослым, сформировавшимся человеком, и, когда они сходились, столкновение их индивидуальностей нередко приводило к взрыву. Отчасти проблема заключалась еще и в том, что Рональд взял на себя роль сентиментального любовника и эта маска не имела ничего общего с тем лицом, которое он показывал своим друзьям–мужчинам. Их с Эдит связывали искренняя любовь и понимание, но зачастую Рональд облекал эти чувства в затертые романтические клише — а ведь, возможно, если бы он не постеснялся продемонстрировать ей свое «книжное» лицо и познакомить ее со своими друзьями, она бы не стала так возражать, когда все это всплыло после свадьбы. Однако он предпочитал жестко разграничивать эти две стороны своей жизни.

После Уорика Рональд отправился в Париж в качестве наставника и воспитателя при двух мальчиках–мексиканцах. В Париже к ним присоединились третий мальчик и две тетушки, которые практически не знали английского. Рональд стыдился своего испанского, который пребывал в зачаточном состоянии, а столкнувшись с необходимостью говорить по–французски, он обнаружил, что и французский почти забыл. Париж ему очень понравился, и он с удовольствием бродил по улицам в одиночестве, но французы, которые встречались ему на этих улицах, ужасно раздражали, и он писал Эдит, что они «вульгарны, непрерывно тараторят, плюются и вообще непристойны». Францию и французов Толкин невзлюбил задолго до этой поездки, и то, что он увидел теперь, не излечило его от галлофобии. А то, что случилось позднее, лишь укрепило его в нелюбви к Франции — и неудивительно. Тети и мальчики решили посетить Бретань. Толкин был чрезвычайно доволен: ведь коренное население Бретани — кельты — и до сих пор говорит на языке, во многом напоминающем валлийский. Но они остановились в Динаре, курортном городишке, точно таком же, как и все прочие курорты. «Я в Бретани — и что же? — писал Рональд Эдит. — Вокруг — одни туристы, мусор да купальные кабинки». Но худшее было еще впереди. Через несколько дней после приезда Толкин шел по улице вместе с одним из мальчиков и старшей тетушкой. Внезапно на тротуар вылетела машина и сбила тетушку, причинив ей многочисленные внутренние повреждения. Рональд помог отнести пострадавшую в отель, но через несколько часов та скончалась. Остаток каникул прошел в бестолковых хлопотах по отправке тела домой, в Мексику. Рональд привез мальчиков обратно в Англию и сказал Эдит: «Никогда больше не возьмусь за такую работу — разве что окажусь в крайней нищете».

Осенью 1913 года в Оксфорде появился его друг Дж. Б. Смит. Он закончил школу короля Эдуарда и стал стипендиатом колледжа Корпус–Кристи. Он собирался изучать английскую литературу Теперь ЧКБО было в равной степени представлено как в Оксфорде, так и в Кембридже: в последнем уже учились Р. Кв. Джилсон и Кристофер Уайзмен. Четверо друзей временами встречались, но Толкин никогда не говорил им о существовании Эдит Брэтт. Теперь, когда приближалось время ее вступления в лоно католической церкви, они решили заключить официальную помолвку, и Толкину поневоле пришлось сообщить об этом друзьям. Он написал Джилсону и Уайзмену, явно не зная, что и как сказать: он даже не назвал им имени своей невесты. Очевидно, он полагал, что такие вещи не имеют отношения к мужскому товариществу ЧКБО. Друзья поздравили его, однако Джилсон проницательно заметил: «Впрочем, я не боюсь, что такой стойкий ЧКБОист, как ты, когда–нибудь переменится».

Наставником Эдит в католической вере был отец Мерфи, приходской священник из Уорика. Он добросовестно выполнял свою работу — и не более того. Рональд позднее многое относил на счет того, как плохо ее наставляли в ту пору. Но сам он ей не помогал. Ему было трудно передать ей свою собственную глубокую и страстную веру, которая к тому же тесно переплеталась с воспоминаниями о покойной матери.

8 января 1914 года Эдит была принята в лоно римско–католической церкви. Они с Рональдом нарочно выбрали именно эту дату — то была первая годовщина их воссоединения. Вскоре после этого они с Рональдом были официально помолвлены в церкви отцом Мерфи. Эдит впервые исповедалась и причастилась, и это доставило ей «удивительное, великое счастье». Первое время она оставалась в этом восторженном состоянии духа, регулярно ходила к мессе и часто причащалась. Но католическая церковь в Уорике выглядела так бедно по сравнению с роскошным собором в Челтнеме (даже сам Рональд называл ее «убогой»), и, хотя Эдит помогала церковному клубу для работниц, у нее было мало друзей среди прихожан. К тому же необходимость исповедоваться начала ее раздражать. А потому, когда она плохо себя чувствовала (а такое бывало частенько), она охотно отказывалась от посещения мессы. Она сообщила Рональду, что необходимость вставать к мессе ни свет ни заря и ничего не есть до причастия для нее невыносима. «Мне и хотелось бы пойти к мессе, — говорила она, — и мне очень жаль, что я не могу ходить туда чаще, но это совершенно невозможно: мое здоровье этого не позволяет».