Апокалипсис в шляпе, заместо кролика - Игорь Сотников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Принцесса Аннет и её выбор.
«Как это мне вас понять король-батюшка? – возмутилась принцесса Аннет, вздёрнув свой прелюбопытнейшего свойства и характера носик изящной конструкции, от чьего вздрагивания король-батюшка терял в себе всякое самообладание и уступал всем капризам принцессы. – Это что вы мне тут такое предлагаете. – Не давая королю-батюшке как-то обосновать свою позицию на прибывшего с визитом и предложением руки и сердца принца Чарльза Третьего, принцесса Аннет, уже испытавшая отвращение от вида этого принца, никакой романтики в лице и вызова условностям, а одна только скука и благопристойность, с церемониалом на всю свою внешнюю невыразительность, продолжила сбивать с толку короля-батюшку. – Чтобы я ежедневно, с утра до вечера скучала и теряла живость мысли и характера в разговорах об одной только погоде с иноземными придворными дамами, которые и говорит по-нашему не обучены. А уж что говорить о принце Чарльзе Третьем, – принцесса Аннет в лице покоробилась, вспомнив эту самонадеянную и одна самоуверенность физиономию принца Чарльза Третьего, даже и не подозревающего, что что-то может произойти не по его-ному: «Как, бл**ь, я сказал, так и будет!».
– Ладно, не буду придираться к нему и углубляться в это его расстройство личности, где он к нам явился не от самого себя, а от третьего лица, – возможно это у него нарратив личности такой. Но ведь от этого скупердяя и слова признательного, а что уж говорить о ласковом, не дождёшься. Ты сначала ему чем-то угоди, а уж только затем он тебя сквозь зубы, с бесстрастным лицом похвалит. Один только церемониал, схематичность поведения на основе этикета и робость реальной жизни в нём присутствует и никакой импровизации. Да я и недели там, в такой обстановке, не выдержу, зачахну без свежего воздуха и умру по вашей милости, любимый мной когда-то батюшка. – Принцесса Аннет брызнула искренними слезами, так ей удалось вдохновенно и убедительно всё это представить, что она сама всему ею только что придуманному поверила.
А у короля-батюшки и у самого сердце разрывается при виде такой несчастной принцессы, которую получается, что именно он толкает в объятия этого принца Чарльза Третьего, кто и ему нисколько не понравился и даже вызвал желание позвать палача и отрубить ему голову. И король-батюшка было собрался пойти навстречу своей дочурке-принцессе, взашей и пинками выгнать этого негодного принца, заставившего так расстраиваться принцессу, но тут дело такое: в нём, кроме любви к своим близким присутствует королевское радение за благополучие своего королевства, и оно заставляет его прислушиваться не только к зовам своего сердца, но и к голосу разума. А он ему уже столько времени талдычит, что существуют не только сердечные дела, но и интересы отечества. И в интересах их королевства будет заключение этого династического брака. И тогда злобные соседи с запада, прикусят своё хлебало и не полезут к ним, пробовать их завоевать.
И король-батюшка делается в лице суровым и неприступным для слёз своей дочурки кремень-человеком. – Как я сказал, так оно и будет. И это даже не обсуждается. – Собрав воедино в кулак силы, король-батюшка для придания веса собой сказанному, врезал им себе по коленке. В результате чего довёл принцессу до морозного недоумения в лице и в его сторону. А король-батюшка всё-таки в душе не тиран и не деспот, а он только для своего уважения и непререкаемости своей власти, иногда тиранит своих придворных, угрожая им муками ада не на том свете, а в специальных камерах в подземельях замка, где выразительно выглядящий палач (рожа у него что надо), дон Антонио, очень под это дело подходит, вгоняя в ступор мыслей придворных (ну, иногда, когда его достанут, то он проводит общественные порки провинившихся придворных, где с них прилюдно снимают портки и розгами по задам как следует надают).
И король-батюшка, дав небольшую слабину, говорит принцессе Аннет. – Так хоть попробуй. Поговори с ним. Может он такой бука оттого, что ему не с кем было поговорить по душам.
– Я попробую, папа. Но только ради вас. – Смахнув рукавом платья слёзы с глаз, холодным голосом сказала принцесса и через книксен покинула кабинет короля-батюшки, который следуя навстречу перспективам сближения со своими новыми родственниками из королевства Чарльза Третьего, переименовал своё царское звание Царя-батюшки для всех своих подданных, в иноземного короля-батюшку. Что в малой степени вызвало непонимание в головах его подданных, в немалой негодование среди другой части подданных, и не выраженную пока никак смуту в головах людей только формально подданных, а так-то они люди свободные и ради благополучия своего отечества платят ему подати. – Это как это понимать нашего Царя-батюшку, с такими его перекосами рассуждений. Он что, решил преклонить голову перед нашим супротивником и людьми не нашего поля ягоды. Сегодня он назвался по-ихнему, королём, а завтра, что ещё ему придёт в голову, чтобы потрафить этому принцу Чарльзу с расстройством личности по-ихнему, а по-нашему куда как проще объясняется: не находит себя человек, вот и не сидится ему на месте в одном качестве.
– И вот если этот Чарльз уразумеет своё такое понимание по-нашему, то он, пожалуй, имеет шанс на своё принятие нашим отечеством. – Примерно так рассуждали соотечественники Царя-батюшки, в ожидании вестей из дворца. Где вся надежда была на всеми обожаемую принцессу, кто уж точно не поддастся на чары заморского принца и будет следовать тому, что ей подскажет её сердце. А оно точно неподкупно и его не обманешь ложными посылами в целесообразности принятия вот этих подзаконных актов, поверх брачного контракта, которые снимают все ограничения для продвижения интересов подданных принца Чарльза Третьего.
– Ну здравствуйте, принц Чарльз, и не пойму я никак, почему третий. – Вот с такой прямолинейной простоватостью встречает этого принца Чарльза Третьего у себя в апартаментах по иноземному, а так-то в светлице, принцесса Анюта, а никак не Аннет – уже не нужно объяснять, почему возникли все эти именные метаморфозы: всё по воле Царя-батюшки, с дуба рухнувшего по мнению людей дремучих, с печки головой об пол треснувшегося по верному заверению людей домашнего склада ума, а может и рехнувшегося, как поставили