Открывашка и пробой - Павел Смолин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Постучал, подождал. Снова. Никого нет? Окна открыты, а хозяина нет дома? Что за вопиюще наплевательское отношение к имуществу? Или здесь как у оборотней — у своих не воруют? Или просто на километры вокруг, кроме плантации, нифига нет, и закрывать окна нет никакого смысла? Или хозяин-таки видел меня в окно и ждет, пока я попробую пролезть в дом, чтобы снести мне голову из фамильного ружья?
— Puta! [шлюха] — раздался из открытого окошка справа от меня какой-то странный, неестественный, хриплый голос.
«Пута»? Латиносы в кино обычно так обзываются. Испанский язык — это или собственно Испания, или Латинская Америка.
— Maricon! [гомосексуалист]
Это слово мне незнакомо, но едва ли оно означает вежливое приглашение зайти на чай.
— Экскьюз ми? — попробовал я наладить контакт.
— Joder! Joder! [твою мать]— ответил голос и засвистел.
Не выдержав, я подошел к окну и заглянул в него, увидев неплохо обставленную, просторную кухню: электрическая плита сияла хромом, слева от нее жизнеутверждающе гудел холодильник с надписью Korting. Выглядит вполне современно! Справа от плиты — светлых тонов кухонный гарнитур со встроенной раковиной. Смеситель с двумя «барашками». Напротив всего этого — ведущий вглубь дома проход и мебель: стол и стулья на металлических ножках. Это что, реально мой мир?! На холодильнике стояла клетка с серым попугаем. Я много смешных видосов про них смотрел, поэтому без труда опознал породу — жако.
— Puta! — проорал он на меня, похлопал крыльями и сунул голову в висящий на потолке клетки колокольчик — типа шлем надел.
Подавив приступ умиления, продолжил осматриваться и увидел на оклеенной обоями с узором в виде виноградной лозы стене глянцевый календарь с одетым в униформу Папы Римского здоровенным мужиком средних лет, сурово взирающим на меня ярко-зелеными глазами и красующимся мощным подбородком с ямочкой. Невольно захотелось пасть перед календарем на колени и перекреститься.
Надежда рухнула, на душу снизошла апатия — этого мужика я видел на размещенной в газете фотографии еще когда «чалился» в Центре. Бенедикт XVII, действующий номинальный глава Священной Римской Империи. Это тот же мир.
Апатия обернулась злостью: какого хрена я там в деревне на веганской диете сижу, за две сраных тыщи пасу скот, а здесь, в Европе, обычная апельсиновая ферма выглядит так, будто принадлежит отечественному олигарху из моего старого мира?! Сопру-ка я чего-нибудь, чтобы не так обидно было.
Перевалившись через подоконник…
— Joder! Cojones! [твою мать! О***ь!] — прокомментировал пернатый.
…Я дошел до холодильника. Круг сыра, колбаса, ветчина, сосиски, копченый кусок окорока. Да вы тут совсем охренели! Пошарив по шкафам — уже без опаски, если на рев попугая и издаваемый мной шум никто не пришел, значит и дома никого нет — нашел спортивную сумку. И нафига она на кухне? Плевать.
Побрезговав колбасой и сосисками, положил в сумку сыр, ветчину и окорок. Консервированные персики в количестве трех банок отправились следом. Кетчуп марки Heinz — туда же, потому что в сельпо кетчупа нет. А это что за консерва? Фасоль? Нафиг, у нас в огороде есть.
— Que te follen! [чтоб тебя трахнули] — прокомментировал попугай.
Пошарив по шкафам верхним, набрал баночек и пакетиков с приправами. Пригодится! Блин, тяжеловато получилось. Пофиг, допру!
— Хочешь в Сибирь? — спросил я попугая.
— Me la sudo! [мне п***й!] — ответил он.
Звучит вполне утвердительно! Открыв клетку, аккуратно взял в руку совсем не сопротивляющегося попугая. Он аккуратно жмякнул клювом кожу, лизнул и вынес вердикт:
— Y una polla! [н***я себе!]
— Поладим! — улыбнулся ему я.
Все, сваливаем, и, возможно, возвращаемся через пару недель, когда пыль уляжется.
Перевалившись через подоконник обратно в сад, не удержался и спёр джинсы — я теперь даже не в СССР живу, а в гораздо более скудной на потребительские ништяки стране. Запихивая их одной рукой в сумку, спросил попугая:
— Ку-ку?
Они в «ку-ку» играть любят.
— Cono! [нецензурное междометие] — ответил он.
Ладно, потом научу. Так, забор и побежали.
— Bastardo, ¡Detente en este minuto! [Стой, подонок!]— раздался за спиной разгневанный оклик.
На такое мы не оборачиваемся, ходу!
— Te colgarе de un аrbol!!! [я повешу тебя на дереве!] — к гневному крику добавился топот.
Не выдержав любопытства, все-таки обернулся и увидел бегущего за мной загорелого, усатого мужика в оранжевой рубахе с коротким рукавом и джинсах.
— Cojonudo![офигеть] — поделился впечатлениями попугай.
Главное я увидел — ружья у мужика нет, да даже дубинки нет — поэтому отвернулся и ускорился насколько смог. А могу я неплохо — я же пловец, у меня большой объем легких и хорошее кардио!
В голове бурлила гремучая смесь адреналина, азарта и ощущения вседозволенности — оно, конечно, риск, но как минимум в этот портал за апельсинами наведываться можно! А какие сокровища скрываются за другими пятнами? Воровство — это ужасно, но это ведь не мой мир! Меня никто не спрашивал, хочу ли я сюда, а значит — могу делать, что хочу до тех пор, пока кто-то не надает мне по ушам. Крепко зарубаем себе на носу: осторожность и осмотрительность — наше всё! Около пятна я остановился — мужик отстает метров на двести — подчеркнуто-медленно, кайфуя от того, насколько я крут, сорвал и сунул в сумку пяток апельсинов, помахал фермеру рукой — с таким доминой и таким огромным садом от одной маленькой сумочки жратвы не обеднеет, так что пофигу — и вошел в портал.
— Y una polla! — подвел итог приключению попугай.
Интерлюдия. Инквизитор
Три дня спустя после появления Андрея на апельсиновой ферме.
У попавшего в древние катакомбы под собором Святого Петра, незнакомого с особенностями тяжелой, грязной, неблагодарной, но богоугодной инквизиторской работой человека легко могло сложиться впечатление, что со Средних веков здесь ничего не изменилось. Что ж, это недалеко от истины — древние, пропитанные болью и безнадегой камни так же надежно хранили секреты Папы, как и сотни лет назад. Но прогресс не оставил без своего внимания и катакомбы: чадящие факелы заменили лампами дневного света, с сыростью и вонью немытых, израненных тел боролась вентиляция, а на КПП установили телефоны. Не обошел прогресс и инквизиторский инвентарь: зачем нагревать щипцы, прутья и лезвия в очаге, если с этим прекрасно справляются электрические печи? Даже старая добрая дыба изменилась,