Продолжай стонать - Мария Сергеевна Коваленко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я только устроилась у мужа на коленях, как вопрос сам сорвался с губ.
– Что Юля делала в твоей кровати? Расскажи, – произнесла так быстро, словно через секунду нужные слова исчезнут из памяти.
Эд от неожиданности даже рот открыл. И по напряженной позе, и по глазам было видно, что он не ожидал от меня такого подвоха.
Но объяснять ничего не пришлось. Будто я задала вопрос не мужу, а вселенной, та быстро подготовила ответ, и звонок домофона сообщил о приходе гостей.
После случая на паркинге театра сейчас даже в монитор на гостей смотреть было страшно. Я снова почувствовала себя раздетой, беспомощной и сгорающей со стыда. Но Эд оказался быстрее.
Даже не глянув, кто пришел, он по-царски разрешил охране пропустить. А когда наша дверь распахнулась и в квартиру c двумя чемоданами влетела Юлия… мы с мужем чуть не рухнули на пол прямо возле коврика.
* * *
Пожалуй, Вини-Пух со своим бессмертным: «Кто ходить в гости по утрам…» был просто милым добрым мишкой, не способным по-настоящему взбодрить хозяев квартиры.
Юлия Викторовна Завадская умела! От шока я даже вспомнила ее фамилию и отчество. Вот только это не помогло понять, какого черта она здесь и почему с чемоданами.
Рассказ самой гостьи пониманию не способствовал. Вместо того чтобы нормальным человеческим языком пояснить, что случилось, Юля как вентилятор махала руками, проклинала Эда за то, что «поднял на уши охрану отеля», и плакала о том, что осталась без денег, без жилья и без будущего.
Иногда ее речь напоминала бред психически больного человека. Руки так и тянулись к телефону, чтобы вызвать спасительную «скорую». Но по хмурому, сосредоточенному взгляду мужа я догадалась – дело не в болезни.
Вскоре, после короткого словесного пинг-понга, Эд смог выжать из бывшей помощницы и несколько осознанных предложений.
– Ты неделями пропадал в командировках. Жил в отеле. Питался в офисе и в ресторане. С прошлой женой ты и сутки в другом городе продержаться не мог. Спешил домой как на пожар, – всхлипывая причитала она, не глядя в мою сторону. – Я была уверена, что ты почти свободен, и нужен только повод…
Первая часть признания звучала вполне вменяемо. Сравнение с ревнивой первой женой Эда меня, конечно, неприятно кольнуло. Но его рука на моей талии лежала спокойно и уверенно. Будто на своём месте. Единственном возможном.
– А как же твой муж? – продолжил допрос Эд. – Помнится, кто-то хвастался удачным браком. Ты ведь говорила, что отхватила одного из самых успешных холостяков столицы.
Вопрос был совсем простым. Без провокации или намеков. Но у Юли словно в извилинах что-то замкнуло. Опять вместо нормального диалога она принялась верещать про расследование Эда, брачный контракт и какие-то камеры.
Так и напрашивалась, чтобы её хорошенько встряхнули. Я и сама не против была это сделать. Но наша нежданная гостья успела взять себя в руки и почти без всхлипов произнесла:
– У Кристофа пунктик на верности. Еще до свадьбы он подсунул мне брачный контракт с драконовскими условиями при разводе. А после свадьбы с каждым годом муж становился все более ревнивым.
– И это повод лезть ко мне в кровать?
– Ты не понимаешь! Он настоящий маньяк. Ненормальный!
– Контракт – это ещё не диагноз. В некоторых случаях его отсутствие – симптом помешательства.
Басманский хмыкнул. Недоверчиво, иронично. Мне даже захотелось повторить. Слишком уж глупым был переход от попытки развести меня с Эдом к недостаткам этого Кристофа.
Но и тут Юля вовремя опомнилась:
– Он с ума сходил от подозрений. Я даже к матери не могла съездить без его надзирателей. – Юля прижала к лицу руки и, плача, продолжила: – На работу и с работы – со слежкой. Ни одной подруги не осталось. Если бы не работа – он запер бы меня дома на ключ и выпускал бы лишь по праздникам – показать гостям как диковинную зверушку.
– И ты решила, что я отличная замена Кристофу.
Впервые за время нашего разговора рука на моей талии напряглась.
– Я не могла от него уйти в никуда. Он бы не оставил меня просто так, а ты… Эд, я так давно тебя знаю. Мы столько сделали вместе… У нас бы получилось…
Она побитой собакой посмотрела на моего мужа. Икнула. И будто опять что-то в черепной коробке выгорело, стала с возмущением лопотать:
– Ну почему нельзя было поверить мне на слово? Зачем ты пошел к этой проклятой охране и потребовал записи камер? Через день-другой они бы стерлись. Никто не хранит записи дольше. Но ты… но ты… Кристоф как узнал, что ты запросил файлы…
– Что он? – Рука превратилась в камень.
– Он тоже ими заинтересовался. А после заставил меня всю ночь смотреть это видео. Я семь часов пялилась на дверь номера, проклиная и себя и тебя. А когда на записи появилась твоя жена… Такая счастливая вначале и злая потом… – Юля села на корточки и обхватила голову. – Я думала, он меня убьет. Придушит. Зарежет. Он был таким…
– Но не убил.
Словосочетание «К сожалению» Эд не произнес, однако оно очень хорошо читалось на его лице. Особенно на складке между бровей.
– Я бы нашла какой-нибудь способ развестись. Ради тебя пошла бы на сделку – отдала бы подаренную квартиру и переписала бы на него все ценные бумаги. Юрист говорил, что так можно. Но после этой записи… Кристоф даже слушать меня не стал. Сам посадил в машину. Привез в суд. А через пять минут я лишилась всего.
– То есть? – Теперь уже мое любопытство дало о себе знать.
– Совсем всего. – Юля сжала руки в кулаки. – У меня нет теперь ни машины, ни маминой квартиры, ни драгоценностей… Даже банковская карта, на которую Эд перечислил выходное пособие, и та заблокирована.
Наверное это было неправильно, но мне стало ее жаль. Превращение из бывшего помощника руководителя в безработную да еще без друзей и средств – даже звучало трагично. Какие бы цели она ни преследовала, бумеранг вернулся быстро и ударил очень жёстко.
– Эд, я бомж! Из-за тебя я оказалась на улице. Всего лишь полежала рядом! Одну ночь!
Эта безумная снова завела свою шарманку. Опять начала сыпать проклятиями, требовать помощи и рассказывать, какая она сейчас несчастная и одинокая. Слезы, всхлипы, театральные паузы поочередно сменяли друг друга.
Но я уже не слушала и не смотрела. Самым главным в этом шоу внезапно стала не она.
