Разыскиваются полицией - Ким Уозенкрафт

Они вышли во дворе одеялами и пластиковыми бутылками с водой. Гейл еще в прошлый четверг, ее обычный день покупок, запаслась в тюремной лавке двухсотпятидесятиграммовыми бутылочками польской газировки. Женщины оделись по последней здешней моде: в подвернутые рабочие брюки, распахнутые поверх белых маек куртки цвета хаки на пуговицах, с коротким рукавом и черные рабочие ботинки с металлическими подковами. Гейл выпустила майку поверх пояса, а под ней спрятала веревку, которую во времена работы в бригаде озеленения нашла в гараже помощника начальника тюрьмы и пронесла в камеру. Еще она взяла софтбольную рукавицу, почти протершуюся после стольких лет игры, и L-образное лезвие от косилки, которое прятала в матрасе. Когда-то Гейл ходила на покрасочные работы и сумела припасти малярную клейкую ленту. Теперь с ее помощью смастерила лезвию рукоять — обмотала длинную часть разорванной на полоски старой майкой, а сверху прикрутила лентой. Конечно, получился не настоящий нож, но если с таким застукают, припаяют хранение оружия.

Дайана стояла рядом и обводила взглядом Большой двор — площадь, окаймленную с двух сторон трехэтажными кирпичными строениями. В этих местах никак не пройти. Две другие стороны ограждал забор с натянутым поверх него спиральным барьером безопасности. Зловещая штуковина: кажется, если на проволоку долго смотреть, лишишься глаз. Контрастом жестокой обнаженности проволоки служил роскошный дуб — единственное дерево, умудрившееся вырасти и уцелеть в иссушающей обстановке тюремного двора. Дуб стоял неподалеку от того места, где забор соединялся с углом здания. Ему было много лет, нижние ветки висели в пятнадцати футах над землей. Дайана оценивающе разглядывала двор, и ее ошеломило то, что она увидела: размеры двора, высота забора. За забором акры убегающего к лесу луга и круто взбирающийся на холм густой лес.

Гейл покосилась на нее: девчонка держала себя в руках, мол, будь что будет, — рискнем. Гейл понравился ее настрой. Смогла бы и она вести себя так в ее годы?

Крыса уже заняла столик — массивный, нераскладной, из выцветшего коричневого дерева почти в самой середине двора — и тасовала карты. Гейл подвела к ней Дайану и познакомила. Лиза и Хиллари должны были присоединиться к ним позднее.

— Давай немного передвинем, — предложила Гейл.

Крыса бросила на нее острый взгляд, однако встала и взялась за край стола. Женщины поставили его туда, куда указала Гейл — на десять футов левее, над самым люком диаметром три фута, который, как ни странно, был едва заметен в середине двора. Несколько лет Гейл исподтишка наводила справки и выяснила, что под крышкой находилась уличная система управления водоснабжением тюрьмы. Однажды солнечным днем она умудрилась посветить в широкую замочную скважину контрабандным фонариком в шариковой авторучке и заметила толстые ржавые трубы и вентили-заслонки. Места внизу было совсем немного.

Они играли в карты до тех пор, пока во дворе не появились два амбала-надзирателя, Ник и Нэк, с большими коробками, в которых оказались не хот-доги и не гамбургеры, а бифштексы. Эта весть так быстро облетела собравшихся, что Гейл показалось, она волной летит от стола к столу. И не просто бифштексы. С кукурузными початками, картофельным салатом. Команда надзирателей, так омрачавших этот пир, тоже радовалась неожиданному угощению. Джонсон увлеченно приступил к работе и, приплясывая и напевая, бросил на решетку первые куски мяса. Стала образовываться очередь.

— Пошли, — предложила Хиллари. — Как только узнают в блоках, все бездельники выскочат во двор. На них не напасешься. — Она положила карты «рубашками» вверх и придавила бутылкой с водой.

Остальные последовали ее примеру — взяли картонные тарелки, пластмассовые вилки, ножи и встали в очередь.

— Разве можно разрезать этим мясо? — Дайана с сомнением посмотрела на ломкие столовые приборы.

— Я всегда считала, что у вас в Техасе откусывают прямо с кости. — Лиза улыбнулась, давая понять, что не хотела никого обидеть.

— Очень остроумно. — Дайана засунула вилку и нож в карман брюк и приняла откровенно скучающий вид.

— Я не пользовалась нормальным ножом с двадцати лет, — произнесла Гейл. — Забыла, как это делается.

— Ты забыла, как делается не только это, — подковырнула ее Лиза.

Гейл собиралась ответить, но заметила, что Хиллари внимательно следит за их разговором. До появлении Хиллари в тюрьме, до того, как Гейл решила больше ни с кем не сближаться, она некоторое время дружила с Лизой.

Их очередь подошла, и вскоре бифштексы закончились. Гейл взяла, хотя знала, что не станет есть. Отдаст Крысе в качестве маленького дополнительного вознаграждения, чтобы та держала язык за зубами. Кукуруза оказалась восхитительно маслянистой. Даже картофельный салат неплохо приготовили. Гейл наклонилась к Дайане и прошептала:

— Очень недурно. Может, останемся?

Дайана хихикнула и покачала головой. Смех человека, решившего рискнуть жизнью, можно сказать, не смех — крик души.

Гейл подняла бутылку с водой и предложила тост:

— За День независимости! — И обратилась к Дайане: — Чтобы хорошо бегалось!

Женщины чокнулись пластиковыми бутылками, выпили по глотку воды и рассмеялись абсурдности своего положения.

А затем — Гейл едва могла поверить — солнце буквально вошло в пике над горизонтом. Нырнуло к земле сюрреалистически быстро, даже быстрее, чем в обычные дни, когда все ее желания сводились к одному — еще хоть несколько минут побыть на свежем воздухе.

— Хорошо, — сказала она. — Пожалуй, мне нечего добавить. Говорите теперь или вечно храните молчание. — Она обвела глазами женщин: Крысу, Лизу, Хиллари, Дайану.

Все молча кивнули. Гейл осмотрела двор. За заключенными наблюдали два надзирателя — один ходил по периметру забора и находился у дальнего конца беговой дорожки, другой увлекся матчем в софтбол. Гейл пожала подругам руки и нырнула под стол.

Ей почудилось, время сначала остановилось, затем ринулось вперед с небывалой скоростью, обрушилось на нее всей тяжестью, зарокотало в ушах. Гейл увидела собственные руки — они вытащили из кармана обломок лезвия косилки и вставили в замочную скважину проржавевшей, тяжелой крышки люка. Гейл потянула. Она предполагала, что крышка поддастся с трудом, может, окажется ей не по силам. Даже надеялась, что не справится с весом и, побежденная, возвратится в камеру. Но страх придал Гейл силы, и крышка легко сдвинулась с места.

— Так, — проговорила Гейл и, взглянув сквозь доски стола, обнаружила, что ее подруги замерли. — Играйте в карты, черт вас побери! — Те зашевелились. — Дайана, сюда!

Девушка одним скользящим движением пролезла под стол и скрылась в люке. Они стояли рядом, но им пришлось согнуться в три погибели, чтобы спрятать головы под землей и подвинуть на место крышку.

Тьма! Однако в замочную скважину проникал тусклый серый свет. В нос ударил запах сырой земли, ржавчины, и вскоре — страха их вспотевших тел. Мокрые трубы холодили ноги, шум Большого двора казался нереальным и долетал словно издалека.

Дайана ткнулась носом в ухо Гейл.

— Здесь теснее, чем в заднице у быка.

— Сделай одолжение, не трепись, — промолвила та. — Помолчи. Если попадемся — это автоматически еще пять лет к моему сроку.

— Полагаю, и к моему тоже.

— Закрой рот.

— Теперь понимаю, как быть грибом.

— Закрой рот.

Дайана горестно выдохнула в грубую цементную стену их убежища. Гейл сосредоточилась на сердцебиении, стараясь укротить его ритм. Она не сомневалась, что стук ее сердца раздавался на софтбольном поле. Но заставить сердце биться медленнее было непросто. Страх неподдельный. Однако возбуждение от сознания, что скоро она окажется на свободе, сильнее страха. Впервые за восемнадцать лет вернется в большой мир.

А затем Гейл услышала крик надзирателя: тот объявлял, что двор закрывается и заключенным надлежит вернуться в свои блоки.

— Как бы не так, в свои блоки! — прошептала Дайана.

Гейл ткнула ее в бедро средним пальцем и почувствовала, как девушка дернулась от боли.

— Молчи!

— Молчу-молчу. О Боже!

Кто-то, наверное Лиза, на прощание топнул по крышке люка. Сообщницы-картежницы встали и поплелись по камерам. Гейл нащупала на поясе коней веревки и стала перебирать, будто четки. Господи, спаси и сохрани!

Сквозь замочную скважину доносились обрывки фраз — заключенные, в который раз разозлившись на закат, возвращались по своим блокам. Послышалось потрескивание. Рации. Гейл и Дайана замерли. Где-то рядом находился надзиратель. Гейл попыталась выглянуть в замочную скважину.

Он поставил ногу на лавку уличного стола и оперся ладонью о бедро. Это все, что она увидела. Но знала: надзиратель осматривает двор — нет ли какого-нибудь непорядка. Гейл подумала, что она вот-вот намочит трусы. Но тут почувствовала в темноте, как Дайана взяла ее за руку и ободряюще пожала. Так они и стояли рука об руку, вспотевшие, словно после спринтерского забега на четыреста метров, пока не услышали, как охранник снял ногу с лавки и сказал в рацию: