Проект "Плеяда" - Андрей Каминский

Илта хмыкнула — атаман Амурского казачьего войска Иван Гамов, союзник Семенова еще со времен Гражданской войны, не мог открыто выступить против человека, который и поныне считался Походным атаманом всех дальневосточных казаков. Однако и оголять оборону Благовещенска Гамову было бы не с руки — к северу от земель Амурского войска начинались земли, слабо контролируемые кем бы то ни было, но служащие источником рейдов «красных партизан». Учитывая относительную немногочисленность сосредоточенных тут сил, на счету была каждая боевая единица.

— Не знаю еще, что решит командование Корпуса, — пожал плечами Питер, обнимая Илту за талию, — перебазировка в Читу дело муторное. Хотя я бы и не отказался, в Благовещенске сейчас стало довольно скучно. Но Маккензи Кинг не особо хочет класть жизни канадских парней за «Новую Монгольскую империю».

— А ты, кстати, «канадский парень»? — спросила Илта, — имя у тебя…

— Я канадец, — усмехнулся Питер, — мои предки приехали в Америку из Леувардена, еще когда Нью-Йорк именовался Нью-Амстердамом. После Американской войны за независимость они переселились в Канаду, вместе с иными голландскими лоялистами. Так что я канадский голландец в черт знает каком поколении.

— Выпьем и за это, — подхватил Маккинес, незаметно подмигнув Илте. Та подмигнула в ответ, отметив про себя, что престарелый поэт явно не сердится на нее за внимание к ван Гельту. В конце концов, Маккинес был и стар и давно женат. Меж тем летчик лихо выплеснул водку в рот и, развернувшись, впился в губы Илты жадным поцелуем. Та мгновенно откликнулась на него, сплетаясь языками и просто млея от прикосновений рук канадца. Остальные канадцы тоже не остались без спутниц — с десяток «ночных бабочек» разной расы, возраста и степени привлекательности уже облепили летчиков. Воспользовавшись, всеобщей суматохой Илта и Питер тихо ретировались.

Минут через двадцать они поднялись на второй этаж «Даурии» — оказалось что номер канадского майора отделяли всего две комнаты от номера Илты и Наташи. Срывая на ходу одежду с себя и своего партнера, куноити принялась опускаться, покрывая быстрыми поцелуями грудь и живот Питера. Ее пальцы торопливо расстегивали ширинку брюк, высвобождая наружу затвердевшую плоть.

— Ого! — невольно выпалила финнояпонка, когда ее старания, наконец, увенчались успехом. Перед ее лицом покачивалось наглядное подтверждение нордического расового превосходства — ни у славян, ни у французов, ни, тем более, у азиатов, Илта не встречала подобных размеров. Губы девушки приоткрылись, с трудом пропуская в рот набухшую сизую головку, умелый язык заскользил по упругой, скользкой плоти. Сильная рука легла на черные волосы, насаживая голову Илты на массивный ствол и ритмично двигая бедрами. Илта приноровившись к привычному темпу, впивалась ногтями в бедра любовника, находя знакомые кнопки для «игры» на любимом «музыкальном инструменте»- мужском теле. Слегка сбив волну возбуждения, Илта, выпустив канадский член из губ, выпрямилась и откинулась на кровать, увлекая Питера за собой. С нечленораздельным рычанием ван Гельт вошел в нее резко и сильно. Тут же его бедра словно оплели стальные кольца — обхватив ногами канадца, куноити ожесточенно насаживалась на то, что в фривольной китайской поэзии именуется «нефритовым жезлом». Пальцы Илты не находили себе места — то терзая смятую простыню, то теребя набухшие соски, с искусанных губ срывались звуки больше напоминавшие лисий лай, нежели задохнувшийся от страсти женский голос. Она сейчас и ощущала себя не человеком, но черной лисицей, которую брал полярный волк с голубыми глазами.

Два хищника, два победителя сошлись на любовном ристалище и никто из них не желал сдаваться первым. Вот тело Илты выгнулось дугой, гибким движением поясницы она подкинула себя вверх и продолжила скачку на подхватившем ее под ягодицы ван Гельте. Обхватив его руками и ногами, куноити впилась в него словно некая помесь паука и пиявки, терзая ногтями спину. Оба любовника одновременно подвели друг друга к беззвучному и сокрушительному взрыву, волнами удовольствия растекавшемуся по телам скользким от пота и крови из многочисленных царапин. Ван Гельт рухнул на кровать, придавив Илту, кричавшую от накрывшего их обоих сокрушительного оргазма.

Наташа со стоном разомкнула потяжелевшие веки и огляделась по сторонам. В голове шумело, во рту было сухо как в пустыне Гоби. Она потянулась к столику, на котором стоял графин с водой, но к ее разочарованию он был почти пуст. С трудом поднявшись и накинув на плечи первое попавшееся тряпье, девушка подошла к двери. Дрожащей рукой она дернула дверную ручку на себя и обнаружила, что заперта в комнате.

— Сссука, — простонала Наташа уткнувшись лбом в дверной косяк, даже не понимая, кого она сейчас имеет в виду — Илту или себя. Из глубин памяти услужливо вынырнуло нужное воспоминание и девушка, порывшись в разбросанной по кровати одежде, выудила запасной ключ. Повернув его в замке, она нацепила гостиничные тапки и вышла в коридор, собираясь пройти туда, где как она видела утром, растапливали самовар. Чай — самое то, что было нужно сейчас ее иссушенному организму.

Проходя мимо одной из дверей, она услышала, за ней звуки, недвусмысленно свидетельствующие о том, чем занимаются в той комнате. Наташа, хмыкнув, хотела пройти мимо, когда ей послышалось что-то знакомое в доносящихся из-за двери сладострастных вскриках, перемежаемых стонами и всхлипами. До боли знакомый женский голос, задохнувшись от страсти, что-то выкрикивал по-японски, перемежая это отборным русским матом. В ответ незнакомый мужской голос отвечал на английском — судя по интонации тоже ругательства.

Скорей машинально Наташа толкнула дверь — та неожиданно оказалась незапертой. На смятых простынях гостиничной кровати, прижатая поджарым мужским телом извивалась женщина, которую она узнала сразу. Полные губы были искусаны в кровь, на теле проступали синяки от вдавившихся в них пальцев.

Наташа застыла, чувствуя себя так, будто ей с размаху врезали поддых. Снова предательство — от единственного человека, которому она только что начала доверять. Всхлипнув от преисполнившей сердце лютой обиды, она замотала растрепанной головой и выскочила в коридор. Занимающаяся любовью парочка ее так и не заметила.

Наташа сбежала вниз по лестнице и, провожаемая удивленным взглядом портье, выскочила на улицу. Прохладный вечерний воздух, остудил шумящую голову, отчасти вернув Наташе способность к соображению. И все равно чувство щемящей обиды и досады — в первую очередь на себя — не оставляло русскую девушку. Илта не имела права так поступать! То, что Наташа позволила себе выпить лишнего это еще не повод…Да она сама сейчас же…Что она себе тоже нормального мужика не найдет? И пошли бы все эти харбинские изуверы со своими секретными планами и заданиями.