Повелитель воздуха - Майкл Муркок

Пути судеб поистине бывают странными. Трудно постичь их — в этом я должен был бы убедиться на собственном опыте. То, что произошло потом, было типичным подтверждением тому.

Один из грузчиков оставил гвоздь торчащим из ящика, и когда я вошел в грузовой отсек, моя рубашка зацепилась и разорвалась наискось через всю спину. Я не слишком огорчился по этому поводу и продолжал работу, покуда капитан не увидел, что произошло.

— Вы спалите себе спину под этим солнцем, если не будете осторожны, — сказал он. — Идите лучше переоденьтесь, мистер Бастэйбл.

— Если вы так считаете, сэр.

Я оставил одного из наших механиков следить за разгрузкой, прошел между грузовыми отсеками к главному коридору, поднялся по трапу к рубке, а оттуда — к моей каюте. В маленьком переходе царила убийственная жара, и все двери кают стояли распахнутыми настежь. В первый раз проходя мимо, я смог по-настоящему разглядеть пассажиров. Конечно, я не мог остановиться и уставиться на них в упор, но мне пришлось напрячь всю свою силу воли, чтобы не сделать этого.

Я вошел к себе в каюту и закрыл дверь.

Дрожа, я опустился на нижнюю койку и медленно вытащил из кармана сложенную газету. В каюте я видел мужчину и женщину. Женщину я не знал, однако лицо мужчины было мне теперь слишком знакомо. Я развернул газету и еще раз вгляделся в фотографии анархистов, разыскиваемых в связи с покушением на сэра Джорджа Брауна. Сотни самых разных мыслей проносились в моей голове, когда я внимательно смотрел на одну из них. Не могло быть ни малейших сомнений. Крупный привлекательный мужчина, которого я мельком увидел в каюте, был граф Рудольф фон Дутчке, знаменитый анархист.

Думая о множестве закономерностей, вытекающих из этого разоблачения, я заплакал.

Славный старый воздухоплаватель, который произвел на меня такое сильное впечатление своим характером, своей цельной натурой, которому я с такой готовностью вручил свою судьбу, оказался ничтожным прихвостнем социалистов!

Меня предали. Когда еще я так ошибался в людях?

Я должен, разумеется, связаться с властями и немедленно известить их. Но как мне покинуть корабль, не вызвав ни в ком недоверия? Нет никаких сомнений в том, что все офицеры и члены экипажа полностью разделяют чудовищные воззрения своего капитана. Невозможно, чтобы мне удалось живым добраться до иерусалимской полиции. И все же попытаться — мой долг.

Время, должно быть, прошло слишком быстро, покуда я раздумывал, прикидывая так и этак, потому что вдруг я почувствовал толчок и понял, что мы уже отчалили.

Теперь я ничего не мог предпринять на этом корабле, полном опасных фанатиков, которые не остановятся ни перед чем, чтобы заставить меня молчать, если заметят, что у меня возникли подозрения.

Со стоном я закрыл лицо руками.

Каким же дураком я был, когда поверил Демпси — явно, как это теперь выяснилось, члену той же шайки! Я объяснял свою доверчивость тем, что после вынужденной отставки совершенно растерялся…

Неожиданно дверь распахнулась, и я нервно подскочил. Это был Барри. Он улыбался. Я в ужасе уста-, вился на него. Как ему только удавалось так хорошо скрывать свою истинную природу?

— Что с вами, дружище? — ласково спросил он. — Солнечный удар? Старик послал меня поглядеть, как вы себя чувствуете.

— Кто?.. — лишь с большим трудом я заставил себя говорить. — Эти.., эти пассажиры.., почему они на борту?

Я надеялся на ответ, который смог бы доказать невиновность его и капитана Корженевского.

Одно мгновение он ошеломленно смотрел на меня, потом сказал:

— Что? Те, по ту сторону коридора? Ну, это старинные друзья капитана. Он делает им одолжение.

— Одолжение?

— Вот именно. Слушайте, вам лучше ненадолго прилечь. И надевайте шляпу. Не хотите пропустить стаканчик, который вас снова поставит на ноги?

Он подошел к своему шкафу.

Как ему удается быть таким бесстыдным? Я мог только предположить, что слишком долгая жизнь по ту сторону закона воспитывает в человеке равнодушие — как по отношению к страданиям других, так и касательно собственной души.

И какие же у меня шансы против такого человека, как Барри?

КНИГА ТРЕТЬЯ

ОБРАТНАЯ СТОРОНА МЕДАЛИ. — ПЕРЕМЕНА ТАКТИКИ. — НА СЦЕНЕ ПОЯВЛЯЕТСЯ ПОВЕЛИТЕЛЬ ВОЗДУХА. — И УХОДИТ ПУТЕШЕСТВЕННИК ПО ВРЕМЕНИ…

Глава 1

Генерал О.Т. Шоу

Лежа у себя в каюте и размышляя о событиях минувшего дня, я начал понимать, каким образом Корнелиус Демпси, а позднее и его единомышленники пришли к убеждению, что я — один из них. В их глазах мое нападение на Рейгана было нападением на те моральные ценности, которые он олицетворял. Мне было сделано множество намеков, но, поскольку я не правильно их интерпретировал, то сам же и втянул себя в эту противоестественную ситуацию.

«Мы с вами оба отщепенцы, каждый на свой лад», — сказал капитан Корженевский. Только сейчас мне стало ясно значение этих слов! Он считал меня таким же отчаянным удальцом, каким был сам! Социалистом! Даже анархистом!

Но затем я постепенно начал соображать, что мне предоставляется счастливый случай восстановить мою честь. Мой прежний позор будет забыт, и меня восстановят на армейской службе, которую я так люблю.

Потому что они меня ни в чем не подозревают. Они все еще полагают, что я — один из них. Если бы мне удалось каким-либо образом захватить корабль и принудить его вернуться в британский аэропарк, я мог бы передать всю банду в руки полиции. Я стал бы героем. (Не то чтобы я желал славы ради одной только славы…) И существовала большая вероятность того, что меня спросят, не хочу ли я снова поступить на службу в мой прежний полк.

Но затем перед моим внутренним взором появилось лицо капитана Корженевского, его твердый взгляд.., я ощутил укол страха. Смогу ли я содействовать аресту этого человека? Человека, который отнесся ко мне с таким дружеским расположением? Человека, который выглядит таким кристально честным?

Но я накрепко запер свое сердце. Он именно потому и остается так долго па свободе — потому что выглядит кристально честным. Он — настоящий дьявол. Нет никаких сомнений, за свою долгую преступную карьеру анархиста он обманул и одурачил множество других, как теперь меня.

Я встал и двигался скованно, как будто меня одурманило какое-то снотворное. Я подошел к шкафу Барри, где тот хранил свой револьвер, полагавшийся ему по службе. Я открыл шкаф, вытащил револьвер и убедился в том, что оружие заряжено. Сунул за ремень, запахнул сверху форменный китель, чтобы револьвера не было видно.

После чего снова сел и попытался составить план действий.

Следующим местом назначения был Кандагар в Афганистане. Афганистан, вечно колебавшийся между преданностью и предательством, был частью Великобритании, пусть даже чисто номинально. В Кандагаре полно русских, немцев, турок и французов, и все они плетут заговоры, пытаясь перетянуть эту горную страну на свою сторону, и все они играют в большую игру политических интриг, как говорил Киплинг. Даже в том случае, если мне удастся улизнуть с корабля, нет никакой уверенности в том, что в Кандагаре я найду тех, кто захочет меня выслушать. И что тогда? Заставить Корженевского вернуться в Иерусалим? Но там тоже свои сложности.

Нет, мне нужно подождать, пока мы вылетим из кандагарского аэропарка и возьмем курс на третий пункт нашего маршрута — Лахор «Лахор — город в Пакистане, возник в начале нашей эры. В первой половине XIX в. — столица государства сикхов. Административный центр провинции Пенджаб.» в Британской Индии.

Следовательно, до Кандагара мне необходимо вести себя как ни в чем не бывало. Нехотя положил я револьвер Барри на место в шкаф, сделал глубокий вздох, попытался расслабиться и согнать с лица напряженное выражение. После чего направился в рубку.

Никогда я не пойму, как мне удалось ввести в заблуждение моих новых «друзей». В последующие дни я выполнял мои обычные обязанности и работал так же усердно, как и всегда. Только в разговорах с Корженевским, Барри и другими у меня возникали трудности. Я просто не мог пересилить себя и вынудить на непринужденные беседы с ними. Они думали, что я все еще мучаюсь последствиями теплового удара и вели себя с чрезвычайной деликатностью. Если бы я не разоблачил их истинное лицо, то счел бы их заботу искренней. Может быть, она даже и была таковой, если исходить из того, что они беспокоились о благополучии одного из своих — как они считали — товарищей.

Вот и Кандагар — город, опоясанный кольцом стен. Сплошь голые каменные строения, ничуть не изменившиеся с моих времен.

Потом мы снова отчалили. Напряжение мое росло. Я вновь вооружился револьвером Барри. Со всевозможным тщанием я изучил карту и ждал теперь минуты, когда мы перелетим границу и окажемся в Индии (которая, разумеется, совершенно находилась под британским владычеством). За один день мы должны добраться до Лахора. Я снова разыграл недомогание и остался в каюте, чтобы подготовиться к заключительному этапу моего плана.