Напишите про меня книгу - Шихабудин Микаилов

– Есть у меня один товарищ, который теоретически может нас вывести на этих людей. Но полной гарантии дать не могу. Щас я ему позвоню.

Али принес из другой комнаты телефонный аппарат, сел на диван и стал набирать номер. Дозвонился. Разговор был коротким, не более 30 секунд и шел по-грузински, но Карим – спасибо Нателе – хорошо понял суть. Али договорился о встрече в кафе через час. Наскоро допив чай, вышли из дома. Добирались по темным улицам Тбилиси минут сорок. Был уже поздний вечер, но кафе работало. Освещали его две керосиновые лампы и свечи, стоявшие на каждом столе. За одним из столиков сидел бородатый мужчина. Подошли к нему, поздоровались. Али представил Михаила и Карима своему знакомому. Звали его Константин – Котэ.

– Зачем вам нужны эти люди?

– У нас есть для них важная информация.

– Скажите мне, я передам.

– Нет, так не пойдет. Дело очень серьезное, мы не можем рисковать.

– Я не смогу вам помочь. До свидания.

В разговор вмешался Али. Перешли на грузинский язык. Карим делая вид, что ничего не понимает, внимательно слушал. Последней фразой Котэ было: «Мне нужно переговорить. Ждите». Он вышел из кафе и вернулся минут через двадцать в сопровождении высокого мужчины с сумрачным недобрым лицом.

– Поехали.

Машину Али оставили у кафе. Поехали на «Жигулях» первого выпуска. «Копейка» вела себя прилично и ни разу не дала повода усомниться в том, что довезет. Ехали долго, их вывезли из города и повезли в сторону гор. Возле какой-то неработающей заправки их машина остановилась. Котэ сказал по-русски: «Надо подождать». Оказалось, что ждали другую машину. Это была «Волга», в ней сидели двое и сразу заявили, что с ними поедут только москвичи. Али стал было возмущаться, но Карим его остановил.

– Все нормально, Али. Ты свое дело сделал. Возвращайся домой и жди нас. Через час приедем.

Али, что-то бурча себе под нос, сел в «копейку», Карим и Михаил – в «Волгу». Ехали молча около часа. Остановились у некоего подобия КПП. Водитель опустил стекло и сказал по-грузински: «Это я». Машину запустили на территорию объекта. Кариму и Михаилу разрешили выйти из «Волги», попросили немного подождать, а потом повели в какое-то здание. У входа стояла вооруженная охрана. Вошли вовнутрь. Сели в кресла. Закурили. Спустя пару минут им принесли чай и мандарины. Карим слышал голоса снаружи. Выделил главное – должен приехать Джаба Иоселиани специально для встречи с москвичами.

Тенгиз Кетовани и Джаба Иоселиани подъехали к объекту на разных машинах с интервалом в пять минут, но на встречу с гостями пришли вместе. Кетовани был одет в камуфлированную военную форму, на левом боку кобура под пистолет ТТ. Вид у него был довольно грозный. Иоселиани выглядел, как его полная противоположность – цивильный костюм, белая рубашка, бабочка, аристократические манеры. Трудно было представить, что, прежде чем защитить диссертацию по истории грузинского драматического искусства, этот интеллигентный человек с прекрасными манерами отсидел срок за вооруженный грабеж, да еще с убийством.

Поздоровались. Кетовани спросил, где остановились в Тбилиси, все дружно повздыхали по поводу отсутствия в городе света и тепла. Карим достал свое депутатское удостоверение.

– Прежде, чем мы начнем говорить о деле, я бы хотел, чтобы вы посмотрели наши документы.

– Ну что вы, молодой человек. Нам вполне достаточно рекомендаций наших общих знакомых, – ответил Иоселиани, но удостоверение Карима тем не менее разглядывал довольно долго. Потом также внимательно осмотрел красную корочку Михаила. Особенно ему понравилась подпись Ельцина.

– Нам бы хотелось знать ваше мнение о ситуации в Грузии, – обратился Михаил к Тенгизу Кетовани.

– Плохо. Все плохо. Звиад не способен управлять, ему никто не подчиняется. Экономика полностью развалена. Безработица 50 %, и во всем у него виноваты Россия и русские!

– Что вы намерены предпринять? – задал вопрос Карим.

– У нас достаточно сил и средств, чтобы покончить с Гамсахурдия. Грузией будут управлять другие люди. Мы знаем, что нужно делать, чтобы улучшить жизнь народа. – Иоселиани говорил это таким мягким, бархатным голосом, что казалось, он рассказывает о новой премьере театра оперы и балета.

– Что или кто останавливает вас от решительных действий?

– Вы. Точнее, ваш авиационный полк в 20 километрах от границы. Вам достаточно десяти минут, чтобы с воздуха подавить все наши инициативы.

– Считайте, что этого полка там нет. Россия не будет вмешиваться в дела суверенного государства Грузия.

– Даже если к Ельцину обратится за помощью Звиад?

– Даже если к Ельцину обратятся за помощью три Звиада. Это ваши дела, сами их решайте.

– Нас устраивает такая позиция России. Но нам нужны гарантии.

– Какие?

– Ну, хотя бы записка какая-нибудь от Ельцина или Хасбулатова.

– Как вы себе это представляете? А если бы нас повязали прямо у трапа самолета? А если бы я ее потерял или ее у меня отобрали? Дальше она попадает в газеты. Вы представляете себе последствия?

– Да, вы правы, – согласились с Каримом Кетовани и Иоселиани.

Постепенно разговор перешел на менее важные темы, затем принесли сациви и почему-то «Столичную» водку. Видимо, хозяева полагали, что русские депутаты ей обрадуются особо. Через час Карима и Михаила привезли к тому же кафе, откуда забрали на «копейке». Утром они улетели, а через два дня, 6 января, в Тбилиси начался штурм президентского дворца. Звиад Гамсахурдия бежал в горы. В марте 1992 года к власти в Грузии пришел Эдуард Шеварднадзе.

Переворот

Председателю Правительства РФ Силаеву И.С.

Уважаемый Иван Степанович!

Прошу Вас оказать содействие в обеспечении в полном объеме финансирования бюджета Республики Дагестан в части выплаты зарплат и иных обязательных платежей работникам бюджетной сферы.

Довожу до Вашего сведения, что в настоящее время задолженность по выплатам заработной платы работникам бюджетной сферы в Республике Дагестан составляет три месяца, а по надбавкам достигает пяти месяцев.

Август 1993 года выдался жарким. Москву накрыл температурный рекорд, подкрепленный высоким градусом борьбы в верхних слоях государственной элиты. Высшая политическая власть страны об отпуске и не думала. Не до отдыха им было. Верховный Совет во главе с Русланом Хасбулатовым и примкнувшим к нему вице-президентом Александром Руцким открыто конфликтовал с Борисом Николаевичем. Президент терпел недолго. Сентябрьский Указ № 1400 стал последней жирной чертой, за которой компромисс был уже невозможен. Ельцин распустил парламент и объявил о досрочных выборах и законодательной, и исполнительной власти с интервалом в полгода.

В ответ на роспуск Верховного Совета Хасбулатов созвал чрезвычайный Съезд народных депутатов. Ельцин блокировал здание Белого дома, отключил электричество, воду и канализацию. Но съезд продолжался, в основном – по ночам, при свете стеариновых свечей.

Из депутатского корпуса на сторону президента перешли Починок и еще несколько членов Верховного Совета. В их числе был и Карим. Остальные решили сражаться «до последней капли крови». Но, как это случается практически всегда в России, пролилась кровь совсем других людей. Погибли москвичи, поверившие этим горе – политикам, военные, исполнявшие идиотские приказы своих начальников. Были среди пострадавших и совершенно случайные люди – зеваки, пришедшие к Белому дому посмотреть, что же там происходит.

3 октября сторонники народных депутатов прорвали многочисленные заслоны на Садовом кольце и вышли к зданию бывшего СЭВ со стороны Нового Арбата. Выступая на митинге с балкона Белого дома, Руцкой призвал к штурму мэрии и «Останкино». После слабого сопротивления ОМОН и части внутренних войск сняли оцепление. Народ пошел громить стоявшие поблизости машины, а вооруженные сторонники Белого дома направились к телецентру.

Захватили несколько этажей мэрии и взяли в плен заместителя Лужкова Александра Брагинского. Примерно в 2 часа ночи, после допроса у Руцкого, он был отпущен. Около 7-ми вечера начался штурм «Останкино». В 19–30 было прекращено вещание на страну большей части каналов. Около 23-х появилась информация, что этот штурм провалился. Борис Ельцин ввел в Москве чрезвычайное положение. Но вводить в Москву элитные части Российской армии он не решался. Однако ранним утром 4 октября Белый дом был уже окружен бронетехникой. Начался обстрел.

Карим в это время нервно курил на собственной кухне. Карина в соседней комнате помогала дочке с английским языком. Он вдруг вспомнил, что в его кабине остались висеть две картины, которые подарил ему полтора года назад один дагестанский художник. Не сказав Карине ни слова, он оделся и вышел на улицу. По проспекту Мира стройной колонной шли танки. Он уже наблюдал похожую картину в августе 91-го, а потому это не произвело на Карима большого впечатления.