Пулеметчики. По рыцарской коннице – огонь! - Федор Вихрев

На городских улицах тесно от многолюдья, но спешащему к стенам отряду воев дорога свободна. Все расступаются в стороны, провожая защитников города взглядами, в которых появляется и тает надежда. Мало их, очень мало по сравнению с ордами и полками, обступившими город. Множество ополченцев уже покинуло город, пользуясь установившейся хорошей погодой, и отправилось в пятины по торговым и охотничьим делам. Так что и многолюдье в Новгороде в основном от набежавших с окрестностей крестьян. И не такое уж оно большое, просто заметное после обычного для начала зимы малолюдства.

Ко всему прочему, и князем новгородским числился Изяслав Ярославич, проживавший далеко на юге, в стольном граде Киеве, и посему не слишком вмешивающийся в дела Нового города. Поставил посадника Остромира, следившего в основном за поступлением дани да проживавшего вместо князя в Ярославовом Дворище. В мирное время это устраивало всех от «вятших людей»[27] до черни, зато теперь многие предпочли бы, чтобы князь был здесь, в городе вместе со своей дружиной. Потому что тот малый отряд, который был у посадника, город защитить не мог никак, даже если бы находился на месте. По несчастливому же для горожан совпадению обстоятельств и посадник с дружиной в эти дни был в отъезде. Так что спешащий сейчас малый отряд дружинников был первой и единственной силой, способной на равных встретить врага.

Едва прошедший отряд скрылся за поворотом, как стоявшие на разных сторонах улицы кумушки-соседки собрались у ворот одной из них.

– Ну, кума, последние дни настали, молвлю тебе. Не зря звезда кровавая висела над землею, ой, не зря. Целую седмицу! То ангелы небесные весть подавали, инда будут беды великие.

– И не говори, кума. Не только звезда сия, а и иные знаменья были. Помнишь, третьим от сих летом Волхов вспять тек? Ажно пяток дней!

– Те дни мы семьей в Водской пятине были. Вот про тьму дневную помню, самой зрить довелось.

– И я сие зрила. А днесь Сувориха рассказывала у колодца, что рыбали на Сетомли выловили неведомо существо. С виду как бы ребенок, но зело уродлив. Говорила она, что на лице у него были срамные части, а иного нельзя и сказать срама ради. Спужавшись, грит, рыбаки сие существо обратно в реку бросили.

– Ой, что деется! – всплеснула руками соседка.

Но тут появились мужья, которые ходили узнать последние новости, и разговор кумушек прервался, так как мужчин надо было покормить и собрать в ополчение.

Ополченцев Людинова конца, среди которых были и два кума, Ярыш и Гюрята, чьи жены недавно столь увлеченно обсуждали недобрые предзнаменования, разместили на стенах и в башнях, прикрывавших Новгород с юга, со стороны Мячина озера. Эти сооружения как раз и прикрывали Людин конец, так что ополченцы, можно сказать, грудью прикрывали свои дома и своих родных. Даже сбегать в свободное время домой можно было бы легко. Если бы на стенах народу собралось побольше, да еще если бы нападающие дали это самое свободное время.

– Ярыш, глянь! – Стоявший на забрале[28] у бойницы Гюрята показал на поднимающийся к небу густой дым. – Рюриково городище горит, мнится мне, – добавил он, не замечая сам, как побелели пальцы, вцепившиеся топорище. – Ну, вот и гости пожаловали.

Огромная, не меньше четырех сотен конников, орда половцев, что-то крича и улюлюкая, подскочила к стене на два перестрела и встала, словно заколдованная, на месте. Наконец из толпы выскочили двое удальцов, которые подскакали к стене на половину перестрела. Один из них, картинно остановившись и подняв на дыбы коня, замер. Второй, догнавший его мгновением позже, привстал на стременах и закричал, надрывая глотку:

– Люди новагородские! Хан Искал молвит моими устами! Хан Искал, правящий племенем етебичей, друг и союзник князя полоцкого, предлагает вам открыть ворота без брани и сдаться на милость князя сего!

– Щагол щаглуя на осиновом дубу! – крикнул в ответ Гюрята, вызвав бурю смеха среди собравшихся на стене. Всадники о чем-то переговорили и бирич[29], он же переводчик, опять закричал:

– Вы сами выбрали судьбу свою, говорит хан Искал! И посему не сетуйте, когда жены и дети ваши пойдут в полон, а дома ваши станут пеплом. Имущество же и животы ваши князь и союзник наш отдал на сей случай нам!

– Восхотела лягушка Нево испить, да лопнула! – опять рассмешил соседей Гюрята.

Кое-кто уже начал натягивать луки, но ни хан, ни его бирич не стали искушать судьбу и, пришпоривая коней, стремительно умчались прочь, подальше от стен. Когда же ополченцы наконец отвели взгляды от скачущих кочевников, то на стене раздалась дружная ругань. Оказалось, что пока шли переговоры, к орде присоединилось не меньше «тысячи» кривичей с осадными лестницами.

А из-за Волхова, со стороны Славенского конца уже видны были поднимающиеся в небо клубы дыма от огненных стрел, которыми забрасывали город нападающие, и пыли.

– На приступ пошли, на Славенский конец, – успел сказать Гюрята, когда половцы и кривичи на их стороне тоже вступили в бой. Шурша оперением, влетали в бойницы и стучали, вонзаясь в дерево стен, стрелы. Прячась за зубец, Гюрята успел заметить, как половцы, лавой несясь вдоль стены, орали и улюлюкали, выпуская стрелу за стрелой.

Несколько лучников-ополченцев, пытавшихся отвечать, упали, пробитые стрелами, вместе с не успевшими скрыться от обстрела. Стонали раненые, что-то неслышное за воем и криками из-за стены кричали из ближайшей стрельни[30]… Гюрята осмотрелся и обрадованно улыбнулся, заметив, что его кум, целый и невредимый, прячется от стрел за зубцом в дюжине шагов от него. Ярыш, не оглядываясь и не замечая кума, выглянул из-за зубца, метнув куда-то вниз одну из сулиц. И сразу схватился за десницу, в которую вонзилась половецкая стрела.

Гюрята рванулся было помочь соседу, но тут обстрел вдруг прервался и прямо под ним о стену что-то ударило. «Лестница!» – Гюрята даже не успел повернуться к бойнице, как в ней появилась чья-то голова в шлеме. Не теряя времени, ополченец подхватил прислоненный к стене топор на длинной боевой рукояти. С короткого замаха, хекнув, Гюрята ударил обухом по шлему уже влезшего по обтянутые кольчугой плечи в бойницу врага. Даже не вскрикнув, тот вылетел куда-то наружу. Гюрята шуйцей подхватил выроненный противником на пол забрала меч. Отставив ценную добычу в сторону, он высунулся в бойницу и топорищем уперся в верхнюю перекладину лестницы. Только тут новгородец понял, как ему повезло. Второй из лезущих на стену кривичей почему-то отстал, поэтому у новгородца появилась возможность оттолкнуть лестницу. Поднимавшийся вой что-то закричал, широко раскрытый рот напоминал внезапно появившуюся среди зарослей усов и бороды черную дыру. С шипением над головой Гюряты пронеслась стрела. Напрягая мышцы рук и спины, новгородец нажал… С хрустом треснуло топорище, но одновременно лестница отошла от стены… постояла несколько томительных мгновений, словно в раздумье или дожидаясь, пока с нее спрыгнут успевшие понять, что случилось, враги. А затем все быстрее и быстрее полетела назад, вниз, в пытающуюся разбежаться толпу воев. Еще одна стрела с силой ударила по шлему Гюряты, вызвав звон в ушах, словно от ударов колокола.

От неожиданности он присел, и следующая стрела, иначе точно попавшая бы ему прямо в лицо, улетела мимо.

Опомнившись, новгородец огляделся и мысленно помянул всех богов. Пока он бился с врагами, лезущими в его бойницу, они сумели влезть сразу в трех местах. Гюрята, схватив отставленный меч, бросился к ближайшей схватке. Двое новгородцев с трудом отмахивались от двоих влезших на стену воев, и только узость стены позволяла ополченцам пока держаться против опытных вояк. Но вот один из новгородцев упал, пропустив удар мечом в правую ногу. Второй ополченец сделал шаг назад… Ревя медведем, Гюрята метнул в кривичей топор и, перехватив меч в десницу, прыгнул к ошеломленному ударом противнику. Мечом плотник владел хуже, чем привычным по повседневной работе топором. Но кривич, еще не пришедший в себя, не смог отразить удар в шею. Брызнула кровь, заливая грудь и лицо Гюряты. Он невольно утерся. И тут же вынужден был отпрыгнуть назад от мелькнувшего прямо перед грудью меча.

Поскользнувшись, Гюрята упал, стукнувшись головой с такой силой, что на время потерял сознание…

И опять ему повезло. Приняв упавшего и залитого кровью новгородца за убитого, дружинник и другие поднявшиеся за это время на стену кривичи просто бросили его на стене, а сами побежали к стрельне, спеша скорее спуститься на землю…

Чуть позже всем стало вообще не до какого-то раненого ополченца.

Половцы, ворвавшиеся в город через ворота, открытые дружинниками Всеслава, неслись по улицам, как всадники Апокалипсиса, убивая всех встречных и на ходу подхватывая попавшиеся на глаза ценные предметы. Кое-где уже разгорались пожары. Вслед за конниками бежали отряды полочан, стремясь поскорее добежать до детинца, пока в нем не заперлись уцелевшие защитники. Новгород не успел полностью ополчиться, как был уже взят. В детинце еще добивали сопротивлявшихся, небольшие отряды, включая и оставшихся в живых дружинников посадника, отходили, огрызаясь стрелами и мечами, к Неревскому концу… А на улицах, во дворах и домах уже происходило то, что обычно происходит в городе, захваченном противником. Разбившись на мелкие отряды, половцы и кривичи бежали между домов, выглядывая дворы побогаче. Ворвавшись, хватали полон, вскрывали клети с добром и грузили на захваченных хозяев. И те сами несли собственное достояние на собственных спинах в лагерь победителей.