Кормилица по контракту - Татьяна Александровна Бочарова

работы она так долго и пристально глядела, как Валя управляется с машинкой, что той сделалось неловко.

– Ты чего? – спросила она Верку, вытирая салфеткой перепачканные руки.

– Ничего, – ответила та, не отрывая взгляда от ее живота, скрытого голубеньким фартуком, – смотрю, что-то ты поправилась. Видать, Тенгизик хорошо кормит.

– Не жалуюсь, – сухо проговорила Валя и отошла к прилавку, за которым ждала покупательница.

Когда она вернулась, Верка тихо и с укоризной произнесла:

– Ты мне голову-то не морочь, врушка несчастная. Сознавайся честно, залетела?

Валя поняла, что отпираться бессмысленно. Да и зачем – рано или поздно все узнают. Она молча кивнула и принялась завешивать сардельки.

– Ну, даешь! – сочувственно протянула Верка. – Чего ж не избавилась?

– Долгая история, – со вздохом сказала она.

– В обед расскажешь, – потребовала Верка.

В обед Валя действительно поведала подруге обо всем, что с ней приключилось. Верка терпеливо и внимательно слушала, а когда она закончила, убежденно произнесла:

– Дура. Надо было последние бабки отдать, а ребенка вытравить. Ну куда ты теперь?

– Рожу, – упрямо проговорила Валя, не поднимая глаз.

– И что дальше? К тетке своей младенца привезешь?

– Нет, не к тетке. Домой, к матери.

Верка насмешливо качнула головой.

– За этим она тебя в Москву и посылала. Будто в вашем Ульяновске нельзя дитя нагулять!

– За этим ли, за тем – теперь поздно судить, – резонно возразила Валя. – Работать буду, денег им присылать. Вырастят, не помрут.

Верка скрестила руки на груди и глядела на нее, как на тяжелобольную.

– Дура, истинно дура, – повторила она. – Папашка-то хоть в курсе?

– Нет пока.

– Вот козел! – Верка даже сплюнула в сердцах себе под ноги, помолчала и добавила серьезно и с горечью: – А узнает, поди, не обрадуется. У них, у мусульман, с этим строго – на своих только женятся.

– Да знаю я, – тихо и отчаянно проговорила Валя. – Все знаю, не трави душу.

На этом их беседа и завершилась. Через неделю Валя решилась и раскрыла перед Тенгизом все карты. Тот был вне себя, кричал, ругался, называл ее «глупой девчонкой» и обманщицей. Под конец этой отвратительной сцены она не выдержала и сказала со спокойной обреченностью:

– Да уймись ты уже. Больно нужен, обойдусь без тебя.

– Что ты такое говоришь, Валя-Валентина! – вскипел Тенгиз. – Как это без меня? Я разве не отец? Просто думать нужно было, когда шла на такое!

– А тебе не нужно было думать? – язвительно заметила Валя. – Мог и сам кой о чем позаботиться. Да и потом – я тебе намекала, а ты, как дундук, ничего не понял.

– А! – Тенгиз безнадежно махнул рукой и повалился на тахту.

Он полежал немного неподвижно, глядя в потолок, на роскошную пятирожковую люстру, а потом потянулся к Вале, позвал в полголоса:

– Иди сюда, ко мне. – И когда она, обиженная, надутая, все-таки приблизилась, села рядом, обнял, прижал к себе. – Ладно, что-нибудь придумаем. Лишь бы до отца не дошло раньше времени.

Валя горько усмехнулась.

– И до тетки.

…Так постепенно ее положение перестало было секретом для окружающих. Скоро о нем знал весь колбасный отдел. Девчонки отнеслись с пониманием, каждая обещала помочь, чем может. Зоя Васильевна стала следить, чтобы Вале доставалось поменьше покупателей, и все уговаривала сходить к врачу:

– Показаться надо, мало ли, какие нелады. Потом-то поздно будет.

В начале марта Валя снова позвонила домой и жутко расстроилась. Там все было хуже некуда. Танька лежала в больнице, у нее нашли что-то серьезное – мать толком и сказать не могла, лишь всхлипывала в трубку и бормотала бессвязные фразы. Отец пил без просыху, денег, даже тех, что исправно присылала Валя, не хватало. Вдобавок ко всему двойняшки в школе съехали на сплошные двойки, и их грозились оставить на второй год.

С тяжелым сердцем Валя брела в магазин. Ноги утопали в сугробах – несмотря на то что зима по календарю закончилась, каждую ночь сильно мело, и улицы были завалены снегом.

В раздевалке она нос к носу столкнулась с Галиной. Вид у той был рассеянный и озабоченный, в руках она держала сотовый последней модели. Ее изящные, тонкие пальчики с длинными ноготками, покрытыми нежно-розовым лаком, быстро бегали по кнопкам, набирая эсэмэску.

– Здравствуйте, – поздоровалась Валя, с трудом преодолевая одышку от ходьбы по заснеженным тротуарам.

– Привет, Валюш, – пропела Галка сладким, медовым голоском, не отрываясь от экрана.

Валя принялась снимать куртку, слегка отвернувшись, чтобы не слишком бросался в глаза ее распухший живот. Та тем временем закончила набирать текст, отослала сообщение и, удовлетворенная, спрятала телефон в сумочку.

– Что-то погода не балует. Опять метет, как на Рождество. – Галина покосилась на заиндевевшее окно и мечтательно заулыбалась, жмурясь, точно кошка, пригревшаяся на солнышке. – На праздники махну в жаркие страны. Павлик взял тур в Тунис – хоть недолго, а отдохну от всей этой холодрыги да слякоти.

При упоминании о мартовских праздниках Валя невольно вздохнула. У нее так и не получалось съездить в Ульяновск – каждая копейка была на счету, не до отгулов. Да и мать расстраивать прежде времени не хотелось: может, через месяц Таньке станет лучше, тогда и выдаст ей Валя горькую правду.

Галина, хоть и была всецело поглощена собой, своими мечтами, ее вздох услышала. Подняла голову, удивленно похлопала ресницами.

– Что-то случилось?

– Нет, ничего, – поспешно проговорила Валя, завязывая тесемки фартука.

– А грустная почему?

– Устала. – Делать было нечего, она ляпнула первое, что пришло в голову, проклиная себя за то, что не сумела сдержаться, и тем самым привлекла ненужное внимание к своей персоне.

– Неужели? – Галина, точно Лиса Патрикиеевна, начала приближаться к ней: один крохотный шажок, другой.

Вале даже показалось, что она вот-вот увидит за спиной менеджерши пышный лисий хвост, которым та заметает следы. Галка остановилась совсем рядышком, не сводя с нее чуть раскосых, тонко подведенных глаз.

– Странно. Ты ж никогда у нас не уставала раньше, всегда была, так сказать, в авангарде. – Взгляд переместился с лица ниже, еще ниже и наконец прочно зафиксировался на выступающем вперед фартуке.

Валя судорожно и нервно сглотнула, продолжая стоять перед Галиной неподвижно, как кролик перед удавом. Та, однако, ничего больше не говорила, только покашливала, мягко и музыкально.

– Я пойду? – нерешительно спросила она.

– Конечно. – Галина вновь приторно улыбнулась. – Конечно, иди. И уж сделай милость, не выматывай себя до предела.

– Постараюсь. – Валя кивнула и направилась к двери.

На душе у нее было муторно и тревожно. Она изо всех сил пыталась убедить себя, что ничего дурного не произошло, Галка действительно заботилась о ней и говорила от чистого сердца.

Немного успокоенная, Валя зашла в отдел, где