Прерванный полет «Боинга-737» - Александр Тамоников

Опустошив стакан с ряженкой, Каминский тщательно облизал губы, подвигал руками и ногами, повертел головой и пришел к выводу, что пришел в состояние полной готовности. Если потребуется, то и боевой. Он посмотрел на часы, отметил про себя, что до звонка осталось две минуты, и откашлялся, чтобы голос не сорвался в самый неподходящий момент. Потом застыл за столом, как восковая фигура, как самый совершенный в мире андроид, созданный в виде безупречной человеческой копии.

Он был подтянут, аккуратно причесан, одет в безупречный синий костюм, скрывающий излишнюю худобу, и сочетал в себе обаяние эстрадного конферансье и элегантность английского лорда. При своем росте он мог бы стать неплохим баскетболистом, но к спорту относился с прохладцей, предпочитая интеллектуальные виды деятельности. Успешная карьера разведчика научила его скрытности, хотя собеседникам он казался человеком весьма открытым и даже простецким. Высокий пост не наложил на него очевидного отпечатка. Лицо Каминского было столь незапоминающимся, что он мог бы запросто ездить на метро, не привлекая к себе внимания. Его рабочий график был расписан по минутам, причем постоянно корректировался по ходу дела, так что жизнь Сергея Дмитриевича давно превратилась в сплошную службу Отечеству. Завтракая, обедая, ужиная, общаясь с домочадцами или просто лаская любимую собаку у камина, он ни на миг не позволял себе расслабиться до такой степени, чтобы забыть, кто он такой, для чего живет и сколько у него разных дел государственной важности.

Домашние не обижались. Старший сын наведывался домой редко (как подозревал Каминский, лишь для того, чтобы урвать тысчонок десять-пятнадцать на карманные расходы) и никогда не стремился поговорить с отцом по душам, так что здесь проблем не было. Средний заканчивал элитную школу, увлекался музыкой и целыми днями торчал у себя в комнате, начитывая рэп на однообразные, унылые фонограммы. Дочь вступила в тот нервозный и переменчивый возраст, когда родители стали казаться людьми ужасно ограниченными и даже глупыми, поэтому тоже не страдала от недостатка общения. Что касается законной супруги, то она понимала мужа и была готова подчиняться всем его прихотям. Не было случая, чтобы она без спросу вошла в его кабинет или заказала повару блюдо, которое Каминский не любил. Он гордился тем, как вышколил ее за годы совместной жизни, и иногда снисходил до того, что посвящал жену в дела государственной важности. Но, разумеется, сегодняшний случай был уже мысленно помечен грифом СС — «Совершенно секретно». Каминский не намеревался обсуждать его ни с кем, кроме специалистов и непосредственного начальства, то есть президента страны.

Оттачивая разноцветные карандаши опасной бритвой «Золлинген», Каминский ждал. Это было его любимое занятие, когда требовалось успокоить нервы. Кончики карандашей в специальном стаканчике на его письменном столе всегда были острыми как иголки, но совершенству нет предела, не так ли?

Каминский успел подточить синий карандаш, красный и зеленый, когда его смартфон ожил и подал короткие требовательные сигналы вызова: «Бип! Бип! Бип!» Прежде чем ответить, заместитель главы Администрации президента отодвинул пепельницу со стружками и грифельным крошевом, посмотрел на часы и неодобрительно хмыкнул. Звонивший опоздал на три с половиной минуты. От такого необязательного человека следовало ожидать любых неприятностей.

Придя к этому выводу, Каминский включил смартфон, поднес к уху и бросил в микрофон сухое, бесстрастное: «Да».

Разумеется, телефонный разговор контролировался сразу несколькими специалистами из Внешней разведки и Службы правительственной связи. Для того чтобы получать от них справки и комментарии, на столе Каминского стояли три раскрытых ноутбука. Кроме того, как только раздался звонок, в кабинет вошел его личный секретарь с другим ноутбуком, который установил перед собой, когда расположился напротив шефа. Смартфон работал в режиме громкой связи. Из него раздалось покашливание, а потом мужской голос произнес:

— Меня зовут Мохаммад Джамхад. Доброе утро, Сергей Дмитро… Дмитриевич. Я имею честь говорить с вами от лица руководства Талибана.

— Слушаю, — сказал Каминский, не расщедрившись ни на приветствие, ни на какое-либо другое проявление любезности.

— Наша организация, — продолжал Джамхад по-русски, — берет на себя ответственность за угон пассажирского «Боинга», принадлежащего компании «Пакистан Интернешнл Эйрлайнз». Известно ли вам об этом?

Каминский вопросительно поднял брови, на что секретарь ответил утвердительным кивком. На экране среднего компьютера возникла информация об исчезновении самолета, вылетевшего утром из Джабура в Кабул. По назначению он не прибыл, в настоящий момент числился в розыске.

— В самых общих чертах, — ответил Каминский.

— Тогда вы, должно быть, знаете, что его до сих пор не нашли.

Каминский перевел взгляд на левый экран, где как раз высветились послужной список муллы Джамхада и его портрет. Нижняя строчка оповещала: «Голосовые характеристики совпадают на 99,6 %».

— Допустим, — уклончиво проговорил он.

— И не могли найти, потому что он находится у нас, — закончил тираду Джамхад.

В его голосе звучало нескрываемое торжество. Даже не читая его досье, можно было наверняка утверждать, что этот человек отличается тщеславием и непомерной гордыней.

— Вы хорошо говорите по-русски, — заметил Каминский.

В подобных случаях очень важно тянуть время, давая спецслужбам возможность запеленговать источник сигнала. И действительно, после обмена несколькими вежливыми и не слишком вежливыми фразами он прочитал, что его собеседник находится в Афганистане, в паре сотен километров от Кандагара. Точнее установить местонахождение этого сукина сына не удалось. Видимо, его прикрывали мощным спутниковым излучением.

«Уж не ЦРУ ли взяло его под свое ястребиное крылышко? — спросил себя Каминский. — Эти господа вечно поддерживают всякое отребье, лишь бы насолить России».

— Может быть, вам будет удобнее говорить по-английски? — предложил он, продолжая затягивать разговор для удобства связистов. — Тогда не стесняйтесь. Я хорошо владею этим языком.

— Хватит ходить вокруг да около, — занервничал собеседник. — Надеюсь, вы понимаете, что я звоню не для того, чтобы поболтать с вами о том о сем?

— Надеюсь, что да, — холодно ответил Каминский.

— Тогда слушайте, что я уполномочен вам заявить. Вам дорога жизнь заложников?

— Ответ положительный.

«За исключением террористической швали», — добавил про себя Каминский.

— Знаете, сколько людей у нас в плену? — продолжал спрашивать Джамхад.

На экране монитора появился список. В нем числилось более семи десятков пассажиров и несколько членов экипажа. Все они сейчас находились в страхе, растерянности и неизвестности. Наверняка среди них были старики, женщины и дети. Жалел ли их Каминский? Безусловно, всем своим большим, неравнодушным сердцем. Но как руководитель Администрации президента он не имел права на проявления сентиментальности. Их следовало скрывать, как прятали когда-то славянские ратники свои уязвимые места за кольчугой и латами.

— Знаю, — произнес Каминский сухим, невыразительным тоном. — Правда, насколько мне известно, среди них нет ни одного гражданина Российской Федерации. Возможно, вы обратились не по адресу?

— Не морочьте мне голову! — выкрикнул Джамхад, и стало ясно, что он не просто волнуется, а ужасно нервничает. — Я звоню тому, кому надо. И условия будут выдвинуты вам, Сергей Дими… Дмитриевич, а не кому-нибудь другому.

Похоже, время для маневров и словесной эквилибристики закончилось. Переговоры вошли в решающую фазу.

— Выдвигайте свои условия, — сказал Каминский. — Мы их обсудим. На самом высоком уровне. Если потребуется, привлечем к решению вопроса ООН, Европарламент, мировую общественность.

— Мировая общественность здесь ни при чем, — заявил Джамхад. — Передайте своему президенту, что мы готовы обменять пленных на наших людей.

— Каких ваших людей? Уточните.

— Пожалуйста. В девяносто седьмом году в руки ваших военных попало десять воинов Аллаха. Все они входили в нашу организацию и являлись активными участниками движения «Талибан». Все получили различные сроки заключения и отбывают их в тюрьмах на территории России. Вот имена…

Пока Джамхад зачитывал, Каминский лихорадочно размышлял, что бы все это могло значить. Имена талибов, отбывающих сроки в российских колониях строгого режима, он не запоминал, зная, что разговор записывается. Но почему о них вспомнили именно сейчас? И по какой причине террористы предлагают столь щедрый обмен? Восемь заложников за одного осужденного террориста — это была откровенно неравная пропорция. Наверное, причина крылась в том, что все заложники являлись иностранцами, поэтому талибы не надеялись выторговать за них равноценное количество своих людей. Сделав такой вывод, Каминский снова заговорил: