Советская правда - Всеволод Анисимович Кочетов

великих революционных принципов; конечно, в видимом одиночестве: большинством для него всегда был народ, а не те единицы или десятки, которые в том или ином случае не умели или не желали его понять и поддержать. Если, случалось, обстоятельства вынуждали Ленина отступить в тактике на шаг, то он отступал лишь для того, чтобы с новой силой обрушиться на противника. За революцию, за дело партии Ленин сражался каждый день, каждый час, каждую минуту, каждой речью, статьей, каждым своим точным, ясным, стреляющим словом.

Уже много лет мы не устаем вчитываться в одну из многих и по сегодня сражающихся статей Ильича, впервые опубликованную газетой «Новая жизнь» в ноябре 1905 года. Статья «Партийная организация и партийная литература» настолько точна по своему прицелу и так остро на долгие десятилетия вперед поставлены в ней вопросы партийности литературы, связавшей себя с делом народа, что и сегодня она остается для нас тем компасом, следуя стрелке которого никогда не собьешься с пути.

Незыблемый курс стрелки ленинского компаса в литературе и сегодня раздражает иных, как раздражал он подобных шесть десятков лет назад. С ним, с этим боевым, генеральным курсом, невозможно совместить отклонения литературы и искусства от социалистического пути развития, невозможны при нем вольные шатания в мировом океане всяческих модных и ультрамодных веяний, склонения от одного берега к другому, зигзаги с востока на запад, с юга на север, или же хитроумно – наискосок. Ленинский компас, помогая одним идти верной дорогой, мешает другим отходить от курса народности, партийности, социалистического реализма. Поэтому, даже не решаясь прямо объявить наш компас устаревшим, тянущим литературу и искусство куда-то назад, те, кому он мешает, стремятся давить на его стрелку пальцем, дабы хоть маленько да сдвинуть ее куда-либо, скажем, к западу.

На кораблях есть железный закон: не совать посторонние предметы, в том числе и пальцы, в компас, иначе неведомо, чем закончится плавание. Нельзя совать пальцы и в наш литераторский компас. Подобные эксперименты не породили еще ни одного значительного произведения литературы, кино, театра, живописи, музыки. Те, которые громче других «шумели» о партийности литературы и искусства, создали «Мать», «Чапаева», «Разгром», «Молодую гвардию», «Как закалялась сталь», «Цемент», «Железный поток», «Оптимистическую трагедию», «Донбасс»… А до них довольно громко «шумели» о народности – и, в сущности, тоже о партийности литературы и искусства – еще Чернышевский, Белинский, Добролюбов, Писарев. Именно на этом пути, на ленинском, партийном пути, лежали и лежат драгоценнейшие художественные находки советской литературы и советского искусства.

Иной раз у нас неистово шумят, если уж пользоваться этим «строго научным» термином, по поводу ничтожнейших в художественном отношении полумладенческих стихов, потусторонних, удручающе многословных поэмищ, инфантильных романов и повестей, серых, плоских кинофильмов, и шумят только потому, что авторы их не чужды фронды, показывают кукиши в карманах и, тоже цитируя Ленина, отсекают это досадное для них «Спору нет», замалчивают то важнейшее, что идет после ленинского «но», то есть превращают все в сплошной «простор», отвергают всяческое «большинство над меньшинством», декларируют одни «индивидуальные склонности»; при этом начисто игнорируется некое весьма-таки немаловажное «большинство» – читатель.

Передо мною запись выступлений читателей на недавней читательской конференции в колхозе «Приокский» Шиловского района Рязанской области. Обсуждалось нашумевшее очерковое произведение, опубликованное в одном столичном журнале.

Произведение это хвалили в печати за правду, за мужественность и за другие подобные доблести. Никакое литераторское или партийное «большинство» не оказало ни малейшего давления на явное «меньшинство» в лице Я автора произведения и редактора журнала. Все было до предела свободно, просторно, инициативно.

Но вот что говорят читатели:

З. Соломатин (старший зоотехник колхоза). Автор заострил внимание на недостатках в развитии социалистического строя в деревне. Конечно, наново перестроить деревню и ни разу при этом не ошибиться невозможно. Ошибки были. Партия поправляла их: скажем, в организации планирования, в системе землепользования и т. п. Но разве они, ошибки, определяют существо нашей жизни? А в очерке от начала до конца одни недостатки. Все, что бы ни делалось в деревне, автору не нравится… Автор не видит, как выросли люди села… Неуважительно отзывается о них и называет так, что стыдно цитировать. (Реплика из зала: «Бабенки да мужичонки!») Бескультурье, несознательность крестьян он подчеркивает на каждом шагу.

А. Лакеева (телятница). Очерк мы читали на ферме коллективно. И надо прямо сказать, диву давались. Скучно и тоскливо стало от того, что там описано. Вроде бы и про нас пишут, и вроде совсем не про нас. Простые люди получились все некультурные, убогие, жалкие, глаз не на ком остановить. А разве в жизни так? Скажу о себе. Я имею среднее образование. В семье нас пять человек, и все мы любим читать, выписываем газеты, журналы, интересуемся литературными новинками, обсуждаем их…

Идет, идет конференция сельских читателей, выступают многие, и нет среди них оратора, который бы добром отозвался об очерке. Автор, редактор, публикуя очерк, радели о темных, обездоленных людях деревни. А эти люди в радетелях и не нуждаются, потому что давным-давно, десятки лет они уже не такие, какими их всё пытаются изображать автор и редактор очерка.

Недавно я услышал по радио о том, что одна треть выходящей у нас литературы – это переводная литература. И подавалось известие сие как неимоверно радостное. Читатели из рязанского колхоза не должны, следовательно, переживать по поводу отсутствия у них хороших книг о жизни сельских тружеников. Зато они через издательство «Искусство» получат прелестнейшие и до крайности им необходимые воспоминания о французской певице Эдит Пиаф, наконец-то при помощи другого издательства встретятся с душераздирающими, заполнившими буржуазный мир произведениями Агаты Кристи и с бесконечным множеством таких же книг, на которые, оказывается, находят столь дефицитную в других случаях типографскую бумагу.

Если взять эту, немалую числом, часть переводной литературы да прибавить очень близкую к ней по форме и содержанию литературу а-ля журнал «Юность», которую все с большим волнением поминает советская общественность, озабоченная недостатками в воспитании молодежи, то хочется напомнить ленинское: «Издательства и склады, магазины и читальни, библиотеки и разные торговли книгами – все это должно стать партийным, подотчетным».

Не для того, писал Ильич, мы, социалисты, срываем фальшивые вывески с утверждений о свободе творчества в буржуазном ее понимании, – «не для того, чтобы получить неклассовую литературу и искусство (это будет возможно лишь в социалистическом внеклассовом обществе), а для того, чтобы лицемерно-свободной, а на деле связанной с буржуазией, литературе противопоставить действительно свободную, открыто связанную с пролетариатом литературу».

Те, кто «громче других шумел» о партийности литературы, подали нам пример подлинного понимания ленинских требований, пример действительно свободного, открытого служения рабочим и крестьянам, всему народу, партии.

Советские литераторы, верные ленинским заветам, будут и дальше идти этой единственно верной