Окончательный диагноз - Артур Хейли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 16
На перекрестке главной улицы и улицы Свободы дежурный полицейский уже за несколько кварталов услышал вой сирены. Взмахом палочки он тут же остановил движение, и, когда появилась «скорая помощь», перекресток был пуст, и машина беспрепятственно проследовала дальше. Пешеходы с испугом и любопытством провожали ее взглядом.
Элизабет Александер лишь смутно сознавала, что происходит вокруг. Жестокая боль отпускала ее лишь на секунду, чтобы обрушиться с новой силой, жечь и терзать ее тело. Она судорожно вцепилась в чью-то протянутую руку, чье-то лицо с жесткой короткой бородкой заботливо склонилось над ней, и голос успокаивающе произнес:
– Держитесь за меня, вам будет легче.
На мгновение Элизабет показалось, что это ее отец, но ведь отца нет, он давно умер. Когда боль немного отпустила ее, она увидела немолодого санитара и поняла, что с бешеной скоростью мчится в машине по улицам города. И тогда весь ужас свершившегося оглушил ее.
– Мой ребенок! О Боже, не дайте ему погибнуть. Нет, нет!..
***В родильном отделении больницы Трех Графств доктор Дорнбергер готовился к приему роженицы. Когда старшая сестра показала ему анализ крови, только что полученный из лаборатории, старый акушер, взглянув на него, облегченно вздохнул:
– Наконец-то. Кровь резус-отрицательная. Ну что ж, хотя бы здесь можно не опасаться осложнений. Вы приготовили инкубатор?
– Да, доктор. Все готово.
В это время носилки с Элизабет Александер уже проносили по шумному коридору первого этажа к лифту.
Быстрота, спокойствие и привычная четкость действий персонала невольно успокоили Элизабет. Хотя боли не утихали, она уже почти привыкла к ним, и состояние страха и отчаяния не было таким сильным, как в первые минуты. Она понимала, что роды начались, и смирилась с неизбежным. Еще немного, и она увидит доктора Дорнбергера.
***Доктор Пирсон все еще не выпускал из рук телеграмм, словно не верил тому, что в них написано.
– Злокачественная. Доброкачественная. И оба уверены в своей правоте. А мы? Мы снова там, где были, – наконец промолвил он, кладя телеграммы на стол.
– Нет, – тихо сказал Коулмен. – Мы потеряли два дня.
– Да, да! – воскликнул доктор Пирсон, в сердцах ударив кулаком по ладони. – Я и без вас это прекрасно знаю. – В голосе его была несвойственная ему растерянность. – Если опухоль злокачественная, необходимо срочно оперировать, иначе будет поздно. – Он повернулся и в упор посмотрел на Коулмена. – Больной всего девятнадцать лет, вы понимаете? Если бы ей было пятьдесят! Но в девятнадцать лет остаться без ноги!
Несмотря на отсутствие особой симпатии к доктору Пирсону и свою почти полную уверенность в том, что опухоль доброкачественная, Коулмен проникся к нему сочувствием. В этой нелегкой ситуации вся ответственность за окончательный диагноз ложилась на старого патологоанатома.
– Надо иметь мужество, чтобы в таком сложном случае взять на себя ответственность… – нерешительно начал было он, чтобы успокоить старого врача, но это было подобно зажженной спичке, брошенной в бак с бензином. Пирсон буквально взвился.
– Мне не нужны избитые, ничего не значащие фразы! Брать ответственность! А что я делаю все эти тридцать лет? В эту минуту зазвонил телефон.
– Да? – схватив трубку, резко сказал Пирсон, а затем лицо его смягчилось. – Люси, пожалуй, вам следует спуститься к нам. Я вас жду. – Положив трубку, не глядя на Коулмена, он сказал:
– Сейчас сюда придет доктор Люси Грэйнджер. Если хотите, можете остаться.
Словно не слыша этих слов, Коулмен вдруг медленно произнес, как бы повторяя вслух свои мысли:
– Пожалуй, есть еще один выход… Пирсон резко вскинул голову.
– Что?
– Рентгеновский снимок был сделан две недели назад. – Коулмен говорил все так же медленно, как бы размышляя вслух. – Если опухоль злокачественная и она растет, новый снимок покажет изменения…
Пирсон без слов взял трубку и тут же попросил соединить его с доктором Беллом, рентгенологом. Затем посмотрел на Коулмена острым, оценивающим взглядом и одобрительно произнес:
– Что-что, но мыслить вы умеете – это уже хорошо.
***Джон Александер нервно погасил окурок о край пепельницы и, поднявшись с кресла, подошел к окну комнаты ожидания, шутливо именуемой «чистилищем для будущих папаш». Двор больницы, простирающиеся за ним улицы и крыши домов, а еще дальше – длинные крыши сталеплавильных заводов тускло поблескивали от недавно прошедшего дождя. Значит, подумал Джон, за то время, что он здесь, прошел дождь, а он этого даже не заметил. Сообщение о том, что Элизабет доставлена в больницу, застало его в кухне. Туда послал его доктор Пирсон взять пробы на анализ. Сестра Строуган опять жаловалась на антисанитарию в кухне, виной чему были старые посудомоечные аппараты. Джон смотрел на серый асфальт в лужах и мокрые крыши, и никогда еще Берлингтон не казался ему таким безотрадным и унылым местом.
Стайка ребятишек резвилась, прыгая через лужи. Вот какой-то подросток умышленно толкнул девочку, и она угодила прямо в лужу. Плача, она неловко выжимала ручонками мокрый подол платья.
– Дети, все они одинаковы, – вдруг произнес голос рядом. Джон Александер только тогда осознал, что он не один в комнате. Произнесший эти слова сутулый худой мужчина отвернулся от окна и, порывшись в кармане, достал кисет и стал сворачивать папиросу. – Ждете первенца? – спросил он, бросив быстрый взгляд на Джона.
– Нет. Второго. Первый умер.
– Мы тоже потеряли одного. Между нашим четвертым и пятым. У вас не найдется огонька?
Джон вынул зажигалку.
– Значит, вы ждете уже шестого? – из вежливости спросил он худого мужчину.
– Если бы шестого. Этот будет уже наш восьмой… – Мужчина задымил папиросой. – Вы очень хотите ребенка?
– Да, конечно, – ответил Джон, немного удивившись странному вопросу.
– А вот мы уже нет. С нас хватило бы одного. И отец многочисленного семейства так горестно вздохнул, что Джон с трудом сдержал улыбку. Мужчина отошел в дальний угол комнаты и, порывшись в газетах, разложенных на столике, уткнулся в одну из них.
Джон посмотрел на часы. Он здесь почти два часа. Очевидно, скоро все решится. И действительно в эту минуту отворилась дверь и вошел доктор Дорнбергер, Джон испуганно посмотрел на него.
– Вы Джон Александер?
– Да, сэр. – Джон не раз видел акушера в больнице, но впервые разговаривал с ним.
– Ваша жена чувствует себя хорошо. У вас сын. Роды преждевременные. Ребенок очень слаб.
– Он будет жить? – Только сейчас Джон осознал, как много теперь зависит от ответа старого акушера.
Дорнбергер вынул трубку и стал медленно набивать ее.
– Скажем так: у него сейчас меньше шансов, чем если бы он родился в положенное время, – произнес он ровным голосом.
Джон убито кивнул.
Старый врач, пряча кисет в карман, таким же ровным голосом добавил:
– Ребенку тридцать две недели. Он родился на восемь недель раньше срока. Он не готов еще вступить в этот мир, Джон. Всех детей, весящих при рождении менее двух килограммов, мы считаем недоношенными. Ваш весит один килограмм двести.
– Я понимаю. – Теперь все мысли Джона были об Элизабет. Перенесет ли она это?
– Мы поместили ребенка в инкубатор.
– Значит, есть надежда, доктор! – воскликнул Джон, посмотрев в лицо акушеру.
– Надежда всегда должна быть, – тихо ответил Дорнбергер.
– Могу я видеть жену? – после небольшой паузы спросил Джон.
– Да. Я провожу вас.
***Вивьен не совсем поняла, чего от нее хотят, когда вошла сестра и сказала, что сейчас ее отвезут к рентгенологу. Она почти не помнила, как ее доставили туда. В голове была одна мысль – сегодня доктор Люси Грэйнджер должна получить окончательный ответ.
Доктор Грэйнджер встретила ее у входа в отделение.
– Мы решили сделать еще один снимок, Вивьен, – пояснила она девушке. – Это доктор Белл. – И она повернулась к мужчине в белом халате.
– Здравствуйте, Вивьен, – улыбнулся доктор Белл и попросил у сестры историю болезни. Быстро пробежав ее глазами, он внимательно посмотрел на Люси:
– Как я понимаю, вы хотите сделать контрольный снимок. Мне звонил доктор Пирсон.
– Да. Джо находит это нужным. – Затем, покосившись на Вивьен, Люси тихо добавила:
– Возможны, изменения.
– Проверим. Кто из лаборантов свободен? – спросил доктор Белл у сестры и, получив ответ, быстро написал направление. Вместе с Люси он проводил Вивьен до дверей рентгеновского кабинета.
– Вы в надежных руках, Вивьен, – ободряюще улыбнулся он девушке, передав ее лаборанту Карлу Фирбену.
Вивьен, несмотря на не покидавшую ее тревогу и страх, с уважением наблюдала за уверенными действиями лаборанта. Все в этой комнате с громоздкой и какой-то неправдоподобной аппаратурой было особенным, принадлежащим скорее науке вообще, чем тому знакомому шумному миру больницы, который остался за дверью. От этих зловещих тяжелых аппаратов и приспособлений зависит теперь ее судьба, подумала Вивьен. Если бы Майк был здесь, ей не было бы так страшно.