Смута. Том 1 - Ник Перумов

– Вот и я про то же, Константин Сергеевич. Коль не придумаем что-то своё, да хотя бы… хотя бы то же «земля крестьянам!» – и не в самом конце, как там, когда уже ничего было не изменить, а сейчас, немедля. Эх, манифест бы государев сейчас…

– Тебе б, Петя, в Государственном Совете заседать, – кивнул полковник. – Конечно, я буду говорить… с кем смогу. Но мы, как ты знаешь, остались без генерала, Немировский тяжело ранен, не смогли мы его вывезти, а без него… я в свиту государеву не вхож.

– Но надо войти, Константин Сергеевич! Вы ж государя из заключения освободили!

Две Мишени только дернул щекой.

– Сроду подобным не козырял!..

– А теперь надо! Надо! – Петя Ниткин сжал кулаки, и Аристов вдруг подумал, как это должно выглядеть со стороны: безусый кадет указывает, что делать, ему, боевому полковнику, георгиевскому кавалеру!..

– Надо значит надо, Петя. Будем стараться и добьёмся. – Две Мишени постарался, чтобы голос его звучал как можно увереннее. – А теперь – где там наша славная первая рота?..

Карта г. Пскова, 1890 г. (фрагмент).

Первая рота почти полностью занимала бронепоезд. Прислуги на нём осталось всего ничего – даже те сверхсрочники, на коих надеялся командир, поручик Котляревский, за время петербургской замятни разбежались кто куда.

В штабном вагоне офицеры-александровцы с частью присоединившихся к ним армейцев и гвардейских до рези в глазах вглядывались в расстеленную карту, освещённую тусклой сорокасвечёвой лампочкой.

– Псков. Самое главное – Псков пройти… – слышались голоса.

– А там немцы.

– Город брать придётся.

– А может, на Бологое удастся проскочить, господа? На Бологое и – в Первопрестольную…

– Немчура бологоевский ход первым перекроет. Не считайте неприятеля глупым, поручик.

– Никто и не считает. Но сколько у них гарнизон в этом Пскове? Не дивизия, не бригада и даже не полк. В лучшем случае – батальон, и без тяжёлой артиллерии.

– Нам и батальона хватит, господа. – Две Мишени тоже склонился над картой.

– Что же вы предлагаете, Константин Сергеевич?

– Остановиться в Торошино. Взять станцию – думаю, это полегче будет, чем весь Псков. Выслать разведку. Осмотреться.

– И ждать, пока немчура с «временными» все рельсы разберут? Полноте, господин полковник, да вы ли это? Где лихость, где внезапность, где…

– В нашем попечении – Государь, господа, если вы забыли.

Наступила внезапная тишина, только колёса тук-тук по стыкам, словно кости стучали.

Наступал ноябрь.

А железная дорога от Пскова на Петербург, обычно изрядно загруженная, сейчас словно вымерла. Точно неведомая рука разом отключила семафоры, умертвила телеграф и заставила попрятаться все живые души. Две Мишени стоял и думал, что достаточно будет пустить навстречу их бронепоезду самый обычный паровоз – и всё. Дорога будет намертво заблокирована. Хорошо бы разжиться в путейских мастерских хоть каким краном на платформе, взять с собой – путь до Юга не близок. И запас рельсов, запас шпал…

Константин Сергеевич вспоминал – только на сей раз уже не Маньчжурию, не Ляоян с Мукденом, но тихий майский вечер в городе Ленинграде (хорошее название, звонкое, если не помнить, в честь кого дадено) и профессора в кресле напротив.

– Мы уходили тогда в полную неизвестность. Жалкая горстка под громким названием – «Добровольческая армия», подумать только! Четыре тысячи, «армия» численностью чуть больше полнокровного полка! Из них четверть – вольноопределяющиеся, добровольцы из старших гимназистов, юнкера, кадеты!.. Мы отступали в степь, а в Ростове оставались, подумать только, пятнадцать тысяч пребывавших «на отдыхе» офицеров, не пожелавших присоединиться к нам!..

– Но почему же?.. – не удержался тогда Две Мишени.

Профессор отвёл взгляд.

– Очень многие сочувствовали большевикам. Думали, они и в самом деле за народ, за правду, за справедливость. Временное правительство показало себя абсолютно некомпетентным. Люди прятались от суровой правды жизни, старались не замечать ничего, что противоречило бы этим глупым надеждам, – вот всё каким-то образом устроится, успокоится, образуется… Хотя к тому времени большевики уже успели многое. Но, будем справедливы, ещё не развернулись в полную силу. И люди, уставшие от войны, надеялись и верили, что беда пройдёт стороной.

– А она не прошла…

– Не прошла, Константин Сергеевич. Красные – большевики – взяли Ростов, все его запасы, и боеприпасы, и обмундирование, и вооружение, и медикаменты – всё, что мы, игравшие в благородство идиоты, даже не потрудились уничтожить. Подумать только, ведь и золото не вывезли из ростовского банка. Ну не идиоты ли, Константин Сергеевич, дорогой?

– Вы верили в лучшее, Николай Михайлович.

– Верили… Но оказалось, что ни идеалы наши, ни благородство, ни вера не нужны России. Россия хотела отнимать и делить. Отнимать и делить. Крестьяне жгли усадьбы давным-давно лишившихся земли «бар», хотя дома эти прекрасно послужили бы и новым хозяевам. Словно нечистый, прости, Господи, в единый миг ввёл в искушение огромный народ… Извините меня, подполковник, годы, горькие, несмотря на материальный комфорт, сделали из меня старого брюзгу… – И профессор махнул рукой. – Но вы меня всё-таки послушайте, послушайте, потому что – я не сомневаюсь, увы, – что и вам выпадет ваш собственный Ледяной поход. Могу лишь молиться, что вы избегнете того, что выпало на нашу участь…

У нас тоже поход, но пока ещё не Ледяной, мрачно думал Аристов. Нас хоть и не сильно больше, но кадровое офицерство не выбито тремя с половиной годами мировой бойни. Солдаты не устали сидеть в окопах… Стоп. Если они «не устали», то почему же запасники, призванные на сборы, так дружно поднялись? Если рабочие получали неплохое жалованье, то откуда взялись десятки тысяч красногвардейцев? Почему восстал Волынский полк? Почему мятеж так легко охватил балтийских матросов?

Он искал ответы и не находил. Неужто всё настолько плохо в великой Империи, что путь для неё – только один, умереть, истекая кровью, похоронив под своими обломками сотни и сотни тысяч, миллионы жертв грядущей Гражданской войны?..

Холодная броня высасывала тепло. Бронепоезд крался сквозь ночь, не мчался, не летел, а именно крался от станции к станции, и за каждым поворотом их могла ожидать засада.

К тому же, кто бы ни хозяйничал сейчас в столице, он не мог не заметить похищение императора.

Сколько им ещё удастся вот так отступать?

И в какую преграду они упрутся?..

– Ступайте спать, Константин Сергеевич. Ей-богу, ну что себя так изводить? Вы с вашей командой и так сделали столько, что на всю жизнь хватит. Государя спасли!..

Полковник Яковлев, начальник четвёртой роты александровских кадет.

– Спасибо, Семён Ильич, да только какой уж тут сон!

– Утром нам станцию брать.