Твое прикосновение - Мередит Дьюран

Беспокойство хозяина трактира удалось погасить пятифунтовой банкнотой. Возвращение Джеймса вызвало в толпе одобрительный гул.

Прошло уже два раунда, и до смертоубийства дело еще не дошло. Джеймсу все это начинало надоедать. Ирландец слишком уж полагался на свое преимущество в росте. Но в подвижности он значительно проигрывал, а во время правого хука открывался для встречного бокового удара. Может быть, к концу боя ошибок станет еще больше? Отходя от кучки своих дружков, соперник Джеймса многозначительно стукнул кулачищем по ладони.

— Иди сюда, ваша светлость, — презрительно хмыкнул боец, издевательски подзывая Джеймса согнутым пальцем. — Отведай-ка справедливости по-ирландски.

Джеймс улыбнулся, высвободился из поддерживающих рук его болельщиков и шагнул навстречу противнику. Каждый мускул в его теле был разогрет и наполнен жаждой боя. Ложный выпад влево, прямой удар по корпусу справа. Здоровенная ручища ирландца зацепила его по животу, так что Джеймс перестал дышать. Соперник захватил преимущество. Крещендо быстрых ударов, и нестерпимая боль прокатилась по всему телу виконта. Два стальных молота кулаков, казалось, вот-вот раздробят его лицо. Фортиссимо: звенящее от мучительной боли напряжение во всех жилах.

Однако всего этого было еще недостаточно, чтобы свалить его. Никогда еще никому не хватало сил, чтобы победить его. Даже нестерпимая боль не заглушала для Джеймса весь остальной мир, не могла полностью поглотить его внимание и отключить его разум. Главная ошибка противника повторялась вновь и вновь, хотя в эту минуту именно Джеймсу приходилось глотать собственную кровь. И все же он приходил и будет приходить сюда, будет играть в те игры, которых захочет сам. Ведь он может спокойно разгуливать по самым разбойничьим улочкам ночью, безоружный, соблазнительная цель для любых злоумышленников. Конечно, можно и спастись бегством, ринувшись вниз по лестнице. Однако против этого возражало все его закаленное тренированное тело. Его кулаки тоже крепки, разве не так? Он тоже высок ростом, мускулист и хорошо подготовлен. Все еще может перемениться в его пользу. Он умеет постоять за себя. Вот Стелла уже не может этого. Ему никогда не забыть выражения на ее лице в тюрьме. Он тогда все узнал и понял, какой страх вселяет в нее ее беспомощность. Какой же маленькой и слабой она была по сравнению с Боулендом…

Злость фонтаном хлынула из Джеймса. Теперь его кулаки обладали быстротой и мощью всесокрушающих метеоров, стремительных, массивных и пылающих огнем. Удачный апперкот отбросил ирландца назад.

— Как же ты надоел мне, гад! — завопил Джеймс. Новая серия из четырех разящих прямых ударов опрокинула здоровяка на колени. — Ну-ка, покажи теперь, на что ты еще способен! Вставай, черт побери! — Все лицо Джеймса было в крови и слюне, густой теплой массой они стекали ему на шею, но он ничего не замечал. Кожа утратила всякую чувствительность. Одна маленькая цель достигнута.

Чужие пальцы вцепились в руки Джеймса, царапая его сквозь рубашку. Кто-то с силой пытался поднять его с колен, оттащить от поверженного на землю противника.

Внутри пабабыло темно и душно. Ирландец лежал неподвижной грудой прямо на полу. Джеймс поднял голову. Ленивыми синеватыми клубами к потолку поднимался табачный дым, свиваясь спиралью и соединяясь с густым облаком, висевшим под балками. С разных концов комнаты то и дело доносился стук оловянных пинтовых кружек о дерево столов. Кто-то из посетителей шепотом заказал полдюжины порций джина. Но основная толпа собравшихся хранила молчание. Джеймс глубоко вздохнул.

— Да здравствует Ирландия! — произнес он на искаженном ирландском наречии и отрывисто рассмеялся.

— Господи, Джеймс!

Он посмотрел вверх. Возле лестницы виднелась какая-то фигура. Разглядеть, кто это, мешал яркий свет, освещавший человека сзади. Однако низкий спокойный голос трудно было спутать с чьим-то другим. Еще в университете, когда Фин напивался в стельку, он любил петь. За прошедшее с тех пор время эта склонность трансформировалась в нечто иное. Два года назад во время одного из своих коротких визитов в Лондон друзья встретились, чтобы выпить вместе. Тогда Фин был на грани того, что доктора позднее определили как возвратная малярия, хотя сам он этого еще не чувствовал. Когда для раскачки они уже выпили по несколько порций виски, Фин вдруг сказал ни с того, ни с сего: «Ты даже не представляешь, какой я мастер допрашивать. Если бы ты только знал, какой силой внушения обладает ласковый голос, обращающийся к тебе из темноты».

В тот раз Джеймс впервые задумался над тем, где и какой «картографией» занимается его приятель. «Буду стараться всегда избегать темноты», — обронил он тогда в ответ. А сейчас он приветствовал появление друга словами «Молодец, что заглянул сюда».

Замечание Джеймса прорвало пелену всеобщего молчания. Тут же повсюду загалдели люди из толпы. Выигравшие пари нетерпеливо требовали свои деньги, поставившие на ирландца чертыхались в его адрес. Краем глаза Джеймс заметил даже, как чья-то нога пнула поверженного бойца прямо под ребра.

— Время хорошо выпить! — заорал трактирщик. Он протиснулся через возбужденно гудящую толпу, держа в руках две наполненные джином кружки, над которыми вился легкий парок. Джеймс с благодарностью принял напиток. Джин пахнул очень резко, напоминая скипидар, но жидкость пролилась в желудок как обычная вода.

Из гущи людей к Джеймсу приблизился Фин.

— Чертовски кровавая битва, — похвалил он. — Я не шучу. Ты выглядишь так, словно тебя обработали колотушкой.

Джеймс почувствовал сильную пульсирующую боль в нижней челюсти. Он подвигал языком. Щека изнутри была рассечена, но все зубы оказались на своих местах. Ничего, скоро все заживет.

— Хочешь поухаживать за больным другом?

— На такое я не способен. И мне кажется, что ты болен на голову.

На подобную реплику Джеймс обычно реагировал поднятием брови. Однако сейчас даже малейшая попытка обернулась острой болью, заставившей зажмурить глаза.

— Не будь занудой. Если мне потребуются нравоучения, я обращусь к Морленду.

— Ты уверен, что у тебя нет сотрясения мозга?

— Ерунда. А ты зачем сюда явился?

— Чтобы обратиться к тебе за помощью. Но теперь ясно, что ты будешь бесполезен весь этот вечер.

— Что же тут удивительного, — мягко заметил Джеймс. — Ты ведь понимаешь, я только что уложил наповал гордость Ирландии. Кое-кто вполне мог бы назвать этот бой национальной победой. — Наконец он обратил внимание на то, что Фин одет в вечерний костюм. — Похоже, ты заглянул сюда, возвращаясь от кого-то?