Последняя жертва "Магистра" - Виталий Гладкий

– Нет, не мой.

– Забавно, как вы изволили выразиться ранее. И странно, с какой стати вам не признавать свою вещь?

– Повторяю: вижу его впервые.

– Ой ли? Вот показания Ольховского, который утверждает, что владельцем фонарика являетесь вы; все-таки вещь редкая, запоминающаяся. Это – показания граждан, которые вместе с вами были в туристической поездке по Западной Европе с заездом в Берлин и которые тоже видели у вас этот фонарик. И, наконец, заключение экспертно-криминалистического отдела, в котором указано, что обнаруженный на стекле фары след большого пальца левой руки принадлежит вам. Так чей это фонарик?

– Мой…

– Запишем… И пока оставим фонарик в покое. Пока… А теперь ответьте на такой вопрос: за что вы убили Новосад?

В кабинете повисла густая, напряженная тишина. Следователь прокуратуры прикусил нижнюю губу – не смог скрыть волнение.

Преступник, казалось, не понял вопрос: он сидел так же прямо, плотно сжав тонкие губы и крепко сцепив пальцы рук, которые лежали на коленях.

– Повторяю: за что вы убили актрису Новосад?

– Я ее не убивал… – взгляд преступника потяжелел, он подобрался, как перед прыжком, но голос остался ровным и бесстрастным. – Это ваши домыслы. Перстень взял я. Виноват. За что и отвечу перед законом. Но это – увольте.

– Ответите… Товарищ старший лейтенант, – официально обратился майор к Белейко, – пригласите сюда мужчин, которые стоят в коридоре.

Вошедшие – их было четверо – стали у стены.

– И вы туда же… – показал Дубравин преступнику. Тот нехотя поднялся и пристроился рядом с ними.

– Теперь позовите гражданина Курткина. Он в кабинете майора… – Дубравин назвал фамилию, и Белейко поспешил выполнить приказ.

В кабинет вошел широкоплечий, приземистый парень с немного растерянным, простодушным лицом.

– Вы помогали Маркиным… – майор назвал число, – перевозить мебель?

– Ну, да, помогал…

– Вы утверждаете, что кухонный шкаф заносили в квартиру Маркиных вместе с незнакомым мужчиной, который вызвался вам помочь?

– Утверждаю.

– Он потом спустился в подъезд вместе с вами?

– Вроде нет…

– Понятно. Посмотрите, пожалуйста, на этих граждан, – показал Дубравин на шеренгу у стены. – Вы никого здесь не узнаете?

Парень вначале недоверчиво взглянул на Белейко, который вел протокол допроса, а затем перевел взгляд на мужчин.

– Во! – радостно ткнул пальцем в грудь преступнику.

– Он! Честное слово, он!

– Спасибо. Вы свободны, Курткин.

Парень, не отводя глаз от преступника, попятился, затем застенчиво улыбнулся Дубравину и вышел.

– И вам спасибо, товарищи, – поблагодарил майор мужчин. – До свидания. Пусть зайдет дежурная, – обратился он к Белейко.

Дежурная чинно присела на предложенный стул и принялась протирать очки. Преступник по-прежнему стоял у стены, отрешенно глядя в окно.

Майор вынул из папки несколько фотографий и разложил их перед старушкой.

– Помните, вы говорили, что в перерыве между телефонными разговорами Новосад и Алифановой из дома вышли три девушки? И одна не была вам знакома?

– Еще бы не помнить…

– Посмотрите, – показал Дубравин на фотоснимки, – здесь ее случаем нет?

Старушка принялась неторопливо перебирать их, что-то пришептывая. Наконец отложила один в сторону и сказала:

– Знамо, она.

Дубравин не скрывал своего удовлетворения:.

– Не ошиблись?

– Да чтобы я ошиблась… – загорячилась дежурная.

– Хорошо, хорошо, верю. Это, кстати, фотомонтаж… Когда за дежурной закрылась дверь, майор взял снимок-фотомонтаж и показал преступнику.

– Вам удивительно идет женская одежда, – сказал Дубравин с иронией. – Что вы теперь нам скажете? Преступник молчал.

– Надеюсь, вы понимаете, что отрицать очевидное нет смысла. Чересчур серьезные улики.

– Сознаюсь… – преступник растянул" свои тонкие злые губы в какой-то странной гримасе, весьма отдаленно похожей на улыбку. – Я… это сделал… Она случайно увидела… перстень. Пригрозила разоблачением. У меня не было иного выхода… Я любил ее, поверьте… Любил… Будь оно все проклято! И прошу вас, хватит на сегодня…

За окном уже опускался вечер, но Дубравин не зажигал свет в кабинете – так было уютней. Белейко прихлебывал горячий чай и слушал своего друга.

– …Знаешь, что меня натолкнуло на эту мысль? Фотография из альбома Алифановой. Там девчата переодеты и загримированы под мужчин. В театральном учат искусству грима досконально, и он, со своей лощеной физиономией, мог применить эти познания в нашем случае, чтобы уйти с места преступления неопознанным. Так и получилось: мы ведь искали мужчину, притом сильного, тренированного, следуя выводам судмедэксперта. А он таким и был – в училище занимался дзю-до, имел первый разряд. Применил прием из серии удушающих. Правда, из боевого дзю-до. Ему здорово повезло в одном – что проскочил незамеченным мимо дежурной, когда сообразил помочь Курткину тащить шкаф. И хорошо, что парнишка в конце концов опознал его, вспомнил этот эпизод. Между прочим, его я подозревал с самого начала следствия. Но меня сбило с толку, несмотря на его сомнительное алиби, то, что убийца буквально испарился с места преступления. И поскольку быть такого, по идее, не могло, мы и сосредоточили свои усилия на жильцах дома мужского пола.

– Женя, но какие нужно иметь нервы, чтобы переодеться в одежду убитой, которая лежала рядом.

– Нервы? Это подонок, Бронек. Алчный, развращенный эгоист. Хладнокровный, расчетливый, циничный. Он надел не только платье и пальто Новосад, но и старые сапоги ее – рост у них почти одинаков, размер обуви у него только на номер больше – и платок, и чулки. Свою одежду он сложил в саквояж, протер пол. Только пол, учти, потому что был в перчатках.

– Значит, к убийству готовился заранее…

– Точно… Затем вышел на улицу, где-то переоделся, саквояж с одеждой Новосад бросил в воду, помнишь, там рядом пруд; теперь он покрыт льдом. И на попутке добрался к Ольховскому, где преспокойно сел играть в преферанс. По времени все выходит точно, даже с запасом, я считал.

– И все-таки, как он мог решиться на убийство?

– Выхода у него, видите ли, не было… Прокомментировал – будь здоров…

– Жалко Новосад. Какая изумительная девушка…

– Еще как жалко. И трудно понять, что ее могло с ним связать…

– Судьба…

– Легче всего наши ошибки на судьбу перекладывать. Но что-то, наверное, в этом есть… У Новосад, как я понимаю, видимо, был ключ от его квартиры. Из театра она пошла к нему, но дома его не было, задержался в пути – бежал от Ольховского. Каким-то образом ей попался на глаза перстень с "Магистром" (как? – завтра узнаем), а что это именно он, Новосад знала точно, видела у Ольховской. Когда появился этот подонок, актриса устроила ему скандал – она ведь была честная, принципиальная девушка. Затем уехала домой, позвонила Алифановой… Не знаю, что Новосад говорила ему, но он понял сразу: молчать она не будет. Оставалось только одно…

– Но зачем? Испугался позора? Вряд ли – верни он перстень добровольно, Ольховская во имя старой дружбы, думаю, не предала бы его поступок огласке. Но пойти на убийство ради перстня с камнем, пусть даже неимоверной цены… Что бы он делал с "Магистром"? У нас его не продашь…

– Вот именно, у нас… Все очень просто, Бронек. Мне пришлось потревожить Инюрколлегию, чтобы до конца разобраться в этой истории. У него есть родная тетка, вторая дочь Капитона Мызгаева, которому он приходится внуком и на которого так разительно похож. Тетка разыскала через Инюрколлегию Мызгаева, а тот дал ей адрес внука. Несомненно, будучи в Западном Берлине (она живет там – ее угнали гитлеровцы в 1942 году в Германию), он встречался с нею. И когда узнал о "Магистре", принял решение незамедлительно… Возможно, она его и тогда приглашала остаться.

– Как он узнал о "Магистре"?

– Рассказал Капитон Мызгаев. Он ведь охотился за этим камнем вместе с Шустицкой, бабушкой Ольховской. Это, как ты знаешь, она изображена вместе с Мызгаевым на той фотографии, что я взял у Ольховской. Софья Леопольдовна выкрала настоящий бриллиант, а Капитону достался страз. Вероятно, он про это не знал. Бежал с подделкой, думал, что оставил свою напарницу с носом. А когда обнаружил, что обманут, сообразил, кто его провел, и начал разыскивать Шустицкую. Нашел, да, видно, поздно. Вот и перепоручил любимому внуку довести начатое до конца.

– И тот начал свою охоту…

– Начал, Бронек. Для этого он попытался возобновить свои прежние отношения с Ольховской, чтобы быть вхожим в ее квартиру. Но тут вышла осечка – Ольховская показала ему на порог. Не хотела ворошить прошлое. И, похоже, она все еще любит своего бывшего мужа… Когда Софья Леопольдовна уехала погостить к другой своей внучке, он решил обыскать квартиру. Но сорвалось: у актрисы был пес, терьер Джим, который всегда находился в квартире. Пришлось ему еще раз навестить Ольховскую, несмотря на полученный отказ, для того чтобы избавиться от Джима. Пес ничего не брал из чужих рук, потому он – я так предполагаю – подбросил отраву в миску с едой, которая стояла в прихожей. Ольховская его буквально выгнала, наговорив много обидных слов, но он все равно мог быть доволен: замысел удался.