Последняя жертва "Магистра" - Виталий Гладкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– …Посмотрите, здесь все, – она открыла сейф и положила перед старшим лейтенантом две серебряные с позолотой броши, серьги из дутого золота, шесть серебряных рюмочек и четыре кофейные ложечки, тоже из серебра.
Окинув взглядом вещицы, Белейко уже почти не сомневался, что это именно те, которые находились в ларце актрисы.
– Почему сообщили в милицию только сегодня? – с трудом сдерживая раздражение, спросил Белейко. Такой тип женщин ему не нравился, а эта тем более: было в ней что-то скользкое, подхалимистое.
– Понимаете, вчера вечером я задержалась в управлении торговли… – заведующая заискивающе улыбалась. – Принимала вещи моя подчиненная. Она у нас новенькая, работает всего месяц. Ну и недосмотрела…
– Позовите ее.
В кабинет заведующей вошла невысокая черноволосая девушка с испуганными покрасневшими глазами. Она робко стала у двери, покусывая нижнюю губу.
– Садитесь, – предложил ей стул Белейко.
– Спасибочки, я постою…
– Не положено. Садитесь, – сделал строгий вид Белейко: девушка была симпатичная и какая-то по-домашнему простая; а по покрою ее одежды, которая уже вышла из моды, Бронислав понял, что она недавно приехала в город; так шили и в его деревне закройщики-самоучки: с претензиями на шик, но с кривой и грубой строчкой.
– Рассказывайте.
– Минут за тридцать до конца рабочего дня принесли эти вещи… – Девушка сильно волновалась и немного окала. – Я торопилась. Виновата… Только утром… заведующая сказала мне об этом…
– Кто принес?
– Женщина. Молодая.
– Вы, надеюсь, записали ее паспортные данные?
– Конечно, а как же…
– Хорошо. Это мы проверим, – впрочем, во всей этой истории со сдачей ворованных вещей хорошего было мало: Белейко интуитивно чувствовал какой-то подвох; чересчур все выходило просто; или вор – большой нахал?
– А как она выглядела?
– Ой, вы знаете, я не запомнила. За день столько сдают… Очередь занимают задолго до открытия пункта.
– И все-таки подумайте. Хоть что-нибудь…
– Шапка норковая… коричневая… – неуверенно начала девушка. – Пальто… Кажется, темно-синее. Воротник тоже из норки.
– А лицо? Какое было у нее лицо? Круглое, овальное, цвет волос, губы, нос, как разговаривала…
– Не помню… Не-а… – девушка едва не плакала. – Мне… ничего не будет? – вдруг спросила с отчаянной решимостью.
– Кроме выговора в приказе по пункту, – понял ее страхи и волнения Белейко. – Но чтобы в следующий раз…
– Да я… Да теперь… – девушка засияла.
Как и предполагал Белейко, по указанному в документах адресу сдатчицы не оказалось. Паспорт с таким номером на имя Моторной М. С. был утерян около года назад, так сообщили ему из паспортного стола. Моторная прошлым вечером была во второй смене – она работала на коксохимзаводе – и о сданных вещах понятия не имела. Было от чего расстроиться Белейко – удача поманила и растаяла, как дым.
И все же отчаиваться было рано: девушка из приемного пункта в конце концов кое-что из внешнего облика сдатчицы вспомнила. В частности, голос – хрипловатый, с неожиданно врывающимися визгливыми нотками. И губы – необычно большие, полные, накрашенные модной помадой красно-коричневого цвета…
По дороге в управление Белейко никак не мог отделаться от мысли, что где-то уже встречал эту женщину. Он мучительно пытался вспомнить, кого напоминает ему внешний облик сдатчицы – невысокая, пышная, с развязными манерами, с импонирующей собеседнику безоговорочной верой в его россказни.
Сдатчицей оказалась небезызвестная милиции спекулянтка Басалыго Алина Фроловна, 29 лет, которая чуть более года назад возвратилась по амнистии из ИТК. Отыскав ее данные в картотеке управления, Белейко порадовался – все-таки память не подвела его: старшему лейтенанту уже приходилось заниматься похождениями этой пронырливой девицы в связи с делом ее первого мужа, который угонял автомашины и продавал их на запасные части.
Предъявив для опознания фотографию Басалыго девушке из приемного пункта и еще двум женщинам, которые стояли вместе со сдатчицей ворованных вещей в очереди, старший лейтенант окончательно убедился в правильности своих первоначальных предположений: в скупке была именно Алина Кошачий Глаз (такую кличку дали ей подруги-спекулянтки).
Белейко не удержался и посетил квартиру, где жила Басалыго. Но дома ее не оказалось. Прослонявшись под окнами Алины почти до полуночи, старший лейтенант в растроенных чувствах отправился восвояси – она так и не появилась…
Утром следующего дня хорошо отдохнувший Белейко встретил Дубравина радостной улыбкой.
– Никак что-то раскопал? – догадался майор.
– От тебя ничего не скроешь. Держи… – протянул бумаги Дубравину.
Майор, не раздеваясь, принялся читать.
– Ну как? – спросил Белейко, довольно потирая руки.
– Бронек, а ты уже был у Басалыго?
– Конечно. Вот только дома ее не оказалось.
– Небось, спрашивал у хозяйки, у соседей, где ее нелегкая носит…
– Само собой… Только у хозяйки, по-моему, не все дома в голове.
– Эх, Бронек, Бронек, и куда ты все торопишься? – покачал головой Дубравин.
– Почему?
– Да потому, что я сомневаюсь теперь, найдем мы в скором времени Басалыго или нет. Эта птичка уже пуганая и отнюдь не глупа. А ты ее гнездышко потревожил и ждешь, что она, закрыв глаза и уши, сама припрыгает в твою клетку. Понаблюдать нужно было денька два-три, чтобы заодно прихлопнуть и того, кто ей эти вещицы оставил.
– Вот голова садовая! – постучал себя кулаком по лбу Белейко. – Не додумал…
– Ладно, не огорчайся. Тем более, что у меня есть некоторые сомнения.
– По какому поводу?
– Понимаешь, что-то не похоже это на Семку Заику. Вспомни его прежние дела. У Семки ведь есть железное правило: ни в коем случае не реализовывать ворованное там, где он "работает". А тут… Что-то не вяжется…
– Тогда, может, кто другой?
– Не исключено. Но очень сомнительно. Басалыго, насколько мне известно, была хорошо знакома с Заикой через своего мужа. И я подозреваю, что в своих поездках по Союзу она сплавляла заодно и то, что Семка наворовал. Хотя он на следствии ее имени и не упоминал, но, похоже, так оно и было.
– Ты думаешь?..
– Именно. Видимо, это ее личная инициатива, о причинах которой можно только гадать. Так что теперь Семка Заика на пушечный выстрел не подойдет к квартире Басалыго.
– Если узнает, что она ходила в скупку…
– Узнает. Не сомневайся. Осторожный, бес. И ее куда-нибудь спровадит.
– Уже спровадил… – Белейко, не глядя на Дубравина, встал, подошел к окну. – Соседка Басалыго рассказывала, что поздним вечером, позавчера, у нее был какой-то мужчина. Кто – не знает. Но слышала, что они скандалили. А затем, примерно через полчаса, ушли. И с тех пор ее не видели.
– Вон как… Значит все-таки Семка. По крайней мере, очень на него похоже.
– Что теперь?
– По накатанной дорожке. Больше ничего другого не придумаешь. Санкцию прокурора на обыск – и на квартиру Басалыго. Хотя очень сомневаюсь что-либо там найти…
Убедив прокурора в необходимости обыска, Дубравин вместе с Белейко и экспертом ЭКО вскоре были в квартире, где жила Басалыго. Она снимала комнату у своей дальней родственницы, совершенно глухой старухи, сгорбленной, подслеповатой и с запавшим беззубым ртом.
Старуха, которую появление оперативников вовсе не удивило, что-то шамкала в ответ на вопросы Белейко, невнятно и монотонно. Минут пять старший лейтенант кричал, будто его резали, а старуха кивала головой, как китайский болванчик. Не добившись от нее ни единой связной и понятной фразы, Белейко, потный и охрипший, с отчаяния попросил закурить у одного из понятых.
Обыск не дал нужных следствию результатов – похищенных из ларца Ольховской вещей в квартире Басалыго не оказалось. Но порадовал эксперт ЭКО: несмотря на то, что Алина Кошачий Глаз явно перестаралась с уборкой – протерто было все от пола до потолка, – ему удалось обнаружить, пусть весьма слабые, но вполне читаемые для современной аппаратуры отдела следы пальцев рук вора-рецидивиста Чугунова. А значит, уже можно было почти не сомневаться, что Семка Заика в городе и что все эти нераскрытые кражи на его совести.
11. АРТУР ТИХОВ
Дубравин торопился на похороны Новосад, они немного подзадержались с обыском у Басалыго, и теперь майор ехал на городское кладбище на таксомоторе.
И все же опоздал – могилу уже готовились засыпать землей. Людей было много: артисты театра, жильцы дома – Дубравин некоторых узнавал, родственники. Майор с удивлением отметил про себя, что здесь был и Ольховский – неестественно прямой, задумчивый, с аккуратно подстриженной бородкой, в тщательно отутюженных брюках. Он один из немногих не торопился надеть шапку, хотя снег сыпал, не переставая, и его не по сезону легкое пальто уже изрядно промокло.
