Оливковое дерево - Люсинда Райли

заходить или какие у нее рамки. Что, если она захочет встретиться с этим киприотом, которого подцепила в аэропорту? Они договаривались о встрече. Я не хочу казаться деспотичным отцом после того, как не видел ее много лет, но, с другой стороны, ей всего четырнадцать.

– Я понимаю, но Катикас едва ли тусовочный центр Европы, – утешающе улыбнулась Хелена. – Сомневаюсь, что она здесь влипнет в слишком большие неприятности.

– Где мужчины, там для Хлои неприятности, – вздохнул Уильям. – Местные мальчики будут виться вокруг нее, как пчелы вокруг горшка с медом. Мысль, что какой-то мальчишка протянет гнусные лапы к моей дочери… – он содрогнулся.

– Нормальная отцовская реакция, потому что ты знаешь, каким сам был в юности, – хмыкнула Хелена и встала. – Так, пока я разбираюсь с ужином, давай-ка поднимись наверх и загони младшую команду в ванную. Хлоя, наверное, умирает с голода, и было бы мило нам всем поесть вместе.

– Ладно. Я пошел.

* * *

– А Алекс придет? – спросила Хлоя Хелену, когда та ставила горячий сотейник на стол.

– Нет. Говорит, что у него мигрень. С ним такое регулярно. Бедняжка.

– Какая жалость. Он со мной еще даже не поздоровался, – заметила Хлоя, ухитряясь держать и Имми, и Фреда на тонких коленях. – На террасе он просто молча на меня таращился.

– Он выспится как следует и завтра будет в порядке. Пахнет божественно, – Хелена развернула несколько слоев вощеной бумаги, прикрывавшей содержимое сотейника, и начала раскладывать еду по тарелкам. – Ангелина сказала, что это клефтико, что-то вроде томленого барашка.

– Барашка вроде Лэмби? – спросила Имми. – Не-а, я не могу это есть. – Она покачала головой и скрестила на груди маленькие ручки. – А вдруг это мамочка или папочка Лэмби.

– Не глупи, Имми, ты прекрасно знаешь, что Лэмби игрушка. Он не настоящий. А теперь сядь и ешь ужин, как большая девочка, – раздраженно сказал Уильям.

Нижняя губа Имми задрожала, и она соскользнула с колена Хлои.

– Лэмби настоящий, папочка.

– Конечно, он настоящий, солнышко. – Хлоя погладила сестру по волосам и усадила на стул рядом с собой. – Нехороший папочка.

– Да, нехороший папочка, – торжествующе согласилась Имми.

– Пожалуйста, папочка, налей мне бокал, – попросила Хлоя, когда Уильям открыл бутылку вина.

Уильям неуверенно посмотрел на жену.

– Мама позволяет тебе вино дома? – спросила Хелена.

– Конечно. Она же француженка, помнишь?

– Ладно, тогда совсем немножко, – согласился Уильям.

– Да ладно тебе, пап. Я выиграла чемпионат по питью «Бакарди Бризер» на балу в честь окончания семестра в школе.

– Ну, это, несомненно, лучше премии по географии, – вполголоса пробормотал Уильям. – Хорошо, давайте есть.

После относительно спокойного ужина двое младших настояли, чтобы Хлоя отвела их наверх и почитала сказку.

– После этого я загляну к Алексу, поздороваюсь, а потом отрублюсь, – сказала Хлоя, когда ее тянули в дом за обе руки. – Доброй ночи, народ.

– Доброй ночи, Хлоя. – Хелена встала и начала собирать грязные тарелки на поднос. – Она прелестна, Уильям, и прекрасно ладит с малышами. И я рада дополнительной паре рук.

Уильям зевнул.

– Да, ты права. Давай оставим остальное на завтра. Мне тоже надо «отрубиться». В котором часу прибывают Сэди и Чандлеры?

– Во второй половине дня, так что у нас масса времени.

– Может быть, даже хватит на час у бассейна. Вдруг повезет, да, Хелена… Хелена?

Она посмотрела на мужа.

– Прости, что ты сказал?

– Ничего важного. С тобой все в порядке?

Она ответила самой теплой улыбкой, какую смогла изобразить.

– Да, дорогуша, все просто отлично.

ДНЕВНИК АЛЕКСА

16 июля 2006 года

Беру назад все, что сказано в последней записи.

Все целиком. Все до единого слова, мысли и дела.

«Когда-нибудь» наступило СЕГОДНЯ, 16 июля, примерно в четыре двадцать три.

Миг, когда Я Влюбился.

О черт! Мне плохо. Я явно болен. Сердце, которое все тринадцать лет отлично работало, прокачивая кровь по жилам, взбесилось. В него что-то попало. И это «что-то» коварно. Я чувствую, как оно распухает, растет и раскидывает щупальца по всему телу, парализуя меня, заставляя потеть, дрожать и вообще терять контроль.

Всего через несколько часов после этого «переворота» я осознаю, что сердце больше не следует указаниям мозга. Оно функционирует вне зависимости от того, как быстро или медленно я хожу. Оно откликается яростным стуком, хотя я лежу неподвижно, потому что я подумал о ней – этой самой Хлое.

Забудьте Афродиту, забудьте Мону Лизу (у которой, вообще-то, серьезные залысины) или Кейт Мосс. МОЯ девушка моссовей самой моссовой Мосс.

Оно – мое сердце – снова за свое: колотится, гоня кровь по телу, словно я только что выиграл марафон или сразился с акулой и оставил в ее пасти кусочки себя.

Стоит мне подумать о ней, это происходит.

Точнее, происходит много чего, но, пожалуй, сейчас я не буду углубляться в подробности.

По крайней мере, теперь я знаю наверняка, что я не гей. И не обременен эдиповым комплексом.

Я болен любовью. Мне нужна записка от врача, чтобы освободить меня от жизни, пока я не оправился.

Но это вообще возможно? В смысле оправиться? Я слышал, некоторые не могут. Возможно, я останусь калекой на всю жизнь.

В смысле, ради всего святого, я еще даже рта не открыл, чтобы поговорить с ней. Хотя это отчасти связано с тем, что в ее присутствии губы отказываются двигаться. Не говоря уже о том, чтобы есть перед ней. Немыслимо! Так что, похоже, этим летом придется серьезно поголодать. Или пировать по ночам.

Как я выдержу: видеть ее каждый день, ее мягкую как воск плоть – мучительно близкую, но недосягаемую?

Кроме того, она родственница, хоть и не по крови, так что, вообще говоря, могло быть хуже. Наверное, было бы круто сказать мальчишкам: «Слушайте, я влюблен в сестру» – и посмотреть на их реакцию.

Когда я таращился на нее сегодня – и началась вся эта хрень с сердцем, – я видел, что она действительно похожа на папу. И подумал, какая восхитительная штука гены: преобразиться из него (мужчина, обычная внешность, старый, но хотя бы с волосами) в нее – воплощение женственности. Она само совершенство.

Снимаю футболку и трусы и остаюсь в носках. У меня жутко искусаны лодыжки, но сегодня комары до меня не доберутся. Вытаскиваю одни из десяти капроновых колгот, купленных сегодня в супермаркете возле пляжа, куда нас повела мама. Женщина на кассе смотрела на меня странно, а мне плевать.

Открываю упаковку и растягиваю колготки, страшно довольный своей блестящей идеей. Натягиваю штуку, которую называют ластовицей, себе на голову и дальше на лицо и с торжеством валюсь на подушку. Через них прекрасно дышится, потому что они тоненькие, и это означает, что наконец я сорвал планы этих мелких мерзавцев раз и навсегда.

Нашлось и дополнительное преимущество: как преступники в масках из чулок в фильмах про ограбление банков, я могу еще и видеть сквозь прозрачную ткань. Без промедления роюсь под кроватью в поисках конверта с письмами. Я не отдал