Огненная судьба. Повесть о Сергее Лазо - Николай Кузьмин

Лазо растерялся. Он не ожидал такого приема. Летел, спешил поделиться радостными новостями… И вот!

— Почему вы допустили выборы под большевистскими лозунгами? — спросил Григорий. — Мы же договаривались. И мы надеялись на вас.

Ах, вот в чем дело! Но с чего они взяли, что выборы в полку прошли под лозунгами большевиков? Никого из мастеровых на митингах не было. Солдаты возмущались надоевшей войной и говорили о возвращении по домам.

— Вы как ребенок! — возмущалась Ада. — Это же и есть их лозунги.

— Тогда, значит, они правы! — вспыхнул Лазо. Его стала раздражать необходимость оправдываться.

Ада выразительно взглянула на мужа. Григорий опустил глаза.

Впервые за все время знакомства Лазо почувствовал, что он в этом доме становится чужим. И никогда так резко он не разговаривал со своими друзьями. У них случались споры и прежде, однако тон разговора был совсем иной.

— Послушайте, — не выдержала Ада, — а вы сами-то, случайно, не большевик? Странно! Вам следует записаться к ним. Непременно!

Она ушла, оставив гостя с глазу на глаз с мужем. Григорий сел напротив и во время разговора часто дружески касался его руки. Он долго доказывал Сергею, что большевики всеми силами стремятся разложить армию, втянув ее в водоворот политической борьбы. Да, царя не стало, самодержавие свергнуто, однако армия должна оставаться боевым оружием нации. Война с врагом не окончена. Что же, большевики хотят сдать Россию немцам?

На прощание Григорий предостерег его от чрезмерного увлечения большевиками. Век их, уверял он, весьма недолог. Здоровые силы революции отторгнут их и раздавят без всякого сожаления.

— Вот увидите, увидите!.. Ну, до свидания. Заходите, не обращайте внимания. Она сегодня просто нездорова.

Медленным усталым шагом Лазо плелся к себе на квартиру. Неожиданная ссора оставила тяжелый осадок. Его обвинили в непорядочности, в измене! Но он же ничего не обещал. Солдаты голосовали сами. Хорош бы он был, возьмись вдруг уговаривать их, что война необходима!

На перекрестке под тусклым фонарем он разглядел две солдатские фигуры. Завидев офицера, солдаты подтянулись и замолчали. Лазо узнал в одном из них Бовкуна. Угрюмое лицо солдата расплылось в улыбке.

— А мы в аккурат об вас рассуждаем. Просветите нашу темноту. Что, если нам, то есть солдатам, не приклоняться ни к большевикам, ни к эсерам, а оставаться самим по себе? Ну, то есть своей партии держаться, солдатской? Ведь начальство спит и во сне видит снова нас на убой послать. А мы не хочем!

— Большевики как раз войны и не хотят, — заметил Лазо.

— Знаем. Но они с рабочими все больше. А нам бы организоваться одним, солдатам, и держаться друг за дружку. Вот как вы смотрите на это?

Лазо улыбнулся.

— А снимете шинель, тогда что будет?

— Тогда? — Бовкун изумился. — Тогда никакой партии не надо. Тогда работать надо, вот и все. Жить, одним словом.

— Путаешь ты все, — тихим голосом сказал другой солдат, молчавший до сих пор. — Какой дурак различает партии по одежке?

— Это он из десятой роты, — представил своего товарища Бовкун. — У них там заварушка. Одни хотят в Совет идти, другие говорят, не надо. У них сегодня ваша барышня была. Ну, эта, черненькая. (Сергей понял: Ада.) Маленечко невежливо с ней поступили. Извините. Ну да ведь и солдат можно понять. На кой нам черт эта война? Обрыдла. А барышня отчаянная. «Даешь, говорит, победу и никаких! Добьем, говорит, немца, не подведем Европу!»

«Вот, значит, почему она так нервна!»

Бовкун с солдатом из десятой роты проводили прапорщика до самой квартиры. Оба они считали, что городской Совет, если он на самом дело против продолжения войны, следует поддержать.

— Плохо, что у нас в полковом комитете ваньку валяют. Надо бы туда кого порешительнее посадить. И заявиться всем в Совет. Хватит разговоры разговаривать, давайте-ка побыстрее кончать войну! А кто не хочет, того на мушку. А что? Это было бы правильно. Зря мы, что ли, эту гадину Смирнова скинули? Давайте-ка, товарищ Лазо, командуйте. А мы готовы. На хорошее дело все согласны.

— Болтаешь много, — заметил молчаливый солдат.

— Уж и поболтать нельзя! — весело возразил Бовкун. — Хватит, намолчались.

— Ты о главном говори… Был я в полковом комитете. Как малые дети, ничего не понимают! А если, говорю, офицерье у нас винтовки спрячут? Что мы тогда запоем? А солдат без винтовки — не солдат…

Вмешался Бовкун.

— Это он к тому, что мы промеж себя решили — сейчас почин дороже денег. Командуйте, командуйте! Солдаты вас шибко уважают. Старую головку мы скинули, а новой что-то покамест и не видно и не слышно. А надо бы кой-кому глазки протереть! Найдется подходящий командир — любому рог сломаем. С солдатом шутки плохи…

Страшны, опасны были слова вечерних спутников Лазо. На него повеяло опасностью большой и неминуемой борьбы. Куда-то исчез озлобленный подпоручик Смирнов, не стало полкового командира, затаилось гарнизонное начальство, глухо поговаривали о недовольстве среди казачьих офицеров. Одними митингами обстановку не разрядить.

Спал в эту ночь Сергей Лазо совсем немного. Из головы не выходил поздний разговор с солдатами.

Рано утром он явился в казарму с готовым планом действий. Бовкун подал зычную команду и подошел с рапортом. Лазо приказал разобрать оружие и построиться. Он повел свою роту к зданию Красноярского Совета. С тротуаров на строй солдат с оружием в руках глазели обыватели. Разбитной унтер покрикивал на старательно марширующих солдат:

— Ножку, ножку дай! Не слышу… Без ноги теряеца первоначальный смысл!

Грозно колыхалась над головами солдат густая щетина штыков. В мерном солдатском шаге обывателям мерещилось тревожное. Сергей Лазо с трудом сдерживал волнение.

Перед зданием Совета рота остановилась. В пустом вестибюле Лазо обратил внимание на старенького швейцара, сонно глотающего кипяток из кружки. На стремительно шагавшего Лазо он не повернул головы. Из зала доносился слитный гул. «Что у них там происходит?» Открыв высокую тяжелую дверь, Лазо остановился. В лицо ударил спертый воздух, словно из солдатской казармы. Красноярский Совет бурно заседал, не делая перерывов. Впереди на трибуне возвышался бородатый человек — так и бросалась в глаза его огненная бородища веником. Глаза его метали молнии. Перекрывая гул, бородач громовым голосом доказывал, что гарнизонное начальство и казачье офицерство в тайне от Совета готовят удар в спину революции… Новая волна криков заглушила речь бородача.

— Лучше объясните, зачем вы вооружаете рабочих!

Подняв руку, оратор попросил внимания.