Ящик водки. Том 1 - Альфред Кох

Свинаренко

Комментарий

Малашенко мне рассказывал (в Москве еще, когда сидел в богатом офисе Гусинского, в бывшем СЭВе — в диктофон рассказывал): «Не скрою, я и тогда жил хорошо. У меня был исключительно высокий социальный статус. Зарплата рублей двести восемьдесят! Двухкомнатная квартира в цековском доме! (В так называемом Царском Селе — я ее получил от Академии наук.) Должность ученого секретаря! Командировки, стажировки в Америке! Ну что ж, такие тогда были правила! О 'кей, я принял их и играл по ним. В этом отношении я конформист. Меня можно называть оппортунистом, а можно в позитиве назвать человеком мобильным. Для меня важно понимать правила игры! Я начинал как боец идеологического фронта. Участвовал в „холодной войне“ на стороне Советского Союза. Всю изобретательность ума тратил на то, чтоб переиграть американцев! Так мы играем в шахматы, я люблю этот образ, это и про ядерную стратегию тоже. Хотя, безусловно, мы потерпели поражение в „холодной войне“, и я очень сожалею, что этот факт никогда не был признан открыто. Я считал, что из „холодной войны“ надо выходить, абсурдность происходившего была очевидна… Но я, как в детском рассказе у Пантелеева, дал честное слово и стоял на часах. А теперь правила игры изменились… Мерилом успеха стали деньги? О'кей. Я играю. И я считаю, что действую достаточно успешно».

Не могу тут удержаться от того, чтоб не обозначить перекличку Малашенко с моим собеседником, я имею в виду знаменитое интервью Коха, которое цитировалось в начале книги — о том, что русские сами во всем виноваты, поскольку сами себя сажали и расстреливали. После того, как все внешние враги были побеждены. Так вот что мне Малашенко рассказывал в 1997 году: «Меня раздражают разговоры, что вот пришли нехорошие коммунисты и устроили революцию и тот режим. Как будто большевики были марсиане, прилетели на космических кораблях и изнасиловали бедную хорошую страну! На самом деле половина наших сограждан была готова посадить и содержать в лагерях другую половину — или вовсе расстрелять. Сколько было истрачено и промотано за десятилетия! А из ямы выбраться до сих пор не можем».

И вот еще два примера. Один мой коллега, старший товарищ, сильный профи, как раз в 84-м вступил в партию — и немедленно ушел на заметное повышение. Его тут же стал возить шофер на казенной «Волге», в том числе и на обкомовскую промтоварную базу, за дешевыми импортными шмотками. И вот он мне в то самое время говорил: «Старик, большевики — это всерьез и надолго. Поэтому надо с ними сотрудничать и брать свое». Он меня просто-таки стыдил за то, что я не вступаю в ряды… После он ушел в немедийный бизнес, поднялся и уехал со своей фирмой в бывшую социалистическую Европу. А вот еще один товарищ, чистейшей воды альтернативщик, со всеми феньками — церковный сторож, самиздат, гитара, самогоноварение, хиппизм, — где-то в 80-м мне сказал: «Через два-три года у нас в стране все изменится, мы будем путешествовать, зарабатывать деньги, вообще заживем как люди. Откуда я это знаю? Да так, просто чувствую». Ошибся он на три-четыре года, то есть практически, плюс-минус, в яблочко попал. Но после он, вот что странно, вот что досадно, так и остался альтернативщиком! (Были временные отступления, на уровне попыток заняться бизнесом и уходов, заходов в легальную коммерческую прессу, но его все равно выбросило в старую колею.) Тут просто ирония судьбы: одни ошибаются в прогнозах, неверно понимают ситуацию, но живут красиво при всех политических режимах. А другие все видят насквозь, на годы вперед, но это им не мешает перебиваться с хлеба на квас. Как говорил Чехов, цитируя по памяти Достоевского, чтоб жить по уму, одного ума мало…

Кох: А вообще я никогда не ставил такой задачи: быть успешным любой ценой. Это такой детский идеализм, который мне вдалбливали в голову еще черт знает с каких времен — и родители, и покойная тетка, и дядьки, которые сидели на шахтах… А вот папаша у меня коммунист был! Что ты! Карьеру делал… Он был как Малашенко. Партфункционером, правда, не был никогда — он чистый производственник. Но на партконференции, задрав штаны, ходил… Хотя по большому счету, чего ему было в коммунистах делать, они ж его законопатили за Можай в шестилетнем возрасте…

— Это ты ему так говорил?

— Нет, в принципе я его понимал, правила игры были такие. Сам себе пусть бы он задал этот вопрос! А мамаша — она была позлей, конечно.

— Ну и где у нас сейчас Малашенко?

— В Нью-Йорке; тоже нех…во. Вон куда кривая вывела, из ЦК-то КПСС… Я тебе не рассказывал, как я в разгар скандала с НТВ выступал в Вашингтоне в Никсоновском центре? Я им там говорил: «Как это так? Объясните мне! Вот я перед вами сижу, — я, Кох, который, будучи кандидатом наук, работал дворником, потому что как беспартийный и с репутацией соответствующей не мог на хорошую работу устроиться… А теперь кто же учит меня демократии? Сотрудник ЦК КПСС Малашенко и преподаватель Высшей школы КГБ Киселев. И вы недоумеваете почему-то по поводу меня — а не по поводу их!» Ха-ха-ха.

— И чем ваша беседа с американцами кончилась?

— Если ты помнишь, после нескольких моих и Бори Йордана поездок в Вашингтон в столице США как-то спал накал страстей по поводу того, что в России душат свободу слова. Мы там подробно объяснили, что такое свобода слова в исполнении Гусинского и сколько он брал денег, чтоб не наезжать…

— Ну и сколько?

— Говорят, пятьдесят лимонов в год у него такса была. Говорят! А сам я точно не знаю. Я, во всяком случае, не платил ему ни копейки. Может, поэтому он меня поедом ел в 97-м году? Но вернемся к тем временам, к нашему 84-му. Почему я не колебался вместе с линией? Наверно, это идеализм, в этом не было рационализма. Думаю, что так… А может, меня просто не принимали в эту игру, а напрашиваться не хотелось. Лень, да и противно…

— А Париж, он же стоит мессы?

— Нет, не стоит. Вот ты посмотри! Я себе наметил карьеру, в которой можно было, не сильно наступая себе на горло, что-то делать: ассистент, старший преподаватель, доцент, профессор… Можно было остаться беспартийным и неплохо себя чувствовать материально. И при этом хорошие книжки читать, с умными людьми общаться… Например, с моим покойным руководителем, профессором Овсиевичем. Бегать на лекции всяких мудрых стариков, знаешь, Панченко там, Гумилев. Лихачев иногда выступал. Заметь, это неплохой компромисс — в рамках той системы.

— А у меня тогда была интересная мысль — в конце концов пойти обратно работать сторожем или дворником и читать какие-то книжки, мне это казалось привлекательной перспективой. Браги выпил, ходишь в телогреечке… Погрузил чего-то, пришел домой, заварил чифир с сухарями и читай себе…

— А придет товарищ, он еще и «Агдамом» угостит.

— Да еще и идеалистка какая-нибудь даст, так и вовсе хорошо…

— Это ж была целая эпоха андеграунда!

— Да и сейчас Юрий Рост ходит в телогрейке и подпоясывается обрывком каната…

— Что, понты? Зарабатывает-то прилично, наверно.

— Да мало он зарабатывает. А еще меньше его это волнует.

— Многие именно из-за женщин пытаются состояться! Соперничество имеет важное значение… А вот и важная тема обозначилась: формирование российской интеллигенции в условиях безвременья. Фуфайка, книжки на макулатуру, аскеза, которая не воспринималась аскезой — она радостная была! Книжки, общение, «Агдам», курево. Анаша… Путешествия автостопом по всей России. Драные джинсы, хиппизм поздний, который на Западе уже отошел давно… Вспомни! Это ж позитив! К 84-му интеллигенция (ненавижу это слово), молодежь из андеграунда — она нашла противоядие против совка.

— В фашистской Германии тоже был ведь какой-то андеграунд.

— Нет, это плохая аналогия. Фашистскую Германию надо сравнивать со сталинской Россией. В одной стране все писали кипятком от товарища Гитлера, а в другой — от товарища Сталина.

— Римская империя?

— Едва ли. Мы знаем их нравы, но не знаем ментальное™. Я думаю, что самая близкая аналогия нашему тогдашнему застою — это современные Соединенные Штаты. Наряду с официальной политкорректной культурой, в которой люди носятся со звездно-полосатыми флагами, где среди ковбоев якобы встречались негры, существует и альтернативная культура, которая живет абсолютно параллельно. Там люди курят марихуану, слушают другую музыку, исповедуют белый расизм… И они друг другу не мешают, они не лезут друг к другу!

— Ну да. В Штатах, там везде в прессе истерия насчет политкорректности и здорового образа жизни. Я этого страшно боялся, когда ехал жить в Moscow, что в штате Пенсильвания. Приехал, пошел сразу в бар, выпить и перекусить. А там все пьяные, накурено, хоть топор вешай, и одна дама, которую я первый раз в жизни видел, подсела и начала мне рассказывать похабные анекдоты — причем не ради похабности, но юмора для! Так что зря нас пугали… Могу официально подтвердить, что альтернативная культура там очень заметна и сильна.