Кружево - Ширли Конран

— А я бы рискнула, — сказала Максина. — В конце концов, это же не что-то серьезное, не конкурс на Мисс Вселенная. Просто-напросто небольшое деревенское развлечение. — Она сильно подтолкнула Кейт, спихнув ее с каштановой бархатной скамейки. — Не упрямься, не будь настолько англичанкой!

Кейт поднялась с места. Она неохотно вышла на середину зала, где мажордом выстроил всех претенденток в линейку и вручил Кейт большую картонку с номером 17. На танцах присутствовали и девочки из двух-трех других таких же школ, так что посередине зала стояли сейчас около тридцати девушек и среди них чувственно выглядящая, с пышными формами итальянка, одетая в черное бархатное платье с открытыми плечами. Кейт видела, что шансов на победу у нее нет, но отступать было уже поздно. Девочки медленно выстроились в круг.

Но Кейт не приняла в расчет Ника. Тот подошел к официанту, раздававшему карточки для голосования, подмигнул ему — «после сочтемся!» — сунул пачку карточек в карман, выскочил в мужской туалет и быстро написал там на всех карточках цифру 17. Затем возвратился назад, прихватив по дороге цилиндр, с которым должен был обходить столы и собирать у присутствующих карточки. Все просто.

Свет немного притушили, и только направленный луч прожектора выхватывал из полумрака очередную претендентку, когда она медленно поднималась по ступенькам, останавливалась в центре сцены, торжествующая или смущенная, поднимала над головой свой номер, а потом так же медленно спускалась назад в зал.

Под бурные аплодисменты и молодецкий свист вновь дали полный свет, и Ник начал обходить столы, протягивая к каждому цилиндр, в который сидевшие за столиком кидали карточки для голосования.

Участницы конкурса старательно демонстрировали свое безразличие к тому, какими будут итоги. Для них этот конкурс был не просто одним из номеров программы сегодняшнего вечера, проводимой мажордомом, которому все это давно смертельно надоело, но который тем не менее держался профессионально весело. Для каждой из них это было первое публичное испытание, соревнование в сексуальности, и потому сердца их бешено колотились, даже дышали они тяжело. Но вот наконец завершилась очередная самба, мажордом вышел вперед и торжественно провозгласил: «Леди, лорды и джентльмены, Мисс Гштад 1948 года избрана… номер 17-й!»

Не веря своим собственным ушам, Кейт отрицательно мотала головой, Максина, широко расставив руки, заключила ее в объятия и тискала изо всех сил, Пэйган вопила от радости, а все знающие и понимающие официанты выстроились в линейку, обозначая путь, которым Кейт предстояло подняться на маленькую сцену. Там на нее, раскрасневшуюся от удивления и удовольствия, мажордом нацепил бледно-голубую ленту, на которой было написано: «Мисс Гштад — 1948», возложил ей на голову украшенную алмазами тиару, преподнес два магнума[22] шампанского, а потом просто стоял рядом в позе доброго дядюшки, пока фотографы сверкали своими блицами.

— Ну, с этой мы еще намучаемся, — тихонько проговорила подруге одна из двух замотанных воспитательниц, что сопровождали сегодня вечером учениц «Иронделли».

Прогноз оказался верным.

4

К концу ноября почти у всех воспитанниц уже появились постоянные мальчики, и девочки, к своему удивлению, обнаружили, что в таком маленьком городке было поразительно много мест, удобных для тайных свиданий. Они забивались на задние сиденья машин, встречались позади церкви, в конюшнях и амбарах, на пунктах проката лыж, в чайных на окраинах городка или в горах, где начинались лыжные трассы. Во время уикендов парочки можно было видеть везде: и в Эггли, и в Вассенграте, и в Хорнберге, и в Уиспиле, и во всех гостиницах и кафе прилегающих к городу деревень, таких, как Саанен или Шато-д'Э, которые видели уже не одно поколение школьниц, переживающих пору щенячьей любви.

Обитательницы «Иронделли», проведя ночь на субботу в бумажных бигуди и в креме или сухой грязи, чтобы предотвратить появление морщинок на лице, в субботний день непременно посещали «Шезу». Самоуверенность, которую они при этом всячески подчеркивали, на самом деле свидетельствовала об отсутствии у них уверенности в себе и с трудом маскировала их нерешительность. Одно замечание или чей-то смех могли заставить их мгновенно покраснеть, от чего сами девочки ужасно страдали. Кокетливые и дерзкие, думающие постоянно только о том, как они выглядят и кто на них смотрит, девочки неизменно делали вид, будто не замечают молодых людей, что сидели за столиками, раскачиваясь взад-вперед на спинках кресел, — молодых людей, которые горели желанием, но тоже делали вид, будто не видят всех этих мелких женских хитростей, этого подчеркнутого пренебрежения.

Впервые в жизни и неожиданно для себя девочки открывали, что, оказывается, они обладают какой-то силой. Осознавая это, каждая начинала испытывать странную гордость от того, что способна поработить мальчика или даже двоих или троих, и это делало ее вдвое или втрое сильнее. Ни одна еще не понимала в полной мере той мощи и тех опасностей, что таились в ее внезапно проснувшейся сексуальной притягательности. Они еще не знали, что магия бывает белая, но бывает и черная, в зависимости от того, направляется ли она на доброе дело или же используется во зло. В 1948 году сексуальная привлекательность была для них той единственной силой, которой только и могли обладать тогда девчонки, и надо было пользоваться ею, пока возможно, насколько это было возможно — на всю катушку! Естественно, у каждой из них были свои пределы, до которых они готовы были позволить дойти молодому человеку, и при его попытке зайти дальше они снова бы напускали на себя чопорный вид; но им никогда не приходило в голову, что мужчине может быть трудно или даже невозможно «выключить» собственные мощные вожделения в тот момент, когда девочка так захочет. Им никогда не приходило в голову, что те силы, которые они пробуждают в мужчине, — это не только страсть; и что если, вначале пробудив эти силы, затем попытаться действовать вопреки им, то это может закончиться и изнасилованием, и даже убийством. Ни одной из них никто и никогда не объяснял, как может повести себя мужчина в подобных обстоятельствах.

Для всех влюбленных Джуди выполняла роль почтового ящика. Только теперь, впервые за все время после начала учебного года, девочки лихорадочно листали словари, рылись в учебниках французского языка и осаждали Максину просьбами помочь им в переводе. Джуди же передавала в обе стороны записки с указанием о месте встречи, которое часто менялось, в зависимости от погоды. Когда она подавала счет или клала на стол бумажную салфетку, то часто вместе с ними проскальзывала и записка, в которой говорилось: