Смеющийся Пеликен - Евгений Наумов

— Сын мой, — сказала она. — Вот ты и вернулся!

Расширенными глазами он посмотрел на Лайнэ, потом перевел взгляд на Татая и Аинку, которые тоже ласково улыбались ему. Айван сел и молча зарылся лицом в мех на кухлянке матери. Та обняла его слабыми дрожащими руками.

— Не думала я…

Айван сразу поверил в то, что нашел родителей, едва услышал свое полное имя: Нотайван. Ведь помнил, что когда-то и где-то звали его не Айван, а немного иначе!

Дедушка Ненек рассказал ему, что он пролепетал это короткое имя, когда его спросили, как зовут, наверное, потому, что не мог полностью его выговорить. Во сне часто слышался ему материнский голос, называвший другое имя. И вот теперь он услышал этот родной голос наяву! Дедушка Ненек рассказал правду и направил его по верному пути.

А Яри точно указала, где ему остановиться: в шатре на краю селения. Не зря смотрела она тогда таким странным взглядом. Видно, и правда, многому научилась у рэккенов.

— Сынок, — тихо сказал Татай. — Значит, пощадили тебя враги?

— Вырастили и воспитали меня, — улыбнулся Айван. — Не враги они, а хорошие люди.

— Как могут враги быть хорошими? — развел старик руками. — Всегда говорили нам отцы: враги — нехорошие люди. После войны с ними оленей лишились, теперь на берегу тоже живем, горе мыкаем.

— Но ведь войну вы начали!

Отец лишь укоризненно покачивал головой:

— Говоришь ты как враг. Хоть войну и мы начинаем, а виноваты в ней всегда другие.

Нет, враги несут нам только горе, слезы и страх!

Как бы в подтверждение его слов Айван тоже почувствовал страх: снаружи донесся тревожный гул многих голосов. Схватив из рук Аиики одежду, кое-как натянул ее и выскочил из шатра. За ним бежала Аника, хотя отец кричал вслед:

— Не ходите, дети! Онкой под землю Солнце утянул и вас захватить может…

В селении ярко пылали костры. Выкрики, заунывное пение, гулкие удары шаманского бубна, лай и вой собак слышались…

— Солнце, вернись! — прорезал общий плач пронзительный голос шамана Кыквата.

— Горе нам, горе! — откликнулись женщины.

— Куда пропало Солнце? — спросил Амек.

— Его украл Онкой! — еще пронзительнее закричал шаман и после зловещей паузы добавил: — Идут холод… голод… смерть!

Такое Айван и в своем селении видел, когда исчезало Солнце, но сегодня почему-то особенно тоскливо было на душе — неизвестно, чем закончится Большое камлание.

— Они идут сюда! — прошептала Аинка. — Бежать тебе надо…

— Почему? — спросил юноша, хотя и знал это.

— Во вражеской одежде ты. Мужчины могут напасть.

Айван промолчал. Они стояли возле деревянного столба Серого Орла. Рядом была сложена большая куча дров. Вчера, когда он распрягал собак, ее не было! Значит, уже приходили помощники шамана, заранее готовили все для Большого камлания. След его нарты видели и нарту тоже, в снегу спали собаки — а у Татая упряжки не было.

«В селении и так знают…», — подумал.

Под звуки шаманского бубна от костров приближались темные фигуры.

Аинка была испугана, но не показывала вида — подавшись вперед, напряженно вглядывалась в темноту. Айван невольно залюбовался ею, забыв об опасности, — хорошая у него сестренка!

Она схватила его за руку и потащила прочь.

— Быстрей, быстрей, брат!

Они подбежали к деревянному столбу.

— Под защитой Серого Орла стань! А я скажу им… — она быстро побежала назад, к шатру.

Айван хотел броситься за ней, но передумал и остался на месте: что толку бегать взад и вперед? Защищаться он может и здесь. Конечно, по обычаям тундры, человека, находящегося под защитой отца племени, нельзя трогать.

Но ведь когда-то он и отойти должен.

Сначала прибежали помощники шамана Тотто и Какля, разожгли из сложенных дров большой костер. Юношу они не заметили. Но о приезде его знали, потому что поглядывали на шатер Татая и на Аинку, стоявшую рядом.

Однако тому, что шатер перенесен на новое место, видимо, не придали значения и ничего не сообщили Кыквату. Он приблизился к костру и озадаченно уставился на шатер.

Даже бубен опустил!

Тотчас, переваливаясь на кривых ногах и задевая животом ломавшиеся с треском снежные заструги, к нему проворно подковылял старшина, которого можно было узнать по кухлянке с белой опушкой на груди.

— Это… это почему здесь оказалось? — Кыкват ткнул пальцем по направлению шатра.

Все затихли, только скрипел снег под ногами.

Айван шагнул вперед и очутился в свете костра.

— Перенес шатер я. Там плохое место.

— Ко-о! Враг. Узкоштанный… — пронеслось в толпе.

Шаман перевел на него взгляд.

— Зачем приехал? Откуда?

— По делу приехал, — коротко ответил юноша. — Оттуда.

— Э-э… — неопределенно протянул шаман. Айван продолжал:

— Вижу: шатер плохо стоит. Что такое? Заглянул, а там болезней полно. Бегают, кусают внутри сидящих…

— Разве ты видишь сокрытое? — удивился Кыкват. — Шаман ты? Но ведь не шаманская одежда на тебе?

— Загнал болезни на копье, а шатер перенес. — Айван понимал, что шаману не терпится выяснить, кто такой незнакомец, но задавать вопрос прямо вообще неприлично, а для шамана особенно — ведь он может узнать и так, спросив своего покровителя. — Нет теперь болезней в этом шатре. Остались на копье сидеть.

Толпа зашумела. Пришелец говорил удивительные вещи!

— Какомэй! — простодушно вырвалось у Амека, и он приблизился к копью, боязливо его разглядывая, — Кыкват не совладал с этими злыми болезнями, а ты совладал… Здесь они сидят?

— Разве не видишь? — Айван повысил голос. — Смотри, одна к тебе тянется, прыгнуть хочет!

В пляшущем свете костра на копье что-то шевелилось. Амек испуганно отскочил, даже навзничь упал. В толпе вскрикнули. Кыкват взмахнул руками.

— Вижу, смелый человек ты. Даже сокрытое видишь. Откуда приехал, из какого селения? Наверное, оленный ты, кочующий?

— У оленных тоже приходилось жить, — Айван упорно не отвечал, — Вот теперь к береговым приехал.

Амек, отряхнувшись, подошел к нему и бесцеремонно ощупал кухлянку.

— Ге-ге-ге! — загоготал насмешливо. — Сирота это! Разве не видите, какой бедный, какой глупый!

Для старшины все стало просто, и многие жители селения тоже облегченно засмеялись.

— Сирота! — повторяли, хлопая рукавицами. — А говорил, что- сокрытое видит. Бедный глупый сирота.

Громче всех визгливо кричали помощники шамана — Тотто и Какля. Айван посмотрел на них со злобой. Не ведая того, Амек попал в его самое больное место, с тупой проницательностью, присущей обладателям большого живота, сразу угадал нелегкую жизнь сироты. И хоть юноша уже не чувствовал себя сиротой, тоскливые ощущения прошлого вновь нахлынули на него.

В своем селении его так не обидели бы — Айван умел дать отпор острым словцом.

Умению этому от мудрого Ненека научился давно. Насмешливого языка сироты многие боялись.

— Бедный я, это по одежде видно, — заговорил он, когда все отсмеялись. — А разве можешь узнать об уме, взглянув на одежду?

— Конечно, могу, — уверенно заявил старшина. — Умный человек хорошо одет. Разве может человек иметь ум и не иметь хорошей одежды?

— Это верно, — с горечью пробормотал Айван. — Пора бы уже всем бедным поумнеть…

На лицах многих жителей появились насмешливые улыбки. Но старшина воспринял это как поддержку.

— Вот видишь… — Он с трудом прошелся по глубокому снегу. Потом, вспомнив что-то, вдруг спросил:. — Скажи, что тяжелее: ум или глупость?

— Конечно, глупость тяжелее, — ответил быстро юноша, окинув красноречивым взглядом живот старшины. Но тот, ничего не замечая, сам лез в расставленную ловушку.

— Правильно! С умными мыслями очень легко, жить можно! Как до этого додумался ты?

— И ребенок додумался бы. Сколько собак в твоей упряжке?

Не ожидая подвоха, Амек горделиво ответил:

— Моя упряжка самая большая в селении! В ней тринадцать сильных собак!

Айван скромно сказал:

— Вот видишь. А меня легко везут три собаки.

Старшина так и застыл с открытым ртом, словно кто ударил его в лоб.

Первым засмеялся охотник Рымтей, пораженно вздохнув:

— Какой глупый Амек!

И все разом захохотали, затопали ногами.

— Очень глупый! Еле тринадцать собак тащат!

Это было большое умение в споре — победить, даже не оскорбив, высмеять силой мысли. Айван тоже нашел уязвимое место старшины — до сих пор упряжка в тринадцать собак-была его гордостью, его славой, признаком богатства и могущества.

Амек ничего не мог поделать, даже вызвать обидчика на поединок — ведь тот не сказал ничего плохого. Он метался от толпы к Айвану, потрясая кулаками, и от этого смех вспыхивал с еще большей силой.

Все на некоторое время забыли про большое несчастье, про украденное Солнце. Даже шаман смеялся, позвякивая бубном: ведь он был добродушным человеком. Особенно радовалась Аинка — ее глаза блестели от восторга.