Русская идея от Николая I до Путина. Книга III-1990-2000 - Александр Львович Янов

лишь интуитивно и спорили в совсем других, «физических», если хотите, терминах. Не о развале Союза шла поначалу речь, но о ДРУГОМ Союзе. Не о традиционном, то есть, в России имперском Союзе, где Центр тянет к себе налоги со всей страны, а потом распределяет их по своей воле по республикам. Но о таком, где суверенные республики собирают налоги и посылают Центру столько, сколько считают нужным. Такая странная конструкция считалась в ту начальную пору демократической, хотя в США, допустим, штаты и федеральный центр собирают налоги просто отдельно, каждый для себя. Но США не Россия, где вековой страх перед самодержавным Центром затмевал все рациональные соображения.

Как бы то ни было, именно об обновлении Союза шла речь и в той Декларации, которую летописец обозвал «идиотской»: «Верховный Совет полон решимости создать демократическое правовое государство в рамках ОБНОВЛЕННОГО Союза». А потом грянул августовский путч 1991 года. И обнаружилось вдруг, что страхи были не напрасны, что декларации декларациями, а самодержавный Центр ни к какому обновлению не способен, а к САМОВОСПРОИЗВОДСТВУ, наоборот, очень даже способен. Не зря, выходит, Украина приняла свою Декларацию о суверенитете и начала готовить референдум о независимости уже 24 августа, через пять дней после путча. Но в России даже путч не сокрушил мечту об обновлении Союза. «Путчисты сорвали подписание Союзного договора, — сказал 13 сентября на V Съезде народных депутатов РФ президент Ельцин, — но не смогли уничтожить стремление республик построить новый Союз. Необратимым стал лишь развал тоталитарной империи, а новые добровольные, равноправные отношения между республиками выстояли». Вот такой он был «разрушитель Союза».

Другое дело, каким должен был стать этот обновленный Союз-Федерацией или Конфедерацией, сводящей роль Центра к минимуму. Об этом после путча и спорили. Окраины были радикальнее России — Федерацию они теперь отвергали напрочь: либо Конфедерация, либо независимость. Впрочем, еще 12 июня 90-го Ислам Каримов, представляя в Совете Федерации Верховного Совета СССР позицию Узбекистана, заявил: «Наиболее приемлемая форма будущего Союза-Конфедерация… Это должен быть совсем новый Договор и приступить к нему надо немедленно, поскольку завтра может быть поздно говорить и о Конфедерации. Мы видим себя свободной республикой».

Ландсбергис представлял позицию Литвы еще более максималистски: «Будет ли Союз определяться как Федерация или Конфедерация, все равно Литва сохраняет свой путь как субъект МЕЖДУНАРОДНОГО права (в переводе с политкорректного: мы из Союза уходим). Вот что ответил на это «разрушитель СССР» — в реваншистской мифологии-Ельцин: «У нас есть Декларация-мы остаемся в Союзе».

А Горбачев-«президент-резидент», согласно летописцу, разваливший по заданию вражеских спецслужб СССР (на самом деле сохранение Союза было для него вопросом политической жизни и смерти: не сохранив его, он просто лишался должности), неколебимо стоял за Федерацию. Правда, и он готов был уже почти на любые уступки: «Я за Союз Суверенных Государств (ССГ). В рамках такой Федерации готов предоставить республикам РАЗНУЮ СТЕПЕНЬ самостоятельности».

Но было поздно

7 декабря 91-го, выступая в Верховном совете Белоруссии, Ельцин сказал: «Участников переговоров в Ново-Огареве (там обсуждался горбачевский проект ССГ) становится все меньше. Скоро за стол переговоров вообще некому будет сесть». И правда, не соблазняла больше окраины даже «разная степень самостоятельности» в рамках Федерации. Одна за другой склонялись они к идее Ислама Каримова. Помните: «Мы видим себя свободной республикой» (глухим надо было быть, чтоб не услышать, что ключевое слово здесь-«свободной»?) Особенно после референдума 1 декабря, на котором сокрушительным большинством, включая, между прочим, население Крыма и Донбасса, высказалась за независимость от Союза Украина.

Ельцин объяснил, в чем дело: «Всех пугает возможное возрождение Центра в старых формах. Если останется хотя бы небольшой элемент унитарности, есть риск возрождения той системы, которая уже завела нас в тупик». Вековой страх самодержавия, помноженный на совсем недавний путч, чуть было не возродивший Центр в тех самых проклятых «старых формах», подсознательно давил на умы всех участников политического процесса.

Переубедить Горбачева, однако, оказалось невозможно, он заклинился на своем ССГ. Не убедило его даже то, что Нурсултан Назарбаев, президент Казахстана, без колебаний предпочел СНГ (Сообщество Независимых Государств), предложенное Кравчуком, только что избранным президентом Украины, горбачевскому ССГ. Пришлось менять название, по сути, повторявшее выбор Ататюрка, по секрету от Горбачева.

По секрету, но где? Как? Приглашать глав всех республик-Горбачев прознает. Тогда кого? Вспомнили старую, еще декабря 90-го, идею Назарбаева о «союзе четырех республик». Созвонились. Все четверо согласились. Собрались под видом охоты в Беловежской пуще в Белоруссии. Прилетели будто бы в гости к Шушкевичу, главе Белоруссии, Кравчук с Ельциным. Только Назарбаев, восточный человек, решил заехать сначала в Москву, еще раз попробовать переубедить Горбачева. Обещал прилететь завтра. Но если проговорится Горбачеву Назарбаев, завтра могло и не быть. Как меланхолично заметил присутствующим председатель белорусского КГБ Эдуард Ширков-ский: «Достаточно одного батальона, чтобы всех нас тут прихлопнуть». Верховным главнокомандующим оставался все-таки Горбачев. Так велико и страшно было недоверие к Центру, даже горбачевскому. Вот и пришлось первоначально подписывать Договор об образовании СНГ втроем. Без всякой торжественности, в охотничьем домике в заснеженной пуще. Но кто доложит об этом Горбачеву?

Президент Украины Леонид Кравчук, Председатель Верховного Совета Республики Беларусь Станислав Шушкевич и Президент России Борис Ельцин

Кравчук, чувствовавший себя «освободителем Украины», отказался ехать в Москву наотрез: «Зачем? У меня куча дел дома. А директивы мне не нужны». А белорусы прибеднялись: «Мы маленькие, вы большие, вам и решать». Выходило, что докладывать — Ельцину. А он как раз дольше всех колебался. «Нельзя сказать, — свидетельствует Гайдар, присутствовавший при этой сцене, — что у него была какая-то твердая линия, что со всем этим делать, как из этой ситуации выруливать. В то же время ясно было, что тянуть с этим тоже нельзя. Только в последнюю минуту 8 декабря, я думаю, он принял окончательное решение». В отличие от Ельцина, Кравчук был с самого начала категоричен: «Никакого Союза! — заявил он, по словам документировавшего встречу Олега Мороза. — Никакого Союзного Договора! Украина-независимое государство. Все. Оревуар! Адью! Прощевайте!». И, по словам самого Кравчука: «Я был убежден, что Украина завоевала себе право строить свою жизнь самостоятельно».

На следующий день уже в Москве Ельцин позвонил президенту СССР, пост которого они в некотором роде вчера упразднили. Тот, конечно, все знал. Потребовал: «Что вы там натворили? Жду в Кремле». «А меня там не арестуют?» «Ты что, совсем с ума сошел?». Такой вот был финальный диалог.

Последние содрогания

Горбачев, конечно, рвал и метал. Одна бесплодная мысль