Милые обманщицы. Идеальные - Сара Шепард

– И как твоя сестра отнеслась к тому, что ты оказалась в центре внимания? – спросила доктор Эванс. Когда Спенсер удивленно подняла бровь, доктор Эванс пожала плечами и чуть подалась вперед. – Ты никогда не думала, что она может испытывать ревность?

Спенсер с тревогой покосилась на закрытую дверь кабинета. Мелисса сидела на диване в приемной и читала журнал «Путешествия + Досуг». В этот раз она опять записалась на прием сразу после Спенсер.

– Не волнуйся, она тебя не слышит, – заверила доктор Эванс.

Спенсер вздохнула.

– Кажется, она… бесилась, – вполголоса призналась она. – Впрочем, как обычно. Даже когда родители просто задают мне вопрос, Мелисса сразу пытается перевести разговор на себя. – Она уставилась на волнистое серебряное кольцо от «Тиффани», которое носила на указательном пальце. – Я думаю, что она меня ненавидит.

Доктор Эванс постучала по блокноту.

– И ты ведь давно так думаешь, да? Что ты при этом чувствуешь?

Спенсер пожала плечами, прижимая к груди диванную подушку оливкового цвета, сшитую в технике синель[58].

– Наверное, злость. Иногда меня охватывает такое отчаяние, что я готова… ударить ее. Разумеется, я этого не делаю, но…

– … но тебе это принесло бы облегчение, не так ли?

Спенсер кивнула, устремив взгляд на изогнутую хромированную лампу на столе доктора Эванс. Однажды, после того как Мелисса сказала Спенсер, что актриса из нее неважная, Спенсер едва не ударила сестру по лицу. Вместо этого девушка швырнула тарелку из маминого рождественского сервиза от «Споуд» через всю столовую, и та разбилась вдребезги, оставив на стене трещину в форме бабочки.

Доктор Эванс перевернула исписанную страницу в блокноте.

– А как родители смотрят на то, что между вами, сестрами, такая… враждебность?

Спенсер пожала плечом.

– Да они, похоже, ничего не замечают. Если вы спросите мою маму, она наверняка скажет, что мы прекрасно ладим.

Доктор Эванс откинулась на спинку кресла и надолго задумалась. Потом легонько толкнула игрушку на своем столе, и пластмассовая птичка начала размеренно глотать воду из кофейной чашки с надписью: «Я ЛЮБЛЮ РОУЗВУД, ПЕНСИЛЬВАНИЯ» и словом «люблю» в виде сердечка.

– Пока не берусь утверждать, но, возможно, Мелисса боится, что, если родители признают твои успехи, они будут любить тебя, а не ее.

Спенсер наклонила голову.

– В самом деле?

– Может быть. А ты, в свою очередь, думаешь, что родители совсем тебя не любят и вся их любовь достается Мелиссе. Ты не знаешь, как еще конкурировать с ней, и вот тут появляются ее бойфренды. Возможно, дело даже не в том, что тебе нужны ухажеры Мелиссы, скорее ты просто хочешь ей насолить. Звучит знакомо?

Спенсер задумчиво кивнула.

– Может быть…

– Вы обе очень страдаете, – тихо сказала доктор Эванс, и ее лицо смягчилось. – Я не знаю, что послужило толчком к такому поведению – это мог быть эпизод из далекого прошлого, о чем вы уже и не вспомните, – но вы привыкли к такой модели общения, и это будет продолжаться, пока вы не выясните причину, не научитесь уважать чувства друг друга и не изменитесь. Эта модель может повторяться и в других отношениях – ты можешь выбирать подруг и бойфрендов, которые обращаются с тобой, как Мелисса, потому что тебе комфортно в такой динамике, и ты знаешь свою роль.

– Что вы имеете в виду? – спросила Спенсер, обхватывая колени руками. Слова доктора прозвучали как полная бессмыслица.

– Твои подруги, они… всегда в центре внимания? У них есть все, о чем ты мечтаешь, они крутят тобой, как хотят, и ты чувствуешь себя неуютно?

У Спенсер пересохло во рту. Да, когда-то у нее была такая подруга: Эли.

Она закрыла глаза, и в памяти ожил странный эпизод, связанный с Эли, который мучил ее всю неделю. Конечно же, это была очередная их ссора. Спенсер обычно запоминала стычки с Эли куда лучше, чем счастливые моменты их дружбы. Или это был сон?

– О чем ты думаешь? – сразу спросила доктор Эванс.

Спенсер вздохнула.

– Об Элисон.

– А. – Доктор Эванс кивнула. – Тебе кажется, что Элисон такая же, как Мелисса?

– Я не знаю. Может быть.

Доктор Эванс взяла из коробки бумажную салфетку «Клинекс» и высморкалась.

– Я смотрела по телевизору ваше видео. Похоже, вы с Элисон злились друг на друга. Это так?

Спенсер сделала глубокий вдох.

– Вроде того.

– Можешь вспомнить из-за чего?

Девушка на мгновение задумалась и обвела взглядом кабинет. На столе доктора Эванс стояла декоративная табличка, которую она в прошлый раз не заметила, с изречением: «Я ЗНАЮ ТОЛЬКО ТО, ЧТО НИЧЕГО НЕ ЗНАЮ. – СОКРАТ».

– В последнее время, незадолго до своего исчезновения, Элисон стала вести себя… странно. Как будто возненавидела нас. Никто не хотел говорить об этом вслух, но сейчас мне кажется, что она собиралась в то лето порвать с нами.

– И что ты чувствовала? Злость?

– Да. Точно. – Спенсер сделала паузу. – Дружить с Эли было здорово, но нам приходилось многим жертвовать. Чего только мы ни творили, и не обо всем приятно вспоминать. Можно сказать, каждая из нас думала: «Мы идем на это только ради тебя, а ты хочешь нас бросить? Это твоя благодарность?»

– Выходит, ты хотела получить что-то взамен.

– Может быть, – ответила Спенсер.

– Но чувствуешь и свою вину, да? – подсказала доктор Эванс.

Спенсер сникла.

– Вину? Почему?

– Потому что Элисон мертва. Потому что, в каком-то смысле, ты была обижена на нее. Может быть, даже хотела, чтобы с ней случилось что-то плохое, ведь она причинила тебе боль.

– Я не знаю, – прошептала Спенсер.

– И вот твое желание сбылось. Теперь ты думаешь, что отчасти виновата в исчезновении Элисон, и что, если бы ты не желала ей зла, она бы не погибла.

Слезы навернулись на глаза Спенсер. Слова не шли.

– Твоей вины здесь нет, – твердо сказала доктор Эванс, подавшись вперед. – Мы не всегда восхищаемся нашими друзьями. Элисон обидела тебя. И то, что ты плохо подумала о ней, вовсе не означает, что ты стала виновницей ее смерти.

Спенсер шмыгнула носом и снова уставилась на табличку с цитатой Сократа. Я знаю только то, что ничего не знаю.

– У меня в голове постоянно крутится одно воспоминание, – вдруг выпалила Спенсер. – Об Эли. Мы ругаемся. Она говорит о чем-то, будто бы прочитанном мною в ее дневнике – она всегда думала, что я читаю ее дневник, хотя я никогда этого не делала. Но я… я даже не уверена, что этот эпизод был наяву.

Доктор Эванс поднесла к губам авторучку.

– Люди по-разному справляются со стрессом. У некоторых, если эти люди становятся свидетелями какого-то тревожного события или сами совершают неблаговидный поступок, мозг каким-то образом… вычеркивает это из памяти. Но зачастую воспоминания опять начинают пробиваться наружу.

Спенсер почувствовала, как что-то колючее застряло в горле, словно она наглоталась стальной стружки.

– Ничего тревожного не произошло.

– Я могла бы провести сеанс гипноза, чтобы восстановить память.

У Спенсер пересохло во рту.

– Гипноза?

Доктор Эванс пристально смотрела на нее.

– Это могло бы помочь.

Спенсер пожевала прядь волос. Потом кивнула в сторону таблички с цитатой Сократа.

– Что это значит?

– Что значит? – Доктор Эванс пожала плечами. – Подумай сама. Сделай собственный вывод. – Она улыбнулась. – Ну что, ты готова? Ложись и устраивайся поудобнее.

Спенсер послушно растянулась на диване. Когда доктор Эванс опустила бамбуковые жалюзи, девушка внутренне сжалась. То же самое проделывала Эли в ту ночь, в амбаре, перед тем как ее не стало.

– Просто расслабься. – Доктор Эванс выключила настольную лампу. – Почувствуй, как ты успокаиваешься. Постарайся отпустить все, о чем мы говорили сегодня. Хорошо?

Спенсер никак не могла расслабиться. Колени свело судорогой, мышцы дрожали. Даже зубы сцепились намертво. Сейчас она будет ходить туда-сюда и вести обратный отсчет от ста. Она коснется моего лба, и я окажусь в ее власти.

Когда Спенсер открыла глаза, она уже не была в кабинете доктора Эванс. Она стояла возле амбара. Уже стемнело. Элисон смотрела на нее, качая головой – точно так, как в тех коротких эпизодах, что вспыхивали в памяти Спенсер в последнюю неделю. Спенсер вдруг поймала себя на мысли, что вернулась именно в ту ночь, когда пропала Эли. Она попыталась вырваться из этих воспоминаний, но руки и ноги отяжелели и стали совершенно бесполезными.

– Ты пытаешься украсть у меня все, что можно, – говорила Эли тоном до жути знакомым. – Но этого ты не получишь.

– О чем ты? – Спенсер зябко ежилась под порывами холодного ветра.

– Да ладно, не прикидывайся, – ехидно протянула Эли, упирая руки в бока. – Ты ведь читала об этом в моем дневнике? Скажешь, нет?

– Я бы никогда не стала читать твой дневник, – огрызнулась Спенсер. – Мне все равно, что ты там пишешь.