Многослов-2, или Записки офигевшего человека - Андрей Максимов

Еще в начале прошлого века великий англичанин Гилберт Кийт Честертон заметил: «Дело не в том, что мир стал гораздо хуже, а в том, что освещение событий стало гораздо лучше». Уже тогда было понятно: часто мы воспринимаем мир, исходя из того, как нам о нем рассказывают.

Сегодня, говоря про журналистику, мы, как правило, очень быстро начинаем рассуждать про желтую прессу. Не забыть бы при этом, сколь много полезного в мировой истории сделали журналисты. И продолжают делать сейчас.

Во все времена (и сегодня тоже) люди бросаются именно к журналистам, как к последней надежде на спасение.

Когда человек понимает, что не может достучаться в госучреждения, он идет в газеты или на телевидение.

В страшные застойные времена я работал в «Комсомолке». И вдруг там вышла статья Инны Павловны Руденко про то, как парень вернулся с афганской войны инвалидом и ему никто не хочет помогать обустраивать свою жизнь. После этой статьи изменилось отношение к конкретным афганцам. Таких примеров, когда журналистика реально помогала людям, – миллионы и миллионы.

А разве можно забыть подвиг – другими словами не скажешь – журналистов во время Великой Отечественной войны?

И совсем другой пример: «Уотергейт» тоже ведь сделали журналисты. И то, что, скажем, сегодня никто в мире не хочет жить так, как живут в КНДР, – это тоже заслуга журналистов. Если бы не они, откуда бы мы вообще знали про душную корейскую жизнь?

Вообще, если бы не журналистика, откуда бы знали всё? Сегодня модно говорить о том, что печатные СМИ скоро исчезнут. Не знаю. Может быть, история журналистики продолжится в Интернете, но она продолжится непременно! Без этого занятия человечество прожить уже не сможет.

На мой взгляд, журналистика – одно из самых полезных изобретений человечества. Этот вывод для меня столь очевиден, что я даже не хочу его доказывать!

И если в любой стране мира за любым столом любой человек любой национальности, образования и вероисповедания готов сказать свои пару слов «за журналистику» – это свидетельство ее невероятной живучести.

Я уверен, что, прочитав эту главу, вы скажите, что я написал все неправильно. Что надо было написать по-другому и вы, читатель, знаете как. Вы начнете спор про эту самую журналистику, в истории которой много странных метафор и символов, но которая живет и возбуждает споры. Вы начнете учить меня, что надо говорить про то дело, которому я отдал больше тридцати лет жизни. Вы начнете говорить о ней как о чем-то очень важном.

И это – замечательно. Это – самое главное. Ведь только по-настоящему живое дело может вызывать яростные споры. Журналистика – одно из тех изобретений человечества, которое меняется, но не стареет. И в этом есть, конечно, какой-то элемент чуда.

Пожалуй, безусловно, можно утверждать, размышляя про журналистику: она должна действовать в рамках закона. Вот действует ли она всегда в этих рамках – вопрос другой.

А что такое вообще закон как таковой – вопрос третий. Но важный, правда?

Почему бы нам не поговорить про закон, тем более если так удачно за буквой «Ж» сразу следует «З»?

З

Закон

Справедливый закон – это созданный человеком кодекс, который соответствует моральным законам или закону Бога. Несправедливый закон – это положение, которое идет вразрез с законами нравственности.

Закон – это то, что надо соблюдать. Причем, обязательно. Если ты не соблюдаешь закон – значит, ты непослушный гражданин, незаконопослушный. А с непослушными что делают? Правильно: наказывают. Вот и сиди теперь в домике с решетками или плати большой штраф, непослушный ты наш.

Мартин Лютер Кинг все красиво, конечно, сформулировал: проповедник как-никак. Для эпиграфа к главе очень даже годится. Можно поместить эти слова на центральной площади всех городов мира: мол, смотрите, люди, как должно быть, к чему, мол, все мы, называющие сами себя цивилизованными людьми, должны стремиться.

Однако в какое бы время и в какой бы стране ты ни жил, твое, человек, понимание нравственности совершенно не волнует тех, кто призван соблюдать закон. И не приведи Господи, человек, начать кричать: этот закон, мол, безнравственный или, например, глупый… Не для того закон дан, чтобы его обсуждать, но для того, чтобы исполнять беспрекословно. Значение слова «беспрекословно» понятно? Вот и хорошо. А твое, человек, частное мнение по поводу закона никого не волнует – запомни это, пожалуйста, самому будет легче жить. Потому как ежели каждый начнет закон с точки зрения нравственности-безнравственности или умности-глупости обсуждать – любая страна развалится.

Закон происходит от старинного слова «кон», что значит – «начало». (От этого же корня, кстати, возникли слова «искони» и «конец».) Ну и каков же результат наших незамысловатых лингвистических изысканий? Закон – это то, что следует за коном, то есть за началом. Начал любое дело, тут же, будь любезен, утверди правила этого дела, законы, иначе ничего у тебя, дружок, не получится.

Закон – это ограничитель. Ежели люди будут жить без правил, то в стране начнутся анархия и беспорядок.

А что, закон ограничивает и свободу?

Да, закон ограничивает и свободу тоже. Дабы не случилось в стране анархии и беспорядка, в ней устанавливаются определенные правила и среди них – будьте любезны – есть и такие, которые разрешают свободу. Чтобы в стране была не какая-то там сомнительная воля, а законная свобода, утвержденная государством.

Булат Окуджава когда-то писал (цитирую по памяти):

Свобода бить посуду, не спать всю ночь свобода,Свобода выбрать поезд и презирать коней.С тобой нас наделила иронией природа.Есть высшая свобода, и мы идем за ней.

Вот высшая свобода – это, пожалуйста. Бить – не бить свою посуду, спать – не спать по ночам – это прерогатива каждого человека. Но как только ты выходишь из двери своей квартиры, твоя свобода ограничивается законами. Не воспитанием твоим, не твоим пониманием нравственности – безнравственности, а именно – законами. Потому как для одного вполне даже нравственно ударить человека иного цвета кожи, а для другого – вполне нормально изнасиловать девушку, потому что она надела слишком короткую юбку и сама спровоцировала.

В принципе, если бы все люди умели жить по Божьим Заповедям, то никакие больше законы были бы не нужны. Но в мире не только очень много людей, но и очень много богов – поэтому государству приходится брать на себя ограничительные функции.

Человечество очень рано поняло, что без законов жизнь станет беззаконной, то есть случится полная труба. Древнейший свод законов был создан шумеро-аккадским царем Ур-Намму так давно, что это даже невозможно себе представить: в 2064 году до нашей эры. Кстати, правил царь немало – целых 18 лет, что лишний раз доказывает: законы выпускать полезно.

Древнейший свод законов российских сочинил князь Ярослав, который именно за это свое деяние и был наречен Мудрым. Назывался свод «Русская правда», и там очень конкретно было расписано, сколько и за какие преступления надо платить. Не в фигуральном смысле платить, а весьма даже конкретно. «Убьет муж мужа, то мстит брат за брата, или сын за отца, или двоюродный брат, или племянник; если не будет никто мстить, то 80 гривен за убитого, если будет княжеский муж или княжеский управитель; если будет русин, или гридь, или купец, или боярский управитель, или мечник, или изгой, или Словении, то 40 гривен за убитого». То есть за убийство большого начальника – больше денег заплати. Кто спорит – мудро. «Если закуп убежит от господина (не расплатившись с ним за ссуду), то становится полным холопом; если же он пойдет искать денег с разрешения господина или побежит к князю и его судьям с жалобой на обиду со стороны своего господина, то за это его нельзя делать холопом, но следует дать ему суд». Ну и так далее. Конкретно и внятно.

Получается, что первый свод законов российских был, по сути, уголовным кодексом. Законодательство нашей страны началось не с конституции, которая, как мы уже говорили в главе «Государство», довольно общими словами расписывает всеобщие права и обязанности, а с очень конкретных слов: сколько и за какое преступление положено в гривнах. Такая вот «Русская правда».

Хотя ирония, на самом деле, не уместна: «Русская правда» принесла массу пользы. Уничтожила, скажем, кровную месть (об этом Ярослав отдельный параграф написал) и вообще закончила хаос. Для уничтожения хаоса уголовный кодекс, быть может, более важен, чем конституция.

По сути, закон – это свидетельство абсолютной зависимости человека от государства. Закон не приемлет вопроса: «Почему так?» «Потому что так решило государство» – вот и весь ответ. В первых государствах мира, скажем, в Древнем Египте, строй назывался просто и доходчиво – деспотия. Во главе страны стоял фараон – он же сын Бога – и потому все, что он сказал, то и закон. Не обсуждается.