Экипаж Меконга - Е Войскунский

Привалов отложил шабер. Блестящая поверхность металла обнажилась почти повсюду, только в углублениях темнела ржавчина.

Молотком он постучал по углам и по середине.

- Явно пустотелая штука, - сказал он и потряс ящичек около уха. Никакого звука. Или там ничего нет, или что-нибудь плотно набито.

- Борис, ты поосторожнее, - забеспокоилась вдруг жена. - Может быть, это неразорвавшаяся мина?

- Ну что ты! Я не вижу ни одного отверстия для взрывателя или предохранителя. И, судя по вмятинам и забоинам, этой штукой пользовались как подставкой: на пей рубили и сверлили. Если б что и было, она бы давно взорвалась.

- А вдруг она замедленного действия?

Борис Иванович ухмыльнулся:

- Ты напоминаешь мне бабушку из "Детства" Толстого. Помнишь? Она не пожелала выслушать объяснение, что дробь не порох.

- Благодарю за сравнение!

- Да ты не сердись. Понимаешь, ящичек сделан очень давно, тогда не было механизмов замедления. Вообще говоря, я бы мог взять его завтра в институт и между делом легко разобраться, даже не вскрывая его. Можно измерить толщину его стенок ультразвуковым толщемером. Можно взять конвертик с фотопленкой, ампулу с чем-нибудь радиоактивным - мезоторием, например, - и просветить ящичек гамма-лучами. По снимку можно было бы, вероятно, понять, есть ли что внутри.

- Вот и сделай так, - сказала Ольга Михайловна, убирая посуду в шкафчик.

- Э-э, нет! - Привалов зажег газовую горелку. - Старые способы тоже нельзя забывать. Помнишь, у Козьмы Пруткова: и при железных дорогах надо сохранять двуколку.

- А еще у него же сказано: если у тебя есть фонтан - заткни его, язвительно заметила жена.

- Верно, - миролюбиво сказал Привалов. - Мы в расчете за бабушку.

С этими словами он поставил на газ сковородку и положил на нее ящичек.

- Теперь ты будешь его поджаривать?

- Очистительная сила огня! - Борис Иванович перевернул ящичек на другой бок. - Сейчас мы ему прогреем старые ревматизмы... И хорошее настроение не покинет больше нас...

Напевая, он высыпал на блюдечко немного зубного порошка, размешал его с водой и, смочив в растворе тряпку, стал водить ею по стенкам ящичка. Мел, шипя, быстро высыхал на горячем металле. Ящичек стал чисто белым, лишь слегка проступали в углублениях пятна ржавчины.

- А дальше что? - спросила жена, с любопытством наблюдавшая за этими манипуляциями.

- А вот смотри.

Привалов смочил сухую тряпочку керосином и стал отжимать ее на ящичек. Желтые капли, падая на меловую поверхность, мгновенно расходились, пропитывая ее.

- Видишь? Вот тебе старые методы дефектоскопии.

На всех гранях ящичка проступили четкие, тонкие, будто иглой процарапанные линии, образовавшие строгий геометрический узор.

Подняв очки на лоб, Привалов любовно разглядывал стыковые линии.

- Понятно, - говорил он. - Ящик собран, как деревянный, на шипах, под "ласточкин хвост". Края, очевидно, зачеканены, а потом все зашлифовано. Керосин на меловом слое всегда покажет щель, самую тонкую...

- Надеюсь, ты не сейчас будешь его вскрывать?

- Ах да, "Колдунья"... - Привалов поспешно, прибрал со стола и пошел умываться.

- Знаешь, - донесся его голос из ванной комнаты, - надо бы завести в доме телевизор.

- Нет уж, извини. Тогда тебя совсем из дому не вытащишь. У меня на этот счет твердые взгляды.

- Ну-ну... - Привалов вышел из ванной, вытирая руки. - Это очень старый ящичек, Оля. Соединения на шинах характерны для тех времен, когда в технике преобладало дерево и "деревянная технология" переносилась на металл. Мы теперь считаем, что получить точные размеры на дереве невозможно. А в восемнадцатом веке, в начале, Вильгельм де Геннин в своем описании сибирских и уральских заводов писал, что "железо не есть дерево и сделать его ровно, яко стругом строганное, не можно". Этот самый де Геннин...

- А ты мог бы одновременно говорить и одеваться? - мягко опросила Ольга Михайловна. - Удивительно, сколько детского в мужских характерах...

Они вышли из дому. Привалов с удовольствием вдохнул прохладный воздух вечера. После возни с металлом и инструментом он чувствовал себя отдохнувшим, освеженным.

- Борис, - сказала Ольга Михайловна, взяв мужа под руку, - мне кажется, что твое увлечение старой техникой - дело не очень-то современное.

- С чего ты взяла, что я увлекаюсь старой техникой?

- Ты очень любишь рассказывать о ней. И при этом у тебя оживление какое-то особенное... Ведь ты работаешь в новых отраслях техники, ты же не историк и не археолог.

- Ты не совсем права, - задумчиво сказал он. - Просто я считаю полезным знать, как это делалось раньше. Раньше тоже не дураки жили... А кроме того, Оля, в технике иногда бывают вполне закономерные, с точки зрения диалектики, случаи возврата по спирали к чему-нибудь старому. В новом качестве и в новых условиях.

Они свернули на многолюдную, залитую огнями улицу.

- Возьми любой музей, Оля, - продолжал Привалов. - Тебя не поражал огромный контраст между качеством старых орудий труда и качеством произведений этих орудий?

- Нет, - призналась Ольга Михайловна.

- Конечно, ты, как заведующая детской библиотекой, далека от этого... Но помнишь, в Эрмитаже мы осматривали зал средневекового оружия?

- Это где конные рыцари с копьями?

- Вот-вот. Каждая вещь там - произведение искусства. Какая тщательная отделка, сколько блестящей выдумки в каждой детали! Скажу тебе откровенно: если бы мне, инженеру двадцатого века, поручили спроектировать завод по выпуску рыцарских доспехов, я бы сел в калошу, хотя располагаю такими технологическими приемами, о которых наши предки и мечтать не смели.

- Чем же они это делали?

- Чем делали? - переспросил он. - В Эрмитаже есть комплект слесарного и токарного инструмента, принадлежавшего Петру Первому. Инструмент царский значит, хороший, он ведь толк в инструменте знал. Но какое это все тяжелое, грубое и нестойкое, с современной точки зрения! Нынешний хороший слесарь не смог бы работать этим ужасным инструментом.

- Не забывай, что производительность труда была тогда ничтожная, а условия труда адские, - заметила Ольга Михайловна.

- Конечно, так. Но какие были золотые руки и головы! И ведь наша-то техника без них, средневековых умельцев, не могла бы дойти до уровня сегодняшнего дня. Вот почему я отношусь к старой технике с уважением. Ее из потока истории не выкинешь, как и слово из песни... А что касается слесарного ремесла - гарантирую, что и при самом высоком развитии автоматики, через тысячу лет, хороших слесарей будут уважать еще больше, чем теперь!

Рабочий день подходил к концу. В лабораторию вошел Привалов.

- Вы помните, товарищи, - начал он с порога, - помните грязный брусок, который я нашел тогда на толкучке? Вот он в очищенном виде.