Песнь для Лейбовица. Часть 1 - Уолтер Миллер

На третий день пребывания высокого гостя настоятель вызвал к себе брата Френсиса.

Между аббатом и монахом с того памятного дня, когда дом Аркос позволил ему принять обет, установились если и не близкие, то вполне дружеские отношения, и, постучавшись в дверь настоятельской кельи, Френсис уже не трепетал, как прежде.

— Вы посылали за мной, преподобный отче?

— Да, посылал, — кивнул Аркос и ровным голосом спросил: — Скажи, случалось ли тебе задумываться о смерти?

— Очень часто, господин.

— И ты молишься святому Иосифу, чтобы твой смертный час не был тягостен?

— Да, преподобный отче.

— Значит, тебе не хотелось бы лишиться жизни… внезапным образом? Чтобы твои кишки пустили на струны для скрипок? Скормили твои останки свиньям? Захоронили их в неосвященной земле? Как?

— Ой нет, господин мой!

— Я так и думал. Поэтому будь поосторожней, когда станешь отвечать монсеньору Агуэрре.

— Кто, я?

— Ты, ты, — Аркос потер рукой подбородок и погрузился в какие-то явно невеселые раздумья. — Так и вижу перед собой эту печальную картину. Дело о канонизации Лейбовица отправлено в архив. А на одного несчастного брата из нашей обители вдруг падает кирпич. Он, бедный, лежит, стонет, просит причастить его. А мы стоим вокруг, сопереживаем — и священники тоже, — только сделать ничего не можем. И бедолага испускает дух без последнего благословения, без соборования. Придется ему отправляться прямиком в ад. А мы были рядом и ничегошеньки не успели сделать — такая обида.

— Что, п-простите? — пролепетал Френсис.

— Нет-нет, я-то в этом буду не виноват. Мне будет не до твоего причащения, дай Бог уследить, чтобы братия не забила тебя до смерти прямо там же.

— Г-где «там же»?

— Ну, надо надеяться, этого не произойдет. Ведь ты будешь осторожен, верно? Я имею в виду — во время беседы с монсеньором. Иначе я, пожалуй, и сам велю братии добить тебя.

— Да, но…

— Адвокат желает видеть тебя сейчас же. Поумерь свое воображение и следи за своим языком. И пожалуйста, поменьше рассуждай.

— Я думаю, у меня это получится.

— Иди, сын мой, иди.

Френсис очень боялся, когда подходил к комнате Агуэрры, однако сразу увидел, что страхи его необоснованны. Протонотарий оказался учтивым и обходительным старцем, проявлявшим живой интерес к жизни скромного монаха.

После недолгого предварительного разговора монсеньор перешел к той опасной теме:

— Ну а теперь поведайте мне о вашей встрече с персоной, которая, возможно, была самим благословенным основателем вашего…

— Но я никогда не утверждал, что это был Блаженный Лейбовиц…

— Конечно-конечно, сын мой. Вот у меня тут все записано, естественно, понаслышке. Я бы хотел, чтобы вы прочли это и подтвердили или опровергли и в чем-то поправили, — адвокат Лейбовица достал из ящика свиток и протянул его брату Френсису. — Изложено со слов странников. Только вы можете рассказать, как было на самом деле. Я хочу, чтобы вы внимательнейшим образом изучили этот текст.

— Обязательно, мессир. Но ведь все было очень просто…

— Вы прочтите, прочтите. А потом поговорим, ладно?

Свиток был весьма объемистым, очевидно, те, кто разносили слухи, вовсе не считали, что «все было очень просто». Брат Френсис стал читать, ощущая поначалу недоумение, а потом и самый настоящий ужас.

— Вы побледнели, сын мой, — заметил протонотарий. — Что-нибудь вас тревожит?

— Мессир! Но… но все было совсем не так!

— Да? Однако источник этих рассказов, пусть косвенный, — вы сами. А как же иначе, ведь других свидетелей не было.

Брат Френсис закрыл глаза и потер рукой лоб. Он же просто рассказал ту немудрящую историю остальным послушникам, и все. Те долго шептались между собой, пересказывали странникам, те — другим странникам. И в конце концов вот во что это вылилось! Неудивительно, что дон Аркос сразу же запретил обсуждать эту тему. Эх, не надо было вообще рассказывать о паломнике!

— Он сказал мне всего несколько слов. И видел я его только один раз. Он гонялся за мной с палкой, потом спросил, как дойти до монастыря, потом пометил камень, под которым я нашел подземелье. Все, больше я его и в глаза не видел.

— А нимб над головой?

— Не было никакого нимба!

— А хор небесный?

— Нет!

— А розы, распускавшиеся по его следам?

— Да нет же, мессир! Ничего этого не было! — задохнулся монах.

— И своего имени на камне он не писал?

— Бог свидетель, мессир, он нарисовал только те два значка. Я тогда не знал, что они значат.

— Ну что ж, — вздохнул адвокат Лейбовица, — рассказы странников часто страдают преувеличениями. Мне просто интересно узнать, с чего все началось. А теперь расскажите мне по порядку.

Врат Френсис рассказал, много времени это не заняло. Агуэрра, похоже, опечалился. После продолжительных раздумий он взял в руки толстый свиток, похлопал по нему и зашвырнул в мусорную корзину.

— Вот тебе и седьмое чудо, — пробормотал он.

Френсис принялся рассыпаться в извинениях, но адвокат Лейбовица только махнул рукой.

— Не расстраивайтесь. У нас и так доказательств предостаточно. Несколько чудесных исцелений благодаря заступничеству Блаженного. Дела проверенные, задокументированные. На таких обычно и выигрывают процессы о канонизации. Конечно, они не столь поэтичны, как эта история, но, честно говоря, я даже рад, что она не подтвердилась, за вас рад. Иначе адвокат Диавола вас бы просто живьем сожрал.

— Но я никогда ничего такого…

— Знаю, знаю. Все началось из-за убежища. Кстати говоря, сегодня мы его вскрыли.

Френсис просиял:

— Нашли… еще что-нибудь о святом Лейбовице?

— Блаженном, пока еще только блаженном, — поправил монсеньор. — Нет, не нашли. Взломали внутреннюю дверь — пришлось здорово с ней повозиться. Внутри обнаружили пятнадцать скелетов и массу интереснейших вещиц. Судя по всему, женщина, кости которой вы нашли, — а это была и в самом деле женщина, — сумела проникнуть во внешнее помещение, но во внутреннее ее не пустили, поскольку все места там были заняты. Возможно, она погибла бы не сразу, если б не обвал, вызванный разрушением здания, которое находилось на поверхности. Бедняг, засевших в Герметичной среде, просто завалило, они не смогли выбраться. Непонятно только, почему не догадались сделать дверь, открывающуюся внутрь.

— А эта женщина? Она оказалась Эмили Лейбовиц?

Агуэрра улыбнулся:

— Как мы можем это доказать? Не знаю. Полагаю, что Эмили, но, может быть, принимаю желаемое за действительное. Подождем, вдруг еще что-нибудь откопаем. У противной стороны тоже будут свои свидетели, и я не могу делать скоропалительных выводов.