Алексиада - Анна Комнина

Так как их наветы на доместика не произвели впечатления на императора, рабы выбрали безопасное время (дело было вечером) и стали готовить Комниным засаду. Вообще рабы по природе своей враждебны господам, когда же козни против господ им не удаются, они, приобретя власть, выступают против своих сотоварищей-рабов и становятся невыносимыми. Что их нрав и характер именно таковы, Алексей Комнин убедился на примере упомянутых рабов. Ведь они ненавидели Комниных отнюдь не из любви к императору. Борил, как утверждали некоторые, сам мечтал о троне, Герман же был его сообщником и ревностно помогал ему строить козни. Они обсуждали друг с другом свои планы и способы привести их в исполнение {96} и уже открыто высказывали то, о чем раньше говорили вполголоса.

Их беседу подслушал один человек, родом алан, по сану магистр[199], который издавна был близок к императору и принадлежал к числу его домашних[200]. В среднюю стражу ночи[201]он выходит из дворца, бежит к Комниным и сообщает обо всем великому доместику. Некоторые же утверждают, что магистр явился к Комниным отнюдь не без ведома императрицы. Алексей приводит магистра к матери и брату. Выслушав это ужасное известие, они решили сделать явным то, что до тех пор сохранялось в тайне, и с божьей помощью позаботиться о своем спасении.

Когда через день доместик узнал, что войско подошло к Цурулу (это город, находящийся во Фракии), он около первой стражи ночи является к Бакуриани[202]. Этот человек (говоря словами поэта, он «ростом был мал, но по духу воитель великий»[203]) происходил из знатного армянского рода. Алексей сообщает ему обо всем: о ненависти рабов, об их зависти, о давно замышлявшихся против Комниных кознях и об угрожающем им каждое мгновение ослеплении. Алексей говорит, что не следует им как невольникам покорно переносить страдания, но лучше, если нужно, погибнуть в мужественном бою. «Ведь именно так, — прибавил он, — должны поступать великие духом».

Бакуриани выслушал все это. Он понимал, что обстоятельства не позволяют медлить, что надлежит как можно скорее приступить к доблестным делам. Он сказал Алексею: «Если завтра с рассветом ты выступишь отсюда, я последую за тобой и рад буду стать твоим соратником. Если же ты отложишь выступление, знай, я сам тотчас являюсь к императору и, немало не медля, расскажу ему о тебе и твоих сообщниках». На что Алексей: «Я вижу, мое спасение (оно в руках божьих) заботит тебя, я не пренебрегу твоим советом, но для верности обменяемся клятвами». Затем они поклялись друг другу в том, что если бог возведет Алексея на императорский престол, то новый император предоставит Бакуриани пост доместика, которым он сам обладал до того времени.

Выйдя от Бакуриани, Алексей Комнин отправляется к другому славному воину — Умбертопулу[204], сообщает ему о своем намерении, приводит причины, по которым он решил бежать, и призывает стать его союзником. Умбертопул тотчас соглашается. «В моем лице, — говорил он, — ты будешь иметь человека, готового идти за тебя в огонь и воду». Оба эти мужа были преданы Алексею из-за его необыкновенного мужества, {97} ума и других достоинств. Они также очень любили Алексея за его щедрость и за его постоянную готовность делать подарки (а ведь он не обладал избытком средств)[205]. И действительно, Алексей не принадлежал к числу людей хищных, страстно стремящихся к богатству. Щедрость же человека, как известно, оценивается не величиной денежных доходов, а его характером. Человека, который, владея малым, дает в соответствии с тем, что имеет, следует считать щедрым; и мы не отступим от истины, если назовем вторым Крезом, помешанным на золоте Мидасом[206], мелочным человеком, скрягой, скупцом того, кто, имея большое богатство, закапывает его в землю или не предоставляет в надлежащей мере нуждающемуся. Эти мужи давно знали Алексея, как человека, украшенного добродетелью, и поэтому горячо желали вступления его на престол. Алексей же, обменявшись клятвами с Умбертопулом, поспешно отправляется домой и сообщает обо всем своим.

Ночь, в которую мой отец обдумал свой план, была ночью сырного воскресенья[207]. Рано утром следующего дня он со своими сообщниками покинул город. По этому случаю народ, которому нравились решительность и ум Алексея, как бы из самих его дел сплел на своем языке песенку в его честь. Эта песенка удачно начинается с описания замысла этого дела, показывает, как Алексей предчувствовал козни против него и что он предпринял в ответ. Вот текст этой песенки: τὸ σάββατον τῆς τυρινῆς χαρὰ ’στ’ ’Αλέξιε ἐνόησές το ιαὶ τὴν δεευέραν τὸ πρωὶ ὔπα καλῶς γεράκιν μου[208].

Смысл этой певшейся повсюду песенки такой: «В сырную субботу, слава твоему быстрому уму, Алексей! А на следующий после воскресенья день, ты, как летающий высоко сокол, улетел от злоумышляющих против тебя варваров».

5. Еще до всех этих событий мать Комниных Анна Далассина обручила дочь старшего из своих сыновей Мануила с внуком Вотаниата. Опасаясь, как бы его наставник, узнав об их замысле, не донес о нем императору, она придумывает превосходный план. Анна, которая вообще охотно посещала святые храмы, приказывает всем собраться вечером якобы для того, чтобы идти молиться в святые божьи церкви. Все происходит согласно ее приказу. Все, как и обычно, пришли, вывели из конюшен лошадей и сделали вид, что надевают на них подходящие для женщин седла. В это время внук Вотаниата вместе со своим наставником спал в отведенных им особых покоях.

В первую стражу ночи Комнины закрыли ворота; готовые уже вооружиться и выступить на конях из царственного го-{98} рода, они вручили матери ключи и бесшумно закрыли двери дома, в котором спал Вотаниат — жених ее внучки; при этом они неплотно сдвинули створки, чтобы стуком не разбудить спящего. Во всех этих приготовлениях прошла большая часть ночи. Раньше чем пропели первые петухи, они распахнули ворота, взяли с собой мать, сестер, жен и детей и все вместе пешком добрались до площади Константина[209]. Оттуда, попрощавшись с женщинами, они быстро побежали к Влахернскому дворцу[210], а те поспешно отправились к храму великой Софии[211].

В это время проснулся наставник Вотаниата. Узнав о случившемся, он с факелом в руках отправился за беглецами и немного не доходя храма Сорока святых[212] настиг их. Увидев {99} его, Далассина, мать благородных сыновей, сказала: «Мне стало известно, что нас оговорили перед императором. Я иду в святую церковь, чтобы воспользоваться, пока это возможно, ее убежищем. Оттуда на рассвете я отправлюсь в императорский дворец. Поэтому иди и, когда стражи будут открывать ворота, сообщи им о нашем приходе». Наставник тотчас отправился согласно приказу, а беглянки поспешили к церкви святителя Николая, которую до сих пор обычно называют «Убежищем»[213]. Этот храм расположен вблизи Великой церкви и был когда-то давно сооружен для спасения обвиняемых. Он являлся как бы частью большого святилища, и наши предки, как я думаю, построили его для того, чтобы всякий подвергшийся обвинению, если он только успел войти в храм, освобождался от наказания, полагающегося ему по законам[214]. Ведь древние императоры и кесари с большой заботливостью относились к своим подданным. Сторож храма сразу не открыл им двери, а стал выяснять, кто они и откуда пришли. Один из находившихся с ними слуг ответил: «Это женщины с Востока, они истратили все свои средства и, желая вернуться домой, спешат совершить преклонение». Сторож сразу же отворил ворота и позволил им войти.

На следующий день самодержец созвал синклит и, уже зная о поступке Комниных, выступил против них с соответствующей речью и обрушился с нападками на доместика. В то же время он посылает к женщинам двух человек: Страворомана[215]и некоего Евфимиана и призывает беглянок явиться во дворец. Но Далассина ответила посланцам императора: «Передайте самодержцу следующее: дети мои — верные рабы твоей царственности, они ревностно служат тебе во всем, не жалеют ни души, ни тела и всегда готовы на любой риск ради твоего владычества. Однако зависть людей, которые не выносят расположения и заботы, проявляемых к моим сыновьям твоей царственностью, ежечасно подвергала их большой опасности. Поэтому, узнав, что злоумышленники решили выколоть им глаза, они, не желая подвергаться столь несправедливому наказанию, ушли из города. Они сделали это не как мятежники, а как твои верные слуги, которые избегают нависшей над ними опасности, вместе с тем сообщают твоему владычеству о кознях против них и просят помощи у твоей царственности».

Послы с большой настойчивостью продолжали звать Анну с собой. Тогда эта женщина пришла в негодование и сказала им: «Позвольте мне войти в божью церковь и помолиться. Ведь нелепо было бы, достигнув ворот церкви, не войти в нее и не воспользоваться заступничеством непорочной владычицы — {100} божьей матери перед богом и душой императора». Послы уважили законную просьбу этой женщины и позволили ей войти.