Гримпоу и перстень тамплиера - Рафаэль Абалос

— Это так, но, по крайней мере, Бог служит утешением моему незнанию.

— Зато незнание не мешает вам признать несостоятельность ваших доводов, — произнес Гримпоу, понимая, что говорит не сам, а что-то внутри него.

По глазам монаха видно было, что брат Ринальдо утомился: и то сказать, уже более двух часов они наблюдали звезды, и оба закоченели от холода и сырости, а роса пропитала их шерстяные накидки.

Возвращаясь в аббатство, Гримпоу думал о том, что всем, что изучил в библиотеке, он обязан брату Ринальдо, а также необъяснимому влиянию камня. Брат Ринальдо, несомненно, был человеком сведущим, хотя и застрял в прошлом, как баркас, севший на мель в иссохшей реке. Однако знания, полученные Гримпоу во время занятий в библиотеке, подтверждали, что представления человечества о природе и космосе со временем меняются, от религии и суеверий к науке и торжеству разума, у которого нет границ, как и у воображения.

— Возможно, ты прав, — признал брат Ринальдо, — разум и воображение человека поистине удивительны. Без них человек не сумел бы ничего узнать о себе и о вселенной. Лиши человека сновидений и фантазий, и перед тобой окажется самое тупое, самое примитивное из всех существ Земли.

Той ночью Гримпоу долго не мог заснуть. Когда инквизитор Гостель покинул аббатство, Гримпоу занял кровать в комнате для послушников. Когда он улегся, все уже спали, ведь совсем скоро снова зазвонят колокола, созывая к утренней молитве. В тишине Гримпоу съежился под одеялом и начал вспоминать все, что с ним случилось с того дня, когда он нашел мертвого рыцаря и таинственный амулет. Сейчас он знал намного больше не только о природе и Вселенной, но и о загадочном камне, висевшему него на шее. Он пришел к выводу, что этот чудесный камень древнее, чем кто-либо способен представить; его передавали из поколения в поколение в абсолютной тайне, пока он не оказался в руках рыцаря. Гримпоу сомневался, был ли этот рыцарь на самом деле тамплиером, в чем убеждал настоятеля инквизитор. Юноша был более чем уверен, что на самом деле погибший — некий мудрец, чуждый оружия, войн и религий. Однако история о девяти рыцарях Храма Соломона и о найденном ими ценнейшем предмете выглядела вполне правдоподобно; этот предмет был затем тайно доставлен во Францию, как и рассказывал брат Ринальдо. Камень, принадлежавший сейчас ему, определенно имел какую-то связь с той находкой, в этом юноша был уверен; вот только какую? Очевидно, что папа и король Франции хотят заполучить этот камень любой ценой, готовы даже пойти на убийство. В своих мыслях Гримпоу пришел к заключению, что философский камень, который алхимики пытались получить в лабораториях, — то же самое, что и его камень. Хотя легенды и манускрипты, говорившие о lapis philosophorum, скорее всего, суть искажения истинной истории о камне мудрецов, которым владели маги Вавилона, египетские жрецы и чародеи Греции более тысячи лет назад. После всех этих размышлений оставалось лишь проверить, может ли камень превратить свинец в золото, и однажды, когда брат Асбен был на вечерне, юноша провел опыт.

В тот день брат Асбен показал ему один из многих методов алхимического процесса, воспользовавшись старым текстом под названием «Physika kai Mystika», который приписывали греческому мудрецу по имени Демокрит. Монах разложил текст на столе и следовал его указаниям.

— Представим себе, что мы в Древней Греции, входим в лабораторию знаменитых алхимиков, — сказал брат Асбен, подготавливая печь и колбу, в которой намеревался совершить превращение.

Затем взял с полки стеклянные фиалы и достал по толике свинца, олова, меди и железа.

— Эти металлы останутся, если отнять от числа известных семи два благородных, золото и серебро, и хрупкий металл для превращений — ртуть.

Брат Асбен поместил металлы в колбу, и под действием тепла они начали плавиться, превращаясь в черноватую смесь, совсем не похожую на металл. От колбы исходил сильный запах чего-то паленого.

— Мы смешали металлы, получив густую жидкость, которую алхимики называют «первоначальной материей», — она черна, как ночь, рождающая день…

— И как мрак неба, рождающего свет, — закончил Гримпоу, вспоминая текст послания в запечатанном письме погибшего в горах рыцаря.

— Именно так, меня радуют твои познания, — одобрил аптекарь, не ведая, что Гримпоу говорит совсем о другом, и продолжил: — А теперь мы добавим к нашей смеси немного серебра.

С этими словами монах взял другой пузырек, крошечной латунной ложечкой зачерпнул немного серебряной пыли и всыпал ее в колбу, медленно перемешивая.

— Подождем, пока серебряное зернышко не принесет плоды во чреве колбы, как семя розы приносит плод, превращаясь в цветок, и тайное станет явным, а покуда будем думать о семени, дающем жизнь неживому, и добавим немного того странного металла, который не жидкость, не твердая масса, зато способен просочиться во все.

— Ртуть, — подсказал Гримпоу, и брат Асбен подпрыгнул так, будто Гримпоу выкрикнул проклятие.

— Правильно, Гримпоу, — удивленно согласился аптекарь, поморщился и погрузил тестообразную массу из колбы в раствор ртути. — Неплохо бы добавить немного плавленого олова и несколько граммов мышьяка, чтобы выбелить нашу массу.

Гримпоу наблюдал за тем, как черноватая бесформенная масса, с которой брат Асбен начал алхимический процесс, медленно превращается у него на глазах в брусок серебра, который рос постепенно, как поднимается хлеб, когда в тесто добавляют дрожжи.

— Это серебро, несмотря на свой благородный вид, так же фальшиво, как Иуда, но оно могло бы ввести в заблуждение самого папу в его авиньонском дворце, — с улыбкой промолвил монах, явно гордый тем, сколь удачным оказалось превращение.

Длинными тонкими щипцами он достал из колбы брусок серебра и поместил его в лохань с холодной водой, отчего в воздух взметнулся фонтан пара. Брат Асбен завернул охлажденный слиток в хлопковое сукно и принялся вытирать его досуха.

— Остается попытать удачу с кульминацией, — сказал монах со вздохом. Он добавил немного золота и положил серебряный слиток в theion hydor, другими словами в «священную воду», которую многие алхимики зовут «водой богов».

— Фальшивый серебряный слиток станет настоящим золотом? — спросил Гримпоу, не в силах поверить, что брат Асбен сумел получить в лаборатории подлинный философский камень.

Аптекарь между тем не спешил, действовал вдумчиво: заново поместил серебряный слиток в колбу, добавил щепоть золотой пыли, которую достал из маленького мешочка, припрятанного в одном из ящиков его стола.

— Если я добьюсь желаемого, долив необходимое количество священной воды, тогда, наверное, можно будет считать, что я совершил чудо, потому что до этого у меня получалась лишь желтоватая настойка, которую ни за что не выдать за золото даже несмышленому младенцу. По правде сказать, во время одного из моих опытов создания священной воды у меня получилась зеленоватая настойка, такая вкусная и полезная, что брат Бразгдо назвал ее настоящим эликсиром жизни.

Гримпоу вспомнился рассказ Ринальдо Метца о пристрастии брата Бразгдо к настойкам, вину и пиву. Между тем брат Асбен взял объемный дистиллятор со скамейки у ближайшего стола и поставил его на другой очаг. Затем влил в дистиллятор бутылку уксуса и потихоньку, пока уксус закипал, добавил извести, несколько кристаллов серы, лимонных корок, пчелиного меда, острого перца, мускатного ореха и сандала, отчего лаборатория наполнилась приятным, усыпляющим ароматом.

Ожидая, пока священная вода приобретет необходимые характеристики и произойдет чудо окончательного превращения серебра в золото через дистилляцию, брат Асбен рассказывал Гримпоу, что старинный алхимик Зосим получал чудодейственную воду дистилляцией куриных яиц. Он признался, что пытался это повторить, но у него получалось лишь сварить яйца, как делает брат Бразгдо у себя на кухне, оставляя их кипятиться в водяной бане, придуманной еврейкой Марией, которой приписывают мудрость и изобретение дистиллятора, с чьей помощью ей удалось добыть философский камень более семи веков назад.

— Сейчас я уверен в том, что яйца, о которых говорил Зосим, не более чем символ, смысл которого был известен лишь ему самому и его ученикам, — добавил монах.

Об этом Гримпоу уже знал, так как манускрипты, прочитанные им в библиотеке, полнились упоминаниями о символических образах, олицетворяющих алхимический процесс: солнце, луна, планеты, возлюбленные, драконы и змеи. Сама эмблема алхимиков представляла собой змею, кусающую себя за хвост, и носила имя Уроборос; точно такая метка была на шее коня тамплиера, погибшего в горах, и на его золотой печатке.

Когда священная вода освободилась от всех нечистот, маленький аптекарь вылил в сосуд жидкость из дистиллятора и с торжественным видом положил в нее кусок серебра.