Гримпоу и перстень тамплиера - Рафаэль Абалос

— Я думал, что инквизитор Гостель забрал этого жеребца с собой, — сказал Гримпоу, ожидая, что Кенсе наконец произнесет хоть слово.

Но Кенсе всего лишь показал на задние ноги жеребца, и юноша увидел, что они перевязаны бинтами. Гримпоу подумал, что, поскольку к тому времени еще не исцелились раны от зубов диких зверей, напавших на жеребца в долине, Гостель вынужден был оставить животное в стойле аббатства. Юноша решил попросить у брата Ринальдо разрешения вывести коня на прогулку, как только утихнет снежная буря, и поблагодарил Кенсе, что тот привел его сюда. Служка довольно заулыбался и что-то неразборчиво пробормотал, а затем потянул Гримпоу за рукав куртки, настаивая, что пора идти дальше. Гримпоу понял, что служка хотел показать ему не жеребца погибшего рыцаря, а нечто другое.

Кенсе прошел до конца стойла, где своей вершиной гора соломы упиралась в массивные балки потолка. Он отодвинул солому в сторону и расчистил проход, так что стало видно темное и глубокое отверстие, похожее на высохший колодец. Служка с легкостью забрался внутрь, маня за собой Гримпоу. Юноша знал, что ему нечего бояться этого великана с уродливым лицом и душой ребенка, поэтому и последовал за ним без всяких сомнений. Отверстие закрылось над их головами, и они спустились в кромешной тьме по железной лестнице, прислоненной к краю потайной дверцы. Достигнув дна колодца, Кенсе пробрался на ощупь в угол и зажег факел, в свете которого они увидели узкий туннель. В конце длинного подземного коридора открылся просторный грот, через который бежал ручеек с темной водой, стены были скалистые, а остроконечные сталактиты блестели, подобно прозрачным моллюскам в лучах луны.

Кенсе направился к предмету, напоминавшему очертаниями старинный деревянный сундук, и подозвал Гримпоу. Он отдал юноше факел и отодвинул крышку сундука, будто намереваясь найти ценное сокровище, уже много веков спрятанное в этом подземном гроте. Гримпоу приблизил свет факела к сундуку и окаменел, увидев великолепный клинок, лежавший на аккуратно сложенных нарядах какого-то рыцаря. Гримпоу спросил Кенсе, знает ли он, кому принадлежит меч, но служка лишь пожал плечами и улыбнулся, открыв беззубый рот. Гримпоу сразу же пришла в голову мысль, что, возможно, эту одежду брат Ринальдо носил, когда много лет назад пришел в аббатство Бринкдум, чтобы отринуть орден Храма и скрыться в одиночестве гор. Рукоять клинка была выполнена из золота и усыпана драгоценными камнями, похожими на те, что украшали кинжалы из дорожной сумки погибшего рыцаря. На клинке был выгравирован круг, посредине — красный восьмигранный крест, а в центр креста, образованного рукоятью и острием, был вставлен небольшой медальон, изображающий всадника, скачущего галопом и поднимающего в воздух копье. Гримпоу отдал Кенсе факел и взял тяжелый клинок в руки. Дотронувшись пальцами до рукояти, он сразу ясно увидел череду изображений, на которых появлялся брат Ринальдо Метц. Лицо его пряталось за забралом шлема, он был одет в чешуйчатую кольчугу и белую накидку с большим красным крестом, вышитым в верхней части груди, того же цвета, что и крест на плече. Юноша увидел тот же крест на длинном щите и на гарде клинка. Рыцарь вздымал черного боевого коня, сражался среди толпы детей и женщин, убегавших с криками, окутанных языками пламени, среди тех, кому воин, не зная жалости, отсекал головы мечом, опьяненный кровью, ненавистью и яростью. Гримпоу, не в силах вынести это ужасное зрелище, полное крови и смерти, закрыл глаза и бросил меч на пол, к сильному изумлению Кенсе, на него ошеломленно и испуганно, как будто ребенок с картинки, погибший во время страшной бойни.

День после бури был ясным и светлым, несмотря на холод. Вершины гор четко вырисовывались на горизонте подобно заостренным клыкам, будто желавшим пронзить небо, а в самой вышине солнце вальяжно перемещалось в своем вечном странствии от востока к западу. Снег тяжелым бременем лежал на елях, наклоняя их ветви, а ближе к югу, рядом с водопадами, косяк грифов выписывал причудливые спирали над долиной, предвкушая богатое пиршество из падали.

Гримпоу сказал брату Ринальдо, что пойдет в стойла поухаживать за раненым конем тамплиера, и покинул аббатство после того, как монахи отправились в трапезную. Главные ворота были закрыты, но Кенсе подсказал ему, как можно попасть на огород и на ферму, а оттуда достаточно было перепрыгнуть через маленький заборчик, чтобы оказаться за пределами аббатства. Гримпоу нес с собой кинжал погибшего рыцаря, спрятанный под меховой накидкой, и переживал страстное желание узнать, вернулся ли Дурлиб к разветвлению дороги, чтобы забрать закопанный мешочек с сокровищами. Оставалось только спуститься с холма, заваленного снегом, у подножия которого проходила извилистая дорожка. Крест был уже близко, совсем скоро юноша увидел его в просвете между елями. Когда он слезал с лошади, погрузившись по колено в снег, его внимание привлекли многочисленные волчьи следы. Изголодавшиеся стаи зимой часто спускались с гор в поисках добычи в деревнях, особенно после сильных снегопадов вроде того, что случился в последние дни. Гримпоу с грустью вспомнил о своем луке и колчане, но, покидая аббатство, он даже и не подумал забрать их из гостевой комнаты.

Основание камня, над которым возвышался дорожный крест, было засыпано снегом, Гримпоу пришлось сгребать его руками, так что он скоро уже не чувствовал пальцев от сильного холода. Затем он вытащил кинжал и начал копать землю, чтобы добраться до мешочка. Отыскать его труда не составило, но, увидев мешочек на том же месте, где они с Дурлибом оставили сокровища, юноша вдруг почувствовал, что сердце у него замерзает, как окоченело сердце рыцаря, погибшего в горах. Поскольку мешочек лежал на месте, было очевидно, что Дурлиб не вернулся забрать его, а из этого следовало, что он действительно умер, сорвавшись с обрыва, в чем инквизитор Гостель уверял настоятеля. Гримпоу позволил себе крик, выплеснувшийся подобно потоку, вырвавшемуся из берегов, крик, который долгое время сдерживал в аббатстве, питая надежду, что Дурлиб все еще жив. Он вспомнил тот день, когда познакомился с ним в таверне своего дяди Фельсдрона и решил убежать, чтобы увидеть мир, и как совсем скоро Дурлиб заменил ему отца, такого, какого он всегда мечтал иметь. Тот отец, которого Гримпоу знал в детстве, умер несколькими годами раньше в деревне Обернальт и был драчливым пьяницей, дурно обращавшимся с женой и обижавшим сына и дочерей, дышавшим на них прогорклым вином.

Но когда, не унимая слез, Гримпоу вытащил мешочек из ямки и открыл его, он увидел, что внутри нет ни серебряных монет, ни драгоценностей мертвого рыцаря. Замерзшими руками он снова и снова ощупывал кожаный мешочек, дабы убедиться, что глаза его не обманывают, и наткнулся пальцами на веточки розмарина, которых раньше там не было. У него вырвался радостный крик, который эхо унесло далеко за горы. И он снова крикнул, так громко, что если Дурлиб еще прятался в соседних лесах, то наверняка услышал бы. Теперь у Гримпоу не осталось ни единого сомнения в том, что его друг жив. Об этом говорили веточки розмарина, найденные в мешочке. Дурлиб должен был помнить, что это амулет, который юноше повесила на шею мать, когда он был еще ребенком, и превратил веточки в своего рода метку. Сам того не ведая. Дурлиб создал для них двоих несложный тайный язык. Дурлиб знал, что Гримпоу поймет, только он догадается, что никто, кроме него, не мог положить эти веточки в мешочек, забрав драгоценности и серебряные монеты. Гримпоу взял запечатанное письмо и золотую печать, оставленные Дурлибом, и снова закопал пустой мешочек в ямке. Он был уверен, что Дурлиб вернется, чтобы удостовериться в том, что Гримпоу получил его послание, но чтобы он не сомневался, кто это был, юноша положил в мешочек камушек, похожий на тот, что принадлежал мертвому рыцарю. Так Дурлиб точно поймет его послание и не замедлит вернуться в аббатство, чтобы снова встретиться с ним.

Так сильна была радость Гримпоу, что, едва вернувшись в аббатство, он побежал на кухню, чтобы сообщить брату Ринальдо добрую весть. К его удивлению, брат-повар уже все знал.

— Но откуда? — изумился Гримпоу.

Монах поднес ко рту половник, отведал капельку и положил обратно в кастрюлю с супом, кипевшим на огне.

— Дурлиб приходил сегодня утром после молитвы третьего часа, когда все монахи были заняты своими делами, а ты занимался с братом Ринальдо в библиотеке, — сказал он так, будто ему было тяжело об этом упоминать.

— А почему ты мне не сказал? Ты как никто другой знал, как я хочу его видеть! — яростно упрекал Гримпоу, заметив, что брат Бразгдо смотрит в пол.

— Дурлиб просил меня не говорить тебе, что он здесь, пока снова не уйдет, — сказал повар огорченно. — Он подумал, что будет лучше, если ты его не увидишь.