Крепкий Турок. Цена успеха Хора Турецкого - Михаил Марголис

Вместе с официальным статусом к Московскому камерному еврейскому хору пришли и гарантированные муниципальные зарплаты. «Нам выделяли какие-то деньги, мы за них расписывались в ведомости, — подчеркивает Михаил. — Только по этой ведомости жить нельзя. Пришлось решать знакомую проблему — как прокормиться. И я придумал свой перфоманс. Стал дирижером, развернувшимся к залу, фактически фронтменом. Муниципальный хор продолжил превращение в арт-группу…»

За стремление к процветанию и популярности своего проекта Турецкому пришлось (да и сегодня порой приходится) выслушивать упреки и мирится с непониманием тех, кто в общем-то близок ему по духу и профессии. Любимый профессор Семенюк однажды назвал его «делягой», узнав, что «Миша делает эстраду», вместо того чтобы продолжать совершенствоваться, как академический дирижер. Тот же Кобзон, после первых поп-опытов Турецкого, с иронией оценивал отход его хора от еврейских традиций, а главный московский раввин Пинхас Гольдшмидт и вовсе отлучил солистов камерного еврейского хора от синагоги, узнав, что те в шабат выступали в консерватории. Хотя, скорее, это был формальный повод. Независимая концертная деятельность и периодические приглашения группы Турецкого на «корпоративы», где парни исполняли даже «Мурку», давно раздражали высокое столичное еврейское духовенство.

«Наш коллектив к концу 1990-х перерос свое первоначальное предназначение, — утверждает Михаил Кузнецов. — Из-за этого увеличивались противоречия и дистанция с синагогой. Мне, например, тот „конфликтный“ концерт в консерватории, да еще и на 8 марта, показался замечательным. Никто из нас тогда и не задумался: в шабат предстоит петь или нет. Миша в таких случаях произносил любимую фразу: „Мы не так богаты, чтобы быть настолько религиозными“…»

Забавно, что в похожем, слегка отчужденном положении хор Турецкого оказался впоследствии и на эстраде. «Мы вроде бы приблизились к этому миру, — рассуждает Михаил, — но все же не смешиваемся с ним, даже непроизвольно дистанцируемся от него. У нас свой путь, своя публика, часть которой лишь иногда совпадает с публикой других поп-артистов. Более того, наш проект не часто и причисляют к шоу-бизнесу. Мы как бы за его пределами. Отдельное явление».

13 глава

От молитв к шлягерам

На стыке тысячелетий у проекта Турецкого складывалась на редкость эклектичная судьба. В ней переплетались Америка и Россия, духовность и конъюнктура, официоз и независимость. После беседы президента Российского еврейского конгресса, магната Владимира Гусинского с Пинхасом Гольдшмидтом, коллективу Михаила Борисовича вновь дозволили выступать в московской синагоге, но вскоре хор окончательно ее покинул уже более естественным, не скандальным образом, просто потому, что его целиком поглотила самостоятельная концертная практика. Еще некоторое время группу поддерживал Иосиф Кобзон через свои коммерческие структуры. В 2000-м Московский камерный еврейский хор удачно гастролировал с мэтром в Израиле. Причем не в качестве подпевающего ему состава, а занимая с собственной программой целое отделение концерта. В Майами, где Турецкий и компания оставили наиболее глубокий след, в течение нескольких лет отмечали 6 февраля День Московского камерного еврейского хора. «Кажется, нам еще присвоили звания почетных граждан Майами, — вспоминает Турецкий. — Местный мэр являлся нашим поклонником».

Интенсивная событийность жизни требовала от Михаила соответствующей мобильности. Он мыслил и действовал, подобно шахматисту, продумывающему свою партию на несколько ходов вперед. Его проект стремительно видоизменялся, форма и материал, которые должны были «выстрелить» на широкую аудиторию, почти определились. В 2000-м группа колесила уже по всему миру, включая Австралию, а в Москве она, благодаря расположению и гостеприимству Геннадия Хазанова, вышла на сцену возглавляемого им Театра эстрады с сольным представлением «Еврейские песни о главном», которое вскоре стала давать по два раза в месяц. В самом названии программы, переиначивающем главный музыкальный телевизионный тренд того времени «Старые песни о главном», раскрывался генеральный метод вторжения Турецкого в поп-культуру. Слегка игривое использование готовых хитов, подача их в адаптированном академическом исполнении.

Как любой пограничный продукт, балансирующий на стыке жанров и при малейшей неточности, сваливающийся в кич или ширпотреб, затея Турецкого предполагала наличие высокого профессионализма и вкуса у исполнителей (с этими компонентами проблем у хора не было) и возникновение двойственной реакции на проект со стороны различных зрительских категорий. В том же 2000-м русскоязычный американский журнал «Теленеделя» довольно точно подметил достоинства и противоречия удивительного хора: «Подобный коллектив слишком демократичен для богатых религиозных организаций и более чем академичен для любителей „попсы“. Однако это обстоятельство идет только на пользу Турецкому — сам собой снимается вопрос о поисках имиджа. Руководитель хора предстает бескомпромиссным профессионалом, готовым любой жанр представить на самом высоком музыкальном уровне».

«С моей, дирижерской точки зрения, Миша — это, конечно, не Минин, не Семенюк, не Певзнер, — оценивает Плисс. — Но может, он потому и не такой, что коммерческий успех любого музыкального проекта ныне невозможен без элементов шоу. И вот это точное чувствование конъюнктуры у Турецкого есть. Он — талантливый парень».

«Коль мы полезли на территорию шоу-бизнеса, — рассуждает Кузнецов, — то надо понимать: здесь необходим правильный маркетинг. Миша оказался человеком, тонко разбирающимся в рынке. Он умело нас всех и себя продает. Турецкий видит происходящее иначе, чем мы. Сколько было примеров, когда он принимал какие-то, вроде бы странные, даже шокирующие решения, но они срабатывали. Например, в выборе репертуара».

«Турецкий не просто музыкант, это бизнесмен-музыкант, — утверждает Тулинов. — Оказавшись в столь не творческой, а скорее пред при нимательской среде, как шоу-бизнес, он, естественно, и на „грабли“ наступал, и ошибки совершал. Все интуитивно. Но он решительно взял на себя ответственность и до сих пор ее сохраняет за стольких людей в хоре, с их женами, детьми. Всех надо, что называется, поить-кормить.

С годами он реже стал расслабляться, превратился в трудоголика. Хотя и раньше тоже не ленился. Но проще все было. Репетировали мы часов пять в день и расходились по домам. Что Турецкому еще делать? Концертов нет, офиса нет. А где-то к 2000-му все здорово поменялось, другие площадки, доходы, популярность… Потребовалось новые навыки приобретать. Как говорит сам Миша: не в семье лордов родился.