Мои персонажи - Екатерина Индикова

могильных плит. О заброшенном кладбище, как и обо всех окрестных чудесах, она слышала, разумеется, от деда, но никогда здесь ничего не рассматривала. Было жутко. От осознания причастности ко всей этой истории, которую начала писать, судя по всему, вот эта женщина, которая теперь лежит в могиле на чужой земле.

– Какая красивая – Вэл погладила полу стершееся изображение наразбитом надгробии. – Видимо, кто-то поначалу ухаживал за могилой. – Красивая и несчастная. Что мне делать, Психея К.? Бежать? Куда? К нему?

* * *

– Мальчик, Данко! Просыпайся. Ты в безопасности. Ал, принеси-ка воды.

– Ба, а думаешь, маме понравится, что незнакомый студент, которого разыскивают ограничители, лежит в нашем блоке?

– Уверена, не понравится. Мария скоро придет, и надо что-то делать.

– А по мне круто! Мы с тобой, как шпионы-укрыватели! – глаза Альберта светились от восторга. Он впервые видел поверженного героя. Тот был похож на рыцаря из английской книжки, которую они с Ба контрабандой пронесли в блок. Ма, разумеется, изъяла бы «эту вредную чушь». Вот она! «Айвенго».

– Да уж, точнее не скажешь. Только это не приключенческий роман. Укрыватели. Преступники. Ты принес воды?

– Ага!

Данко застонал и открыл глаза, сквозь мутную пелену вырисовывался незнакомый силуэт. Черноволосый кудрявый мальчик. Взгляд опустился на ладонь, протягивающую стакан воды. Данко протянул свою, взял стакан и стал жадно пить. Закашлялся, расплескав воду на рубашку.

Альберт рассмеялся.

– Ал, прекрати, у нашего гостя был ужасный день.

– Простите, мне очень неловко, но не могли бы Вы сказать, где я, и кто вы?

Анна опешила.

– И кто я… – Данко вытер вспотевший лоб.

Альберт решил, что настал его черед помочь герою, попавшему в трудное положение. Он оперся ногой о ножку кровати, открыл книгу и на манер герольда провозгласил: – Ты доблестный рыцарь Айвенго, не пощадивший себя ради спасения своего друга и господина Ричарда Львиное сердце! Ты храбрый воин, Айвего! – Анна, наконец, пришла в себя.

– Альберт, ну-ка прекрати! Не время шутить.

Данко недоверчиво разглядывал странную парочку – пожилую и благородно красивую женщину с теплой улыбкой и кудрявого подростка, судя по всему, ее внука.

– Хотел бы я тебе верить парень, только вот Айвенго сгинул не одну сотню лет назад вместе с Ричардом и монахом, и Робином Гудом.

– Так-то оно и есть, но я верю, сэр, что это не имеет никакого значения.

– Знаешь, я понятия не имею почему, но тоже верю. Мы друзья? – вопрос Данко адресовал Анне.

– Ты можешь считать нас своими друзьями, Данко.

– Данко? Что за имя такое? Это же как надо любить Горького…

– Но это твоя имя, милый, как ты можешь помнить содержания книг и их авторов, но не знать, как тебя зовут? Конечно, все, что произошло сегодня в академии ужасно. Как ты себя чувствуешь?

– Скверно… Мало того, меня зовут именем какого-то незнакомого типа, так еще и академия… Где это?

– Ба, да у него провалы!

– Альберт, какие еще провалы?

– Так памяти. Помнишь Давида, его семья уехала из блока в прошлом году, так вот, у его тети тоже они были.

– Еще и тетя Давида… Но похоже парень прав.

– Бедный мальчик, тебе нужно в медицинский департамент, хотя нет, нельзя. Мне страшно признаться, но тебе никуда нельзя. И еще у нас только час, чтобы тебе все рассказать. Вернется моя дочь…

– Не продолжайте, я понимаю, вы вдвоем, судя по всему, итак, добры ко мне больше, чем позволяют приличия. Я сейчас встану и пойду.

– Подожди. Ал, принеси нам всем чай и что-нибудь перекусить, а я пока все объясню.

Ал кивнул и побежал в кухонный отсек. По пути его догнал голос Данко – Был бы я Айвенго, точно взял бы тебя в оруженосцы, дружище! – Альберт счастливо улыбнулся. Он не мог знать, что еще очень долго не увидит так неожиданно обретенного первого старшего друга, впрочем, в альбертовом «world of words» слово never никогда не встречалось.

* * *

– Профессор Герман Гесин! Хотя уже не так. Мы лишили вас ученого звания. Итак, господин Герман Гесин, серьезность обвинений в ваш адрес вынуждает меня быть более настойчивым. Я снова повторяю, где может быть Данко К.?

– Ограничитель был ужасно раздражен. Официально, у него не было причин для преследования студента, пусть его социальная позиция и оставляла желать лучшего.

– Ваше молчание выглядит довольно глупо, поэтому еще раз повторяю вопрос: где может находиться сейчас Данко К.?

– Знаете, господин ограничитель, а вы звучите довольно глупо, поскольку я все уже рассказал вашим прислужникам, но если вы настаивайте, могу еще раз провозгласить это специально для вас: Я понятия не имею, где находится Данко К., который, кстати, даже не является больше моим студентом, так как я не являюсь профессором, поэтому нет никаких причин, чтобы я обладал такой информацией.

– А что это за выходка с тетей? Вы ее подстроили?

– Помилуйте, господин ограничитель. Как бы Вы того ни хотели, не все можно подстроить. Я не имел чести изучать личное дело Данко, но почему бы и нет? Может же у человека быть тетя? У Вас она есть, а господин ограничитель? – Герман ухмыльнулся в седую бородку, вспоминая спектакль Анны, он и она знали, что внешнеполитический департамент не рискнет связываться с международной тетушкой и не станет слишком усердствовать в поисках Данко.

– Хорошо, профессор, ой, простите, бывший профессор, задам другой вопрос, в лоб, так сказать, раз вы не хотите сотрудничать с законной властью.

– Я весь внимание, господин ограничитель!

– Проводили ли Вы с Данко К. какие-либо литературные эксперименты? – Гесин рассмеялся.

– Простите, господин ограничитель, я не понимаю, о чем вы, если речь идет о греческой поэзии, древних стихотворных размерах, то да, проводил, поскольку талантливым студентам необходимы подобные задания, но, к сожалению, не всякий студент талантлив. Хотя, возможно, у кого-то из них блестящее воображение, которое я не сумел разглядеть и отметить должным образом. Если так, то сожалею.

– Вы намекаете на моего племянника Марка? Его поведение тоже вызывает у меня вопросы. Нам еще предстоит его обсудить. Что до Вас, это не последняя наша беседа. А пока бывший профессор Гесин, вы пройдете обследование – медицинское и психологическое.

– С каких пор вольнодумца принимают за серийного убийцу?

– А ваши действия, господин бывший профессор, не чем не лучше. Вы смутили своими вредными идеями молодых людей, которых должны были воспитывать для последующей службы Социуму. Я лично ознакомлюсь с вашим обвинительным листом и приму участие в рассмотрении Вашего дела.

– Какая честь, а будет и рассмотрение?

– Не сомневайтесь.

– Едва ли человек без души способен что-то рассмотреть.