Солдат двух фронтов - Юрий Николаевич Папоров

дайханин чем не воин?» — рассуждал Таган и с первых же дней начал решительно действовать. Он мобилизовал все силы и бросил их на хлопок и овощи — испытанные им и хорошо знакомые сельскохозяйственные культуры.

Осенью, в конце ноября, председателя колхоза имени Жданова пригласили в Ашхабад на слет передовиков села. Домой Байрамдурдыев возвратился с удостоверением и значком «Отличник социалистического соревнования хлопкоробов».

В своем докладе Байрамдурдыев сообщил колхозникам, что теперь главная цель — добиться повышения личной ответственности каждого колхозника за порученный ему участок.

— Если говорить о нашем колхозе, то это в первую очередь относится к поливальщикам, — разъяснял Байрамдурдыев. — Есть у нас еще такие, что, пустив воду на делянку, уходят на другой ее конец и там спят до тех пор, пока вода не коснется их ног. Проснувшись, перекрывают воду, пускают ее на другую делянку и снова доказывают пословицу: «Хочешь узнать, кто ленив, пошли на полив».

— Правильно! Верно говоришь, башлык! — раздалось сразу несколько голосов из зала.

— Да снизойдет на твою голову благодать самого Хыдыра, Таган-джан, — громко сказал седобородый яшули, сидевший как почетный гость в первом ряду.

Таган посмотрел в сторону говорящего и продолжал:

— На слете также говорили и о том, что надо усилить борьбу с феодально-байскими пережитками: калым, насильственная выдача замуж несовершеннолетних девушек — ведь это бывает у нас. Вот я и предлагаю — пусть за это дело возьмутся яшули. К ним все станут прислушиваться. — И, не почувствовав реакции зала, сменил тему. — Товарищи, нам предстоит закрепить успех по хлопку. Для этого надо правильно использовать хлопко-люцерновый севооборот. Под пшеницу найдем новые земли. Отвоюем у песков! Ранней весной получим в МТС машины. Сроем ближайшие к полям барханы. Посеем арбузы ц дыни. Осенью разровняем площадки, а следующей весной на этих землях высеем пшеницу.

Зал молчал. Байрамдурдыев понимал, что не сразу колхозники могут поверить и принять его планы.

На первый взгляд, действительно, многие задачи казались неразрешимыми, но общий дружный труд победил, и сельхозартель имени Жданова стала одной из лучших в районе.

И снова общее собрание — теперь уже ждановцы просили Тагана Байрамдурдыева остаться у них, но Байрамдурдыев возвратился в родной колхоз.

* * *

Еще не везде цвели урюк и миндаль, лишь на солнечной стороне набухали тугие почки тутовника и винограда, а председатель колхоза «Большевик» в теплом халате, пушистом черном тельпеке, в сапогах ходил по полям и угодьям, которые не видел два года.

Хотелось, учитывая погодные условия и состояние земли, точно определить срок и своевременно начать впервые в колхозе посадку раннего картофеля, освоить способ правильного внесения под весеннюю вспашку суперфосфата. Это было новым, а многие колхозники относились к минеральным удобрениям осторожно, иные даже с опаской. И верно, дело сложное: точно не выполнишь агроинструкцию — толку мало, перестараешься — все сгорит. А надо было начинать.

Из-за тутовых деревьев, стоявших по обе стороны арыка, выехала грузовая автомашина, остановилась перед полем. Шофер вылез из кабины, подошел к Байрамдурдыеву.

— Башлык, в правление приехали люди, говорят — агротехники из района.

— Смотри какие! Я их к обеду ждал, а они пораньше приехали. Кто в правлении есть? Чаем угостят?

— Как же! Я вчера в Геок-Тепе ночевал. Сегодня утром конфеты в ларек привез.

В правлении, в жарко натопленной комнате бухгалтера, агротехник и его помощник допивали третий чайник. Байрамдурдыев поздоровался, присел, отхлебнул из поданной ему пиалы и сразу приступил к делу. Много вопросов надо было решить с ними. Предстояло вложить немалый труд, чтобы и это хозяйство стало передовым.

Байрамдурдыев с колхозниками «Большевика», используя науку и опыт передовиков республики, из года в год повышали свои обязательства. Доходы колхоза росли.

Близился к концу 1955 год. После заседания правления, на котором подвели годовые итоги, Таган возвращался домой в приподнятом настроении. Полы его халата развевались, ветер дул в лицо, а Таган пел. Ему было чему радоваться. Общий доход колхоза за последний год вырос вдвое, значительно увеличилось поголовье крупного рогатого скота, на выпасах гуляло уже более семи тысяч овец. Личные хозяйства колхозников тоже были в достатке.

В темноте Таган пнул ногой что-то мягкое, нагнулся, потрогал — то был каравай свежего чурека. Таган поднял хлеб и сошел с дороги в ближайший двор. Его облаяла огромная туркменская овчарка, но, признав, умолкла. Отдав подобранный хлеб хозяйке, которая появилась на крыльце добротного каменного дома, Таган снова вышел на дорогу; тут он вспомнил разговор, который состоялся у него с женой прошлой осенью.

В тот день Алтынджемал, как всегда, встретила его у порога дома. Тут же подала кундук[20] и полотенце. Не успел он переодеться, как жена уже расстелила сачак, принесла свежий чурек, сладости, поставила пиалу и чайник с горячим, только что заваренным зеленым чаем. Как только Таган отставил пиалу в сторону, Алтынджемал принесла полные миски дымящейся шурпы, бараньей ковурмы с картошкой, сюзьмы[21], потом угостила дыней, оставленной на зиму.

Таган чувствовал, что жена готовится к какому-то важному для нее разговору. Не потому, что испекла сегодня свежий чурек, хотя последний раз тамдыр дымился у них в доме только вчера, и угостила дыней. Он хорошо знал свою Алтынджемал, искренне любил ее и безошибочно угадывал, что ее что-то волнует. Как только Таган поблагодарил за еду, жена тут же присела рядом на корточки, подсунула мужу под бок подушку, чтобы ему было поудобней, и заговорила, явно начав издалека:

— Видела Токга-ханум. У отца ее зятя гости собирались. Все до одного яшули. О тебе много говорили. Хвалили. Народ тобой доволен. И в колхозе, и в районе.

— А чем ты недовольна, моя дорогая Алтынджемал? Скажи сразу. Я знаю, что «одна женщина хитрее сорока мужчин», но ведь я башлык, — улыбнулся Таган.

— То-то! Башлык, да только для других!

— Другим делай добро — оно и к тебе придет. Но я не понимаю, чего тебе не хватает?

— Ну как же, мой дорогой! Посмотри кругом — последний колхозник каменный дом строит, а мы в глинобитном живем.

— А, ты вон о чем! Но разве тебе тесно? Нам с тобой хорошо, и детям есть где жить…

— Ты вспомни своего отца, да будет ему земля пухом! Всю жизнь работал, но дом у него какой был…

— А ты вспомни Аяз-хана, моя дорогая. Мне никто никогда не скажет: «Смотри на чарыки свои, Аяз-хан!»[22] И потом, вспомни ты своего отца, и ему пусть земля будет пухом! За всю свою жизнь он ведь ни разу не надел незалатанного халата. А у